просьбами; что-нибудь достать, в чем-нибудь помочь, выручить.
— И выручаете?
— Приходится…
— Правильно делаете, — улыбнувшись, поддержал Громов. — Выручать надо. — И, неожиданно изменив тему разговора, спросил:
— Ну, а что вы знаете о колхозе «Октябрь» Анского района?
Ораков даже вздрогнул: «Вот, видать, откуда анонимка-то», — мелькнула у него догадка.
— Я хотел сказать, — пояснил свою мысль Аполлон Иванович, — знакомы ли вы с положением дел в этом хозяйстве?
После этого вопроса у Бегенча отлегло от сердца.
— Как же! Конечно, знаком — ведь мы же соседи, — сказал Ораков, повеселев. — Знаю, что колхоз ни планов, ни обязательств своих не выполняет. И так уже, по-моему, давно…
— А почему?
— Да как вам сказать… Особого интереса я к этому не проявлял. Но слышал, что с башлыками там… что-та не ладится. То один приходит, то другой…
— Да… К сожалению, это так, — тяжело вздохнув, признался Громов. — Башлыки там действительно меняются часто.
И надолго замолчал.
— Ну, а вы, вот вы, к примеру, — заговорил он снова, но теперь уже напористо и энергично, — вот вы не смогли бы перейти в этот отстающий колхоз и помочь ему подняться на ноги? Ведь только там, на месте, и можно будет разобраться в причинах его хронического отставания…
— Справлюсь ли? Не слишком ли высоко вы оцениваете мои скромные способности? — возразил Ораков. — Ведь за решение той задачи, которую вы ставите передо мной, брались многие и, как известно, никто из них так и не достиг намеченной цели. Не ожидает ли и меня такой же бесславный провал? Тем более, что я — работник торговли и с сельским хозяйством давно уже не связан.
— Но вы были связаны! И не один год, — сказал Громов и в его голосе явственно зазвучала упрямая нотка. — Я уверен, что вы еще не забыли, как выращивают овощи и неплохо разбираетесь в животноводстве.
Бегенч пожал плечами.
— Да! Вы должны знать сельское хозяйство. Без этого нельзя, — продолжал Громов. — Но кроме этого вы должны уметь руководить людьми, работать с ними, А для этого необходимо наиболее полно проявить те качества, которые заложены в вас природой и воспитанием: настойчивость, терпение и трудолюбие.
— И откуда у вас