— Работали! — ответил Мялик так же просто.
— И это все?
— А что еще? Ну, еще скажу, что совсем недавно на этом участке был шор…
— Вы слышали, что он говорит? — поворачиваясь к своим, произнес комсорг таким тоном, как будто услышал самую чудовищную ересь. А потом опять — к бригадиру: — Ну, и загибаешь ты? Кто же тебе поверит, что на шоре можно вырастить такой урожай?
— Нет. Он правду говорит, — подтвердил башлык. — Шор на этом месте действительно был. Но мы его, как видите, уничтожили.
— Говорят, и вы тут руку приложили? — обращаясь к Бегенчу, заметил Аман.
— Было такое. Но главное сделал вот он, Мяликмухаммед и его бригада.
Пока между башлыками шел разговор, Мяликмухаммед нарвал огурцов и раздал гостям.
— А теперь попробуйте их на вкус, — предложил он.
Все с удовольствием приняли этот дар и дружно захрумкали. При этом один кизылкалинец шутя спросил бригадира, не мед ли он добавляет в почву?
— Зачем же мед? Навоз добавляем! — на шутку гостя ответил Мялик. — А что?
— Да вкусно очень!..
— Так и должно быть.
Бегенч повернулся к членам проверочной бригады и попросил пройти к томатному полю. Все свернули на узкую тропинку, протоптанную среди лебеды и верблюжьей колючки. Опять они шагали рядом, впереди, два друга, два председателя, а за ними — остальные. Между прочим, Бегенч сообщил Корпяеву, что бригада Мялика до того, как перешла под его начало, была самая слабая в колхозе.
— А теперь творит чудеса? — с живостью спросил Аман.
— Да. Теперь — лучшая.
…После того, как гости побывали на огуречном поле, их казалось уж ничем нельзя было удивить. Но то, что им открылось на томатном, просто ошеломило. Они долго не могли оторвать взгляда от густых темно-зеленых рядов крепких ухоженных растений. Ни одного вершка, да что там вершка! — ни одного миллиметра пустующей земли! Все поле было усеяно плодами, цвело. И ясно было, что люди, вырастившие такой урожай, все отдали полю: вдохновение, всю нежность и любовь, все думы свои, заботы, надежды и терпенье. Такая работа была сродни искусству — самому высокому и благородному. И чуткая земля отозвалась на это изумительной щедростью и красотой.
Гости побывали потом во многих бригадах, видели много прекрасных полей, но такого, как у Мяликмухаммеда, не встретили нигде.
Мялик давно понял, что строгость и доброта — хорошие качества. Но руководителю и специалисту этого явно недостаточно. Обладая только ими, Аймедов вряд ли стал бы знатным овощеводом и завоевал такую широкую популярность. Он рано понял, что в любом деле, чтобы быть впереди, лучше других, надо учиться, перенимать передовой опыт.
И он учился. Все равно у кого: у своих, в колхозе, у соседей, в Москве на Выставке достижений. Расстояния его не смущали — ради новшества или нового, перспективного сорта он готов был отправиться куда угодно! В составе советской делегации Мялик побывал даже в Болгарии. И там, куда бы ни приезжал, он покорял всех своей веселостью, добрым общительным нравом, но больше всего — неутомимым интересом к делам и достижениям местных овощеводов, селекционеров, ученых. Он быстро сближался с людьми, слушал рассказы специалистов, задавал много вопросов, стараясь как можно глубже вникнуть в суть дела, вел дневник.
Но кроме записей и ярких впечатлений о Болгарии Мялик надеялся привезти домой семена самых урожайных сортов овощей, годных для выращивания в знойном климате Туркмении.
И тут не обошлось без курьеза.
