корабля. Этот парень заслужил смерть — он обманул нас, не желая платить. Второй думал, что мы убьем и его; он оставил руль и прыгнул в воду при штормовой погоде. Мы управились сами. Лодка много раз наполнялась водой, мы натыкались на скалы и спаслись только чудом. Готов поклясться, что все это — правда.
— Это правда, — подтвердили двое остальных. — Мы все решили, что этого парня следует убить. А твое мнение, Бабочка?
— Мое положение не позволяет мне судить.
— Но что сделал бы ты на нашем месте? — заупрямился бретонец.
— Об этом надо подумать. Чтобы быть справедливым, надо было присутствовать в тот момент. Иначе трудно найти истину.
Кложе говорит:
— Я убил бы его, потому что такая ложь могла стоить жизни всем остальным.
— Хорошо, не будем об этом больше говорить. Мне кажется, страх до сих пор не оставил вас, и в море вы из-за отсутствия выбора, верно?
— Да, — ответили они хором.
— Здесь никто не дает выхода своему страху. Тот, кто боится, пусть заткнет глотку. Лодка у нас хорошая, она себя показала.
Мы курим и пьем кофе. Перед отплытием хорошо поели, следующий раз решили есть только утром.
Сегодня 9 декабря 1933 года. Побег начался сорок два дня назад в бронированной палате госпиталя Сен-Лорина. Я приобрел три ценные вещи: водонепроницаемые часы, купленные в Тринидаде, настоящий компас в двойной коробке и темные солнечные очки. Кложе и Матурет купили себе по фуражке с козырьком. Два дня проходят без происшествий, если не считать наших встреч с дельфинами. Их игра с нашей лодкой заставляет нас время от времени покрываться испариной. Трое дельфинов, например, строились в виде треугольника — один в голове и двое позади него, и с сумасшедшей скоростью неслись на нас. Достигая лодки, они ныряли, а потом всплывали, справа или слева. Был сильный ветер, и мы плыли на всех парусах, но они были намного проворнее нас. Эта игра, которая длилась часами, буквально сводила нас с ума. Малейшая ошибка в их расчетах — и они перевернули бы нас! Трое новеньких не сказали ни слова, но достаточно было видеть их перекошенные от страха лица! На четвертую ночь разыгрался ужасный шторм. Самое страшное было то, что волны шли с разных сторон и часто сталкивались. Никто не раскрыл рта, кроме Кложе, который время от времени кричал мне:
— Двигай, дружище! Оседлай эту, как и остальные!
— Берегись волны, которая идет из-за спины!
Это было редкостное зрелище: волны иногда приходили одновременно с трех сторон. Они клокотали и пенились. Лодка была наполнена водой, и пятеро с котелками и жестянками беспрестанно опорожняли лодку. Благодаря их стараниям, она ни разу не наполнилась больше чем на четверть, и серьезной опасности потонуть не возникало.
Когда шторм утихомирился, мы приветствовали солнце, которое светило вовсю. Прежде всего — кофе. Горячий кофе «Настелла» с молоком, крекинги, твердые, как камень, но очень вкусные, если окунуть их в кофе. Ночная схватка с бурей меня доконала и, несмотря на то, что ветер все еще силен и волны довольно высокие, я прошу Матурета сменить меня. Я хочу спать. Через десять минут Матурет сделал грубый просчет, и лодка на три четверти наполнилась водой. Все плывет: жестянки, печь, одеяла… Я подхожу к рулю — вода доходит мне до пояса — и успеваю в последний момент увернуться от новой волны, которая идет прямо на нас. Поворотом руля я вывожу лодку на хвост волны, и она с силой толкает нас на расстояние в двадцать метров. Все снова опорожняют лодку. Самый большой котелок у Матурета, с его помощью за один раз за борт выливается пятнадцать литров воды. Должен признать, что наши новички показали себя с неплохой стороны, а бретонец по собственной инициативе даже перекатил бочку с водой через борт, чтобы облегчить лодку.
