Странно. Когда Уилты дома. тихо там не бывает.
— Машина-то на месте? — спросил Роджер.
Оператор повернулся к монитору.
— Никаких сигналов, — пробормотал он и покрутил антенну. — Наверно, под шумок сняли передатчики.
Инспектора чуть удар не хватил.
— Ах ты раздолбай! — завизжал он. — Ты что же за машиной не следил?
— Я вам что — осьминог с ушами? — вскинулся оператор. — Мало мне идиотских микрофонов, которыми вы нашпиговали весь дом, так еще и за двумя передатчиками следи! И нечего меня раздолбаем обзывать!
Не успел Роджер задать ему хорошую выволочку, как сержант Ранк воскликнул:
— Есть! Слабый сигнал. Машина в десяти милях отсюда.
— Куда она едет? — всполошился Роджер.
— Опять на восток. В Бэконхит.
— За ним! Ну теперь ему, паскуде, домой не вернуться: будем брать. Обложу долбанную базу так, что мышь не проскочит. Сдохну, а обложу!
Ева уверенно вела машину по направлению к базе. В ней говорил гнев, однако Ева этого уже не замечала. Она не представляла, что станет делать на базе, но твердо решила любыми путями узнать правду и вернуть мужа. Надо будет поджечь машину или улечься нагишом на шоссе возле ворот — Ева пойдет и на это. Пусть все узнают.
Мэвис чуть ли не впервые поддержала ее и даже обещала подмогу. Она бросила клич среди членов движения «Матери против бомбы», сколотила команду, в которой оказались не только матери, но и бабушки, взяла напрокат автофургон, обзвонила лондонские газеты, Би-би-си, местное телевидение — короче, позаботилась, чтобы пресса раструбила о затеваемой демонстрации до всему свету.
— Это позволит нам обратить внимание мировой общественности на агрессивный характер капиталистического военно-промышленного комплекса, который подчинил своим интересам политику всех стран, — объявила Мэвис.
Ева весьма смутно догадывалась, о чем идет речь. Она только поняла, что «это», с которого Мэвис начала фразу, — не кто иной, как Уилт. Да Бог с ними, со словами, главное — поступки. И пусть Мэвис проводит свою демонстрацию, а Ева тем временем тишком проскользнет на базу. А не пустят — попытается сделать так, чтобы имя Генри Уилта услышали миллионы телезрителей, которые смотрят вечерние новости.
— Будьте умницами, — наставляла она близняшек, подъезжая к воротам базы. — Слушайтесь мамочку, и все будет хорошо.
— Если папа действительно сидит у американской тети. ничего хорошего не будет, — возразила Джозефнна.
— Не сидит, — поправила Пенелопа, — а дрючит американскую тетю.
Ева резко затормозила и, повернувшись к близняшкам, свирепо уставилась на них.
— Кто это сказал?
— Мэвис Мотти, — ответила Пенелопа — Она все время рассказывает, кто кого дрючит.
Ева тяжело вздохнула. Детей в школе для умственно одаренных старательно приучали выражать свои мысли взрослым языком, но Еве казалось, что порой близняшки безбожно злоупотребляют этим навыком. Как, например, сейчас.
— Что рассказывает Мэвис, меня не интересует, — отрезала Ева. — А про американскую тетю — это неправда. Просто ваш отец снова наделал глупостей. Еще неизвестно, что с ним случилось. Мы для того и приехали, чтобы выяснить. Ну, ведите себя прилично и…
— А если неизвестно, что с ним случилось, откуда ты знаешь, что он наделал глупостей? — поинтересовалась Саманта, которая во всем доискивалась логики.
— Закрой рот, — сказала Ева и снова завела машину.