В одном из болгарских хозяйств нашу делегацию познакомили с великолепным сортом поздней капусты. Хозяева так расхваливали ее, говорили о ней с таким восторгом, как будто это было не растение, а какое-то живое чудо. А хвалили ее за то, что она давала высокие урожаи и была устойчива против болезней. И все же главное ее достоинство заключалось в замечательном вкусе. По свидетельству болгарских овощеводов, эта капуста хороша была во всех видах: и в сыром, и вареном, и квашеном. Особенно ее хвалила молодой агроном — изящная, с черными блестящими глазами, смуглянка. Дождавшись, когда она закончит свой рассказ, Мялик через переводчика спросил:
— Кто же создал такой удивительный сорт?
Агроном почему-то смутилась и, понизив голос, ответила:
— Ваши соседи.
— Соседи? Какие же? У нас их много.
— А которые живут на западном берегу Каспия.
— Азербайджанцы?
— Они самые! — радостно воскликнула болгарка, видимо, надеясь на ответный восторг гостя из Туркмении. Но гость от такого сообщения почему-то посерьезнел и впал в задумчивость: именно этот сорт Мялик хотел выпросить у хозяев и привезти домой. Ну, а теперь, как попросишь. Это все равно что просить в подарок собственную вещь. «Какой позор! — с негодованием думал он. — Люди за тысячи километров живут и знают все об успехах наших соседей, А мы — рядом и ничего не знаем».
Вслух Аймедов признался:
— Вы знаете, я думал, что этот сорт создан вами и хотел обратиться с просьбой…
— С какой? — спросила болгарка, заметив смущение гостя.
— Хотел попросить семена этой капусты. А теперь и просить как-то неловко. Не только перед вами — перед своими стыдно. «До чего, скажут, дожили! Свои же сорта из-за границы возим. Ведь куда проще: поехал за море и привез…»
— Ну что вы! Какой тут стыд, какое неудобство! — горячо и весело запротестовала болгарка. — Семян дадим вам — ведь мы свои же люди!.. Сколько хотите дадим!..
Семена поздней капусты Мялик привез и развел ее на бригадном участке. Есть у него и другой высокоурожайный сорт — капуста средних сроков. Он получает завидные урожаи огурцов и помидоров. Если же взять среднюю урожайность овощей по годам, то сразу будет видно, с какой стремительностью она росла. Например, в 1971 году она составляла 384 центнера с гектара, а через несколько лет — пятьсот с лишним! И это на бывшем солончаке! На земле, испорченной, больной, брошенной на произвол судьбы!
Словом, достижения Мялика в развитии овощеводства были так значительны, так велики, что его удостоили второй правительственной награды — ордена Ленина. В то время бригадиру не было и тридцати лет.
За блестящими успехами Аймедова с мучительной ревностью и злобой следил Таган Чорлиев. На свою беду он давно понял, что в споре с председателем колхоза по поводу освоения земельного участка он потерпел самое сокрушительное и самое унизительное за всю свою жизнь поражение. Понял Чорлиев и другое, что в этом его поражении не последнюю роль сыграл и общепризнанный талант Аймедова. Теперь Чорлиев и сам, пожалуй, не рад был, что ввязался в спор с башлыком. И вся эта история с бросанием шапки «под хвост собаке» теперь казалась ему по-мальчишески глупой, неприглядной. И было бы лучше, если бы этой истории не было совсем. Но от прошлого не спрячешься, каким бы оно ни было: славным или позорным, горьким или счастливым. К сожалению, об этом человек почти никогда не думает. А если бы думал, то отказался бы от многих своих поступков.
Чорлиев не был исключением. И ему — по причине его невежества, тупого старческого упрямства и самоуверенности пришлось испить до дна горькую чашу стыда и позора.
Но беда не приходит одна. К тому времени, когда Аймедова наградили орденом Ленина, Чорлиева сняли с должности заведующего фермой и разжаловали в рядовые. Произошло это так. Однажды на собрании партийного комитета коммунисты заслушали доклад Чорлиева о состоянии дел на ферме. Вопреки очевидным фактам, в докладе все выглядело в розовом свете. А если что и было плохо, то виновен был кто-то другой, но никак не заведующий. Когда же его работу начали разбирать «по косточкам», резко критиковать, а его самого уличать во лжи, Чорлиев попытался выкрутиться, свалить вину на других, но из этого ничего не вышло.
