рычал, пытаясь вырваться, но ему не давали далее пошевелиться.
— Еще одна драка, — предупредил его Байрамов, — и мы тебя свяжем. Понял?.. Свяжем и бросим в трюм!..
Моторист не отзывался. Он только яростно вращал налитыми кровью глазами. И когда совсем обмяк, его отпустили.
Не спуская с него глаз, Виктор сел напротив. Байрамов стоял у трапа, рядом с лаборантом, и тоже поглядывал на Рифа.
После этой свалки Сапар долго не мог успокоиться. Он хотел понять причину драки. И понял. Моторист боялся смерти. Он злился и ненавидел весь свет. Его злоба искала выход, но нужен был повод. И этим поводом послужила безобидная шутка Виктора Кашина.
Драка в кубрике многое прояснила. Оказалось, что коллектив — это он сам и Виктор Кашин, да один нейтральный трус. Байгильдина в счет не брал. Сапар был поражен смелостью и ловкостью Кашина. Доволен был и собой: не струсил, не растерялся, и совсем не понравился лаборант. Как только Байгильдин накинулся на Кашина, тот проскользнул к трапу и оттуда наблюдал за свалкой. Он не хотел неприятностей и поэтому не стал вмешиваться в ссору.
Сапар снова посмотрел на моториста. Байгильдин сидел и косился то на Сапара, то на Виктора. Он все еще трясся от злости. На скулах ходили желваки. Немного успокоившись, он вдруг разразился истерическим смехом. Потом закрыл глаза и начал колотить себя кулаками по голове.
— Ах, какой я осел! Какой осел! — приговаривал он сквозь стиснутые зубы. — И зачем я только связался с этой фелюгой, с этим несчастным ванькой-встанькой? Ведь приглашали же на сейнер… Плавал бы сейчас, ловил рыбу, а теперь, вот, сам в западне.
Риф недружелюбно блеснул глазами и повалился на койку. Повернувшись на бок, он с головой укрылся брезентом. Наверное он плакал. А, может быть, это от качки. Все равно жалости к нему не было, трусливый и злобный, он думал только о себе и этим вызывал отвращение. Байрамов боялся и презирал таких. Он считал, что в трудную минуту они опаснее врага.
Наступил вечер. Вечер четвертых суток. Быстро стемнело. Уже не видно волн в иллюминатор. Зато удары их становились все мощней. Усилился ветер.
Все легли, кроме Сапара. Все были измучены качкой, духотой, голодом.
Сапар с беспокойством прислушивался к шуму ветра и волн, следил за поведением фелюги: не сносит ли ее? Ветер крепчал. Значит, может сносить. Если не принять мер, фелюгу вынесет куда-нибудь на отмель и разобьет. «Надо подняться на палубу и проверить, как и что», — решил Сапар, Но одному это не под силу. Надо вдвоем. Он тронул Виктора за плечо и сделал ему знак рукой, чтобы тот следовал за ним наверх.
Едва Сапар вынырнул из люка, его обступила плотная темень. Держась за руки, Сапар и Виктор медленно пробирались к носу фелюги. Каждый шаг давался а трудом. Добравшись до лебедки, Сапар ухватился за якорную цепь и сразу понял, что суденышко быстро сносит на юго-запад.
Медлить было нельзя. Остановить фелюгу мог только специальный двухлапый штормовой якорь. Вдвоем они бросили его за борт и фелюга остановилась. Теперь она напоминала дикую необъезженную лошадь, привязанную к столбу: то яростно кидалась в стороны, то высока вздымалась на дыбы.
Вымокшие до нитки, дрожавшие от слабости, Сапар и Виктор вернулись в кубрик, наскоро переоделись и легли.
Фелюга прыгала, сотрясалась и стонала от ударов волн. В трюма бились и звенели пустые бутылки. Вскоре зазвенел судовой колокол: каким-то образом отвязался язык. Медный голос рынды то заглушался шумом бури, то звучал в полную силу, громко и тревожно, словно жалуясь и взывая о помощи. Потом послышался какой-то новый и довольно странный звук: трак, трак, трак. Повторялся он через ровные промежутки времени и как раз тогда, когда судно падало книзу. Догадка ошеломила Сапара: фелюга ударялась о дно залива.
