от нее отгородиться. Впрочем, судя по моей реакции (и не только моей), можно сделать вывод: недостаточно стараемся! Не исключено, что только делаем вид, будто стараемся... Кто нам мешал, скажем, добираться до ледника собственными ногами, а не лететь на самолете? А мы, между прочим, тем самым упустили интереснейшую альпинистскую возможность: преодолеть самый большой в мире перепад высоты — пять километров! Но мы этого не сделали, поскольку уже давно сложилась традиция: восходителей на ледник доставляют самолеты. Подъем на вершину начинается с высоты две с половиной тысячи метров. Словом, главный принцип альпинизма: первородный способ покорения вершин, восхождения без использования механизмов — оказался не таким уже незыблемым.
...Необычно долго длятся сборы. Холодно. Пальцы шевелятся с трудом. Надеть на себя обувь — целая история. Много времени занимает приготовление пищи. Увы! Снег тает гораздо медленней, чем наши запасы бензина. Прежде чем станет водой, он, снег, сожрет уйму горючего.
Когда начинающие альпинисты спрашивают у меня «Что труднее — технические восхождения или высотные?» — я, как и положено, говорю: и то и другое по своему трудно. Так, наверное, и следует ориентировать новичков. Самому же мне казалось сейчас, что, работая на скальном куске гребня, я отдыхаю. «Это прогулка! — говорил я себе. — Приеду домой, пойду по отрогам кавказских хребтов». Глаз то и дело натыкался на продолжение скального острия — протяженные участки плешивого льда, к которым приближал меня каждый пройденный шаг.
Вот они, «ягодки»! Не поймешь: лед это или какие-то незнакомые кварцевые отложения? Разве что искры не летят из-под «кошек»! Впрочем, мне знаком такой — или почти такой — по незабвенной зимней Ушбе. Мог ли я тогда думать, что она станет прелюдией к легендарной Мак-Кинли?! Сейчас я порадовался, что там, на Кассине, есть Эдик Мысловский, прошедший вместе со мной ушбинскую школу.
Снова изнурительная работа молотком — сотни ударов по крюку. Снова летящие вниз плоские, блюдцеобразные сколы льда... Отсюда хорошо можно рассмотреть группу японцев. Левее нас, словно насекомые на хребте огромного белого животного, копошатся люди. Они уже неделю трудятся здесь в поте лица, обрабатывают скалы и успели навесить метров четыреста перильной веревки. А мы обходимся без перил, поскольку движемся самостоятельными двойками...
Японцы фундаментально относятся к этому восхождению. И не только они. Их тактика — суть традиционного взгляда на эту гору. Мы хотим доказать — и себе и другим, — что ее можно пройти легким, изящным стилем. Позднее выяснилось: знатоки истории штурмов Мак-Кинли не считали нашу затею бредом сумасшедших. Несколько лет назад тем же способом сюда поднялась двойка англичан, покорившая перед тем Эверест. Однако люди, знакомые с этим фактом, решили, что англичане проскочили случайно! Теперь, если наш поход закончится благополучно, альпинистский мир поймет: подобный стиль правомерен. Я, правда, не убежден в полезности такого переосмысления, ибо далеко не все, кто захочет повторить сей пример, будут иметь опыт взятия Эвереста или хотя бы зимней Ушбы...
Пройдено наконец тяжелое скально-ледовое ребро. Мы выходим на небольшую ровную площадку, на то самое место, где погостила на Олеговом плече полузамерзшая птичка. Дальше острый ледовый гребень. Но на него еще надо попасть. Вот этот-то проход, маленький семиметровый отрезок, и наводит нас на мысли, которых, полагаю, за свою практику не миновал ни один альпинист, но которые никогда еще никого не украсили. Перед нами ключевой участок маршрута — тот самый, что заставил повернуть двойку канадцев. Нам захотелось немедленно последовать их примеру...
Зеркальная грань голубоватого льда, твердостью уступавшая разве что бронированному стеклу, взмывала вверх под углом около семидесяти градусов! Мы смотрели в глаза друг другу и видели, как отступает внезапно захлестнувшая каждого волна малодушия.
— У нас с Алексеем титановые «кошки», — произнес Сережа Ефимов, — попробую пройти.
Коротким, но сильным точным ударом он врубил клюв ледоруба, потом потянул его на себя — держит!
— Это хорошо, что лед крепкий! — неожиданно весело сказал он. Р-раз! — вонзились в прозрачную гладь остро заточенные передние зубья левой «кошки». Два! — зацепился ледовый молоток. Три! — правая «кошка» сколола кусок льда и скользнула вниз. Но это не страшно. Еще один удар, чуть повыше, дал правой ноге хорошую спору.