Близняшки на заднем сиденье умолкли и прикинулись паиньками. Это была одна видимость. Собираясь в путь, крошки опять блеснули буйной изобретательностью. Эммелина вооружилась несколькими шляпными булавками, оставшимися после матери Уилта. Пенелопа наполнила пару велосипедных насосов нашатырным спиртом и залепила отверстия жевательной резинкой. Саманта расколотила все глиняные копилки и накупила столько перца, что у продавца глаза на лоб полезли. А Джозефина стянула с магнитной доски в кухне самые крупные ножи с самыми острыми концами. Короче говоря, крошки радостно предвкушали, как разделаются с охраной: чем больше охранников подвернется, тем лучше. Боялись они только одного — что визит на базу обойдется без приключений. Их страхи почти оправдались.
Машина остановилась у ворот. Подошел часовой. Сегодня база уже не выглядела, как осажденная крепость; полковник Эрвин отменил чрезвычайное положение и позаботился, чтобы жизнь на базе шла по заведенному распорядку. Бочки с цементным раствором были убраны с проезжей части, а офицер охраны у ворот территории для гражданских лиц получил указание обращаться с посетительницами повежливее: дородная англичанка с перманентом и орава девчонок не представляют серьезной опасности для ВВС США.
— Проезжайте и поставьте машину вон там, — предложил офицер. — Я сию секунду свяжусь с отделом образования.
О капитане Клодиак он решил яа этот раз не упоминать.
Ева проехала за шлагбаум и припарковала машину. Вопреки ее ожиданиям, попасть на базу оказалось легче легкого. Еву даже взяло сомнение: а не ошиблась ли она? Может, Генри тут нет? Но сомнения быстро рассеялись. Передатчики в машине снова дали о себе знать, и едва Ева успела вновь пообещать дочкам, что все будет хорошо, как из караулки появились лейтенант и два вооруженных охранника.
— Простите, мэм, — сказал лейтенант. — Пройдите, пожалуйста, со мной.
— Зачем?
— У нас так положено.
Ева с недоумением взглянула на него и задумалась. Она с самого начала ждала нападения и была готова дать отпор. Хотя слова «пройдите со мной» и «так положено» были произнесены очень любезным тоном, Еве почудилась угроза. И все-таки она открыла дверь и вылезла из машины.
— Дети тоже, — велел лейтенант. — Все выходите.
— Не трогайте девочек, — встревожилась Ева. Она поняла, что попала в ловушку.
Близняшки только того и ждали. Как только лейтенант протянул руку, чтобы открыть дверь машины, Пенелопа высунула из окна велосипедный насос, а Джозефина выставила нож. Лейтенант не напоролся на нож только благодаря Еве, которая ухватила его за руку и потащила от машины. В тот же миг ударила струя нашатырного спирта. Двое охранников бросились на Еву. Лейтенант в мокром мундире, задыхаясь от аммиачного запаха, кинулся в караульное помещение. Вслед ему летел детский смех, но лейтенанту он казался адским хохотом. Лейтенант ввалился в караулку и включил сигнал тревоги.
Заслышав вой сирен, полковник Эрвин заметил:
— Видно, у нас опять неприятности.
— У вас, — уточнил Уилт. — У меня своих неприятностей хоть отбавляй. Я бог знает сколько дней торчу на базе. Как, скажите на милость, объяснить жене, где я все это время пропадал?
Полковник уже звонил в караулку. Выслушав доклад лейтенанта, он повернулся к Уилту.
— Ваша жена — это такая толстушка, мать четырех детей?
— В общем-то, вы описали ее довольно точно. Но, между нами, называть ее «толстушкой» в лицо я бы не советовал. А почему вы спрашиваете?
— Потому что ваша семейка штурмует главные ворота, — ответил полковник и снова прижал трубку к уху. — Не пускайте… Что значит — не можете? Она не… О Господи!.. Ладно, ладно. Да заткните вы чертовы сирены!
Повисла пауза. Полковник отвел трубку в сторону и уставился на Уилта. Сирены умолкли, и из трубки явственно доносились вопли Евы:
— Верните мне мужа! Но-но, убери свои грязные лапы? А ну прочь от девочек, а не то…