— Сапар, ты слышишь? — вдруг приподнялся Кашин.
— Что?
— Ну, как «что»? Фелюга, по-моему, достает дно. Тут ведь неглубоко, каких-нибудь два-три метра.
— Да нет, этого не может быть, — заверил Сапар. — А если и так, то ничего страшного: фелюга выдержит.
Аман тоже не спал. Он сидел на рундуке, прислонившись к переборке. Вся его фигура была воплощением страдания. Аман не хотел умирать, не повидав своих детей. А разве он, Сапар, начальник отряда, хотел умирать? Нет, Сапар тоже хотел жить! Во что бы то ни стало. Тем более, что теперь и у него есть сын. Маленький Мурад, которого он ни разу не видел и ни разу не держал на руках. Сейчас Мурад в Ашхабаде. Там же, вместе с ним, Лариса, жена. Если бы не сын, она тоже находилась бы в Кара-Богазе и, наверное, волнуясь, ждала бы возвращения мужа.
Но Лариса была далеко-далеко. Сапар думал о ней с такой невыразимой тоской и нежностью, какие рождаются только разлукой. С думой о сыне и жене он незаметно заснул.
Проснулся, когда рассветало. Фелюгу слегка покачивало на волне. Все поднялись с рундуков и, не сговариваясь, пошли в машинное отделение. Здесь все было как в тот злополучный день, когда произошел взрыв: темнели масляные брызги на полу, валялись детали. Посередине стоял серебристо-белый квадрат дизеля.
— А что… если попробовать?.. — предложил Сапар Байгильдину, кивнув на дизель.
— Отремонтировать? Этот… металлолом? Ха-ха-ха! — засмеялся Риф. Потом, оборвав смех, презрительно, через плечо, загудел своим басом: — Начальник, я удивляюсь вам. Надо придумать что- нибудь дельное.
«И все-таки… надо попробовать» — решил Байрамов. Подняв с пола деталь, он протянул ее Байгильдину и спросил:
— Куда ее поставить, знаете?
— Ну, как же! Конечно, — хмуро ответил моторист.
Сапар поднял другую деталь.
— А эту куда?
— Эту сюда, — пробасил Риф.
Почти все детали были водворены на свои места, не хватало только одной. Все оживились. Риф принес ящик с запасными деталями и его содержимое вытряхнул на пол. Тщательно перебрали все, что лежало в нем, но нужная деталь не нашлась. Куда же она делась?
Сапар поднялся и вышел из машинного отделения. Постоял немного на свежем воздухе. Кругом синела вода. Залив был спокоен. Надолго ли? Вспомнил о парусе. Но при полном штиле и парус не поможет. Сапар снова вернулся к ребятам и предложил:
— Давайте-ка еще обыщем помещение.
Прошло несколько минут, и вдруг… радостный возглас Кашина:
— Вот она! Вот! В угол под тряпку закатилась…
Деталь поставили на место.
— Ну-ка, Виктор, крутани, — попросил Сапар. Кашин взялся за заводную ручку, нажал на нее и радостна закричал:
— Братцы, компрессия есть!
Постоял немного, отдышался. Потом, собрав силы, крутнул ручку еще раз. В ответ дизель вздрогнул и слегка чихнул.
Все стояли, затаив дыхание. Виктор снова взялся за ручку. Дизель дважды торопливо кашлянул. Тогда Байгильдин, легонько отстранив Виктора, взялся за ручку сам. Повернул ее, и дизель добродушно и негромко заурчал.
— Родной мой! — словно для крепких объятий раскинув руки, заорал моторист. Ни один трагик не выразил бы, наверное, в одной фразе столько эмоций с такой искренностью, как обезумевший от радости Риф. Он опустился перед дизелем на колени и облобызал его, как преданного друга. А когда встал, повернулся к Кашину:
— Витька! Что же ты стоишь? Танцуй!..
