— Я думаю, соски играют очень большую роль, — продолжила Салли. Две женщины за соседним столом расплатились и ушли.
— Наверное, — сказала Ева неуверенно. — От моих мне как-то было мало пользы.
— Разве? — удивилась Салли. — Это дело надо исправить.
— Не вижу, что здесь можно сделать, — сказала Ева. — Генри никогда не снимает пижаму, да и моя ночная рубашка мешает.
— Только не говорите мне, что вы спите одетыми. Бедняжка! Еще и ночная рубашка. Господи, как это унизительно для вас? Я хочу сказать, что все это типично для общества, где доминируют мужчины, все эти условности с одеждой. Вы, наверное, страдаете от йедостатка прикосновений. Гаскелл говорит, что это еще хуже, чем недостаток витаминов.
— Ну, Генри всегда приходит домой очень усталым, — сказала Ева. — Да и я все время чем-то занята и тоже устаю.
— Меня это ничуть не удивляет, — заметила Салли. — Гаскелл говорит, что усталость у мужчин является следствием их половой неуверенности. У Генри большой или маленький?
— По-разному, — сдавленно промолвила Ева. — Иногда большой, а иногда маленький.
— Я предпочитаю мужчин, у которых маленький, — сказала Салли. — Они так стараются.
Они допили кофе и вернулись к машине, обсуждая пенис Гаскелла и его теорию о том, что в сексуально недифференцированном обществе стимуляция сосков будет играть все возрастающую роль в развитии у мужа осознания его гермафродитной природы.
— Он об этом написал статью, — сказала Салли по дороге домой. — Она называется «Мужчина в роли матери». Ее в прошлом году напечатали в журнале, издаваемом Обществом по изучению недифференцированного секса в Канзасе. Джи делал для них исследование поведения животных. Там же он писал свою диссертацию о смене половых ролей у крыс.
— Наверное, это очень интересно, — сказала Ева неуверенно. Все это впечатляло и, конечно, редкие статьи Генри о слушателях дневного отделения в квартальном журнале «Гуманитарные науки» не могли идти ни в какое сравнение с монографиями д-ра Прингшейма.
— Право, я не знаю. По сути дела, все очевидно. Если вы надолго поместите в одну клетку двух самцов крыс, то рано или поздно у одного из них обязательно разовьются активные тенденции, а у другого пассивные, — устало сказала Салли. — Но Гаскелл просто осатанел. Он считал, что они должны меняться ролями. Джи, он такой. Я ему сказала, что все это глупо. Я сказала: Лжи, радость моя, крысы по сути недифференцированны. Они же не могут делать собственный экзистенциальный выбор'. И знаете, что он ответил? «Крысы — это парадигма, крошка. Если ты это запомнишь, ты все поймешь правильно. Крысы — это парадигма». Что вы на это скажете?
— По-моему, крысы просто отвратительны, — сказала Ева не подумав. Салли рассмеялась и положила руку ей на колено.
— О Ева, солнышко, — пробормотала она, — вы такая очаровательно приземленная. Нет, я не повезу вас домой. Мы поедем ко мне, выпьем и пообедаем. Я жуть как хочу посмотреть на вас в этой лимонной пижаме.
И они повернули в сторону Росситер Глоув.
Если крысы были парадигмой для д-ра Прингшейма, то наборщики из 3-й группы были парадигмой для Генри Уилта, правда, несколько иного сорта. Они сконцентрировали в себе все самое трудное, грубое и кровожадное, что было спецификой дневного отделения, и, более того, эти поганцы считали себя грамотными, поскольку умели читать, а Вольтера идиотом, потому что он заставлял Кандида все делать не так. Занятия в этой группе шли после медсестер и перед перерывом и будили все самое худшее в Уилте. По-видимому, они будили все самое худшее и в Сесиле Уильямсе, которого Уилт вынужден был заменять.
— Он уже вторую неделю болеет, — сказали Уилту ученики.
— Ничего удивительного, — отозвался Уилт. — От вас любой заболеет.
— У нас был один дядька, так он отравился газом. Его звали Пинкертон. Он вел у нас семестр и заставлял читать эту книгу, ну, «Джуд Незаметный»2. Ничего книжечка. Про этого убогого Джуда.
— Я знаю, — заметил Уилт.
— В следующем семестре старичок Пинки не объявился. Он проехал немножко вниз по реке, одел шланг на выхлопную трубу и отравился.
— Я его понимаю, — сказал Уилт.
— Как же так? Он ведь должен был показывать нам пример.
Уилт мрачно разглядывал класс.
— Я убежден, что именно это он и имел в виду, когда покончил с собой. Ну, а теперь займитесь делом и тихонько почитайте, поешьте и покурите так, чтобы никто из административного корпуса не заметил. Мне тут надо кое-что сделать.
— Сделать? Как будто вы знаете, что такое настоящее дело. Вы только и умеете, что сидеть и читать. Это что, по-вашему, работа? Пусть меня застрелят, если это работа, а вы еще и деньги за это получаете…
— Заткнись, — сказал Уилт с неожиданной яростью. — Заткни свою дурацкую пасть.
— Кто это мне указывает? — спросил наборщик.
Уилт хотел сдержаться, но не смог справиться с собой. Этот класс наборщиков был невероятно нагл и самонадеян.
— Я, — заорал он.
— Вы и кто еще? Вы один и мышь не сможете заставить заткнуться, даже если будете этим заниматься весь день.
Уилт поднялся.
— Ах ты. засранец поганый! Ах ты, грязный, сопливый…
— Должен сказать, Генри, что ожидал от вас большей выдержки, — говорил заведующий гуманитарным отделением час спустя, когда кровь из носа Уилта уже перестала идти, а медсестра заклеила ему бровь лейкопластырем.
— Ну, это вообще не мой класс, они меня достали, насмехаясь над самоубийством Пинкертона. Этого бы не произошло, если бы Уильяме не заболел, — объяснил Уилт. — Как у него занятия в группе наборщиков, так он заболевает.
Мистер Моррис уныло покачал головой.
— Мне безразлично, кто они. Просто нельзя допустить, чтобы вы набрасывались на учащихся с кулаками.
— Я? На учащихся? Да я пальцем…
— Ладно, ладно, но ведь вы употребляли оскорбительные выражения. Боб Фенуик вел занятия в соседнем классе, и он слышал, что вы обозвали этого Аллисона поганым засранцем и придурком с грязным умишком. Стоит ли удивляться, что он вас ударил?
— Наверное, вы правы, — сказал Уилт. — Я не должен был выходить из себя. Мне очень жаль.
— Давайте обо всем забудем, — сказал мистер Моррис. — Но запомните, что, если вы хотите получить старшего преподавателя, не стоит оставлять пятна крови на журнале после драки с учащимися.
— Да не дрался я с ним, — сказал Уилт. — Он меня ударил.
— Будем надеяться, что он не пойдет в полицию и не обвинит вас в нападении на него. Только такой рекламы нам не хватало.
— Снимите меня с этой группы, — попросил Уилт. — Я сыт этим зверьем по горло.
Уилт прошел по коридору в учительскую, взял пальто и портфель. Ему казалось, что его нос увеличился вдвое, а бровь ужасно болела. По дороге к машине он встретил нескольких коллег, но никто не поинтересовался, что с ним случилось. Он вышел из училища незамеченным и сел в машину. Закрыв дверцу, Уилт несколько минут сидел, наблюдая, как рабочие забивают сваи под фундамент нового корпуса.