Через два часа все просохло, но мы потеряли одеяла, примус, печь, мешки с углем, флакон с бензином и бочку с водой. Через некоторое время я обнаруживаю, что волны унесли мой чемодан, а также два плаща из трех. Буквально на самом краю лодки мы нашли две бутылки рома. Весь табак либо пропал, либо промок, а бумага исчезла вместе с коробками. Я говорю:
— Ребята, прежде всего глотнем немного хорошего рома, а потом откроем ящик с консервами и посмотрим, на что мы можем рассчитывать. Фруктовый сок? Хорошо. Коробки бисквитов. Опорожните одну — в ней будем разводить огонь. Консервы положим на край лодки, а из досок ящика разведем огонь. Опасность позади, но каждый должен вести себя как мужчина. С этого момента пусть никто не говорит: «Хочу пить», «Я голоден», «Мне хочется курить». Согласны?
— Да, Пэпи, согласны.
Ветер заметно ослабел, и это позволило нам заняться приготовлением супа из мясных консервов. Этим супом и солдатскими сухарями нам удалось утолить голод до завтрашнего утра. Приготовили немного зеленого чая, а в нетронутом влагой ящике обнаружили картонку с сигаретами. Здесь — 24 коробки по восемь сигарет в каждой. Пятеро моих спутников решают, что курить должен только я, чтобы не заснуть за рулем. Прошло шесть суток, но мне еще ни разу не удавалось поспать. Ночь, наконец, выдалась на редкость спокойной, и я проспал почти пять часов. В 10 часов ночи я проснулся. Тихо. Я нахожу ломоть хлеба из соевой муки и несколько копченых сосисок. Очень вкусно. Чай остыл, но это ничего. Я курю и жду, когда появится ветер. Полярная звезда светит вовсю, и только Южный Крест превосходит ее своей яркостью. Ясно видны Большая и Малая Медведицы. Нет ни облачка, и полная луна бродит среди звезд. Бретонец дрожит от холода. Он потерял свою фуфайку и спит в одной рубашке. Я дал ему свой плащ. Начинаем атаку на седьмой день.
— Мужики, Кюрасао недалеко. У меня впечатление, что мы здорово отклонились на север и потому теперь будем плыть только на запад. К Нидерландским Антильским островам мы не должны приближаться.
— Мы полагаемся на тебя, Бабочка, — сказал бретонец.
— Да, мы полагаемся на тебя, — повторяют они все хором. — Делай как находишь нужным.
— Спасибо за доверие.
Всю ночь мы ждем ветра, но только в 4 утра появляется бриз, который сдвигает нас с места. К утру бриз усиливается и на протяжении последующих тридцати шести часов он достаточно силен, чтобы двигать нас в нужном направлении и с достаточной скоростью. Волны не велики и не причиняют нам вреда.
Кюрасао
Чайки. Сначала мы услышали их крики — была ночь, а потом увидели и их самих, кружащих над лодкой. Одна из них опустилась на мачту, взмыла вверх и снова опустилась. Это продолжалось более трех часов — до появления первых лучей солнца. На горизонте не видно ничего, что говорило бы о близости суши. Откуда же, черт побери, взялись чайки? Мы все глаза проглядели, но так и не обнаружили ни одного, даже малейшего, признака суши. С заходом солнца поднимается полная луна, и ее тропический блеск больно режет глаза — во время шторма я потерял солнечные очки и фуражку с козырьком. В 8 часов вечера далеко на горизонте появляется черная полоска.
— Это суша, я в этом уверен, — говорю я первым.
— Да.
Все говорят, что и они видят черную полоску, которая должна быть сушей. Всю ночь я стою на вахте, направляя лодку ко все заостряющейся тени. Прибываем. Сильный ветер и послушные волны гонят нас к берегу. Нет никаких признаков, по которым мы могли бы угадать, что представляет из себя берег: скалы или песок. Я ничего не различаю, кроме цепочки огней, непрерывной вначале и беспорядочной вдалеке. Мы приближаемся, и я бросаю якорь в километре от берега. Паруса спущены и сложены, а нас качает из стороны в сторону. В таком неудобном, хотя и безопасном, положении мы могли подождать до утра, если бы вдруг не вырвало якорь. Мы поднимаем дополнительные паруса, но, несмотря на все мои усилия, волны