Метр пройден. Но главное — Сергей почувствовал лед. Почувствовал, как музыкант, взявшийся за чужой инструмент, поигравший на нем несколько минут, начинает чувствовать гриф или мундштук.
Следующий такт. Мастерски точная работа «кошками», ледорубом, молотком поднимает Ефимова еще на метр. В наших глазах он поднимается значительно выше. Забыв, где мы, что под нами и что еще предстоит пройти, словно цирковые зрители, любуемся захватывающим номером. Адова стенка пройдена без единого промаха! За несколько минут. Нам проще. Нам сброшена закрепленная наверху веревка. Теперь этот участок не проблема для группы. В десять часов вечера на высоте 4120 метров мы расположились на отдых. Двенадцать часов непрерывной работы продвинули нас на вертикаль в 550 метров. Не густо... если не учитывать характер рельефа.
Я долго не мог заснуть. Ворочался и Олег. Он включил фонарик, чтобы посмотреть время. И вдруг спросил:
— Володя, на какой мы высоте?
— А сам не знаешь?! Четыре тысячи сто двадцать.
— Вот и нет. Четыре сто восемьдесят!
— Не болтай. Перед тем как ставить палатки, показания прибора видел не я один...
— На-ка глянь на альтиметр.
Я взял прибор и увидел на нем цифру, которую назвал Борисенок. Выходило, что, лежа в палатке, мы пробили еще шестьдесят метров. Сей эффект в изумление нас не поверг. Он нам знаком. Сильно упало давление — до той величины, которая при нормальных условиях должна быть на шестьдесят метров выше. Альтиметр тут же показал эту разницу. Я еще раз подумал, что мы слишком прямолинейно, однозначно относимся к оценке маршрутов. Один и тот же путь в разное время может иметь разные, далеко отстоящие друг от друга степени сложности. Даже высота, номинально оставаясь всегда величиной постоянной, фактически, по объективным условиям, переживаемым организмом, может весьма ощутимо вырасти. Хорошо было бы ввести некий погодный коэффициент.
На другой день погода дважды менялась. С утра даже пробилось солнышко. Но ненадолго. Во второй половине дня — снова облачность, резкий ветер, видимость очень низкая К тому же усиливается крутизна склона. И все же при всех этих условиях мы прошли очень много — подскочили на 1100 метров! В этот день порадовали нас и Эдик с Валентином. На радиосвязи они сообщили, что до выхода из кулуара им осталось три веревки. А в этом кулуаре вся, как говорят, соль маршрута Кассина. Дальше их путь достаточно прост.
Это было 26 мая. А 27-го... И впрямь: за все надо платить! Вчера мы, видимо, сильно перерасходовали отведенный нам природой дневной лимит сил, взяв в долг у сегодняшнего дня. Но прошедшее время по счетам будущего не платит — может быть лишь наоборот, и теперь мы еле волочимся по широкому, окаймленному скальными бастионами кулуару. Возможно, сказывается высота, хотя до традиционной кризисной отметки, что ощущают восходители в начале седьмой тысячи, оставалось еще немало. Но это Мак-Кинли! Географическая широта, я думаю, повышает ее рост минимум на полтора километра. Болела голова. Рюкзак — и в самом деле тяжелый — казался свинцовым. Ужасно ныли ноги скованные «кошками», которые мы не снимали уже третий день. Был момент, когда в группе послышались реплики, содержащие в себе намеки на необходимость в немедленном спуске. Честно говоря, они были близки моему сердцу. Казалось, если напрячь остаток воли, можно сделать еще с десяток шагов вверх, но не более. Мы вышагивали этот десяток, потом еще десяток, еще. Я точно знал: скажи я сейчас, мол, хватит, ребята разворачиваемся и двигаем вниз, и мне в один голос ответят: погоди, Володя, давай попробуем еще немного... Нет, никто из них не повернет! Просто... на высоте иногда охота покапризничать перед самим собой.
В этот день мы все-таки продвинулись на 730 метров вышли на высоту 5940 и разбили бивак в двухстах пятидесяти метрах от вершины. 28 мая — самые долгие сборы за все восхождение. Дважды выкидывали примус в снег — вспыхивал бензин. Примус виноват или руки? Думаю, что руки — неуклюжие, нечувствительные, с плохо гнущимися пальцами. Вышли только в двенадцать часов.
Вот она, вершина! Совсем рядом. Мнится, будто взять можно в одни момент. Нужно только посильней
