— И все же я думаю, что Калдор был пра…
Уилт допил свой четвертый стакан и пошел искать Еву. С него было достаточно. Его остановил окрик мужчины в поварском колпаке.
— Бургеры готовы. Подходите и берите.
Уилт, спотыкаясь, подошел и взял. Две сосиски, обгоревший бифбургер и кучка рубленой капусты на бумажной тарелке. Ни ножей ни вилок не было видно.
— Бедный Генри кажется таким одиноким, — сказала Салли. — Пойду-ка вдохну в него жизнь.
Она вышла в сад и взяла Уилта под руку.
— Вам так повезло с Евой. Она такая прелестная крошка.
— Ей тридцать пять, — пьяным голосом сказал Уилт. — Тридцать пять и ни днем меньше.
— Чудесно встретить человека, который говорит что думает, — сказала Салли и взяла кусочек бифбургера с его тарелки, — Гаскелл никогда ничего не говорит прямо. Люблю людей, стоящих на земле обеими ногами. — Она уселась на траву и усадила рядом с собой Уилта. — Полагаю, очень важно, чтобы два человека говорили друг другу правду, — продолжила она, отламывая еще кусочек бифбургера и засовывая его в рот Уилту. Она медленно облизала пальцы и посмотрела на него широко раскрытыми глазами. Уилт через силу прожевал кусок и наконец проглотил его. По вкусу кусок напоминал горелый фарш с привкусом французских духов. Или, может, целого букета.
— Почему два? — спросил он, уничтожая привкус во рту с помощью капусты.
— В каком смысле, почему два?
— Почему два человека? — сказал Уилт. — Почему важно, чтобы два человека говорили друг другу правду?
— Ну, я имела в виду…
— Почему не три? Или четыре? Или сто?
— У ста человек не может быть взаимоотношений. По крайней мере. интимных, — сказала Салли, — значимых.
— Я знаю не так уж много пар, способных на это, — сказал Уилт. Салли потрогала пальцем его капусту.
— Ну как же так? У вас с Евой все бывает по-настоящему.
— Довольно редко, — сказал Уилт. Салли засмеялась.
— О крошка, вы такая правдивая крошка, — сказала она. поднимаясь, чтобы принести еще две порции выпивки. Уилт посмотрел на свой стакан с сомнением. Похоже, он уже здорово набрался.
— Если я правдивая крошка, то какая крошка вы, крошка? — спросил он, стараясь, чтобы в последней «крошке» прозвучало не только презрение, но и нечто большее. Салли уютно прижалась к нему и зашептала на ухо.
— Я крошка, у которой есть тело, — сказала она.
— Это я вижу, — сказал Уилт. — И к тому же очень миленькое тельце.
— Это самое приятное из всего, что мне кто-либо когда-нибудь говорил, — сказала она.
— В этом случае, — заметил Уилт, схватив почерневшую сосиску, — у вас, вероятно, было тяжелое детство.
— Между прочим, так оно и было, — сказала Салли, отнимая у него сосиску. — Именно поэтому у меня сейчас такая большая потребность в любви. — Она засунула большую часть сосиски себе в рот, затем медленно вытащила ее и откусила кончик. Уилт покончил с капустой и запил ее прингшеймовским пуншем.
— Ну не ужасны ли они все? — спросила Салли, повернув голову на шум и смех в углу сада у жаровни.
Уилт тоже посмотрел.
— Между прочим, да, — сказал он. — А кто этот клоун в помочах?
— Это Гаскелл. Он так увлечен. Он обожает всякие игры. В Штатах он просто обожал кататься на подножке тепловоза и ходить на родео, а на прошлое Рождество он хотел нарядиться Дедом Морозом, отправиться к универмагу и там раздавать подарки. Конечно, никто ему этого не позволил.
— Это неудивительно, особенно если он отправился туда в этих помочах, — сказал Уилт. Салли расхохоталась.
— Вы, наверное. Овен, — сказала она. — У вас что на уме, то и на языке. — Она встала и потянула Уилта за собой. — Я хочу показать вам его игрушки. Это так забавно.
Уилт поставил тарелку, и они вошли в дом. На кухне Ева чистила апельсин для фруктового салата и беседовала с эфиопом об обряде обрезания. Эфиоп помогал ей резать бананы. В гостиной несколько пар энергично танцевали спина к спине под музыку 5-й симфонии Бетховена на скорости 78 оборотов.
— Бог мой, — сказал Уилт, увидав, как Салли вытащила бутылку водки из буфета. Они поднялись наверх и по небольшому коридорчику прошли в маленькую спальню, наполненную игрушками. На полу была разложена детская железная дорога, были там и боксерская груша, и огромный плюшевый медведь, и лошадь-качалка, и шлем пожарного, и надувная кукла в натуральную величину, как две капли воды похожая на настоящую женщину.
— Это Джуди, — представила ее Салли. — У нее самая настоящая п…а. Гаскелл просто помешан на пластике. — Уилт поморщился. — Это все его игрушки. Настоящий ребенок, только достигший половой зрелости.
Уилт оглядел комнату со всем ее содержимым и покачал головой.
— Такое впечатление, что он наверстывает упущенное в детстве, — заметил он.
— О Генри, вы такой проницательный, — сказала Салли, отвинчивая пробку с бутылки с водкой.
— Вовсе нет. Все и так чертовски очевидно.
— Нет, правда. Вы просто ужас какой скромный, вот и все. Скромный, робкий и мужественный. — Она отпила глоток из горлышка и передала бутылку Уилту. Он нерешительно отпил глоток и с трудом проглотил. Салли заперла дверь и уселась на кровать, потянув Уилта за собой.
— Трахни меня. Генри, крошка, — сказала она и задрала юбку. — Трахни меня так, лапочка, чтобы трусики слетели.
— Это будет непросто, — сказал Уилт.
— Да? А почему?
— Ну, во-первых, похоже, что на вас и нет трусиков, а потом, почему я должен это делать?
— Тебе нужен повод? Чтоб трахнуться?
— Да. — твердо сказал Уилт. — Нужен.
— Повод-довод. Чувствуй себя свободно. — Она притянула его и поцеловала. Чего-чего, а уж свободным Уилт себя точно не чувствовал. — Крошка, да не робей!
— Робей? — переспросил Уилт. — Это я робею?
— Конечно, ты робеешь. Ну ладно, я знаю у тебя маленький. Ева мне говорила…
— Маленький? Что вы имеете в виду под маленьким? — заорал Уилт в негодовании.
Салли подарила ему улыбку.
— Не имеет значения. Не имеет значения. Ничего не имеет значения. Только ты и я и…
— Очень даже имеет значение, — огрызнулся Уилт. — Моя жена сказала, что у меня маленький. Вот я покажу этой глупой сучке, у кого маленький. Я покажу…
— Покажи мне. Генри, крошка. Я обожаю маленькие. Ну, иди сюда, скорей.
— Это неправда, — пробормотал Уилт.
— Тогда докажи, любовь моя, — сказала Салли, прижимаясь к нему.
— Не буду, — сказал Уилт и встал.
Салли перестала извиваться и взглянула на него.
— Ты просто боишься, — заявила она. — Ты просто боишься быть свободным.
— Свободным? Свободным? — закричал Уилт, пытаясь открыть дверь. — Быть запертым с чужой женой в комнате, это, по-вашему, свобода? Шутить изволите.
Салли опустила юбку и села.
— Не хочешь?
— Не хочу, — ответил Уилт.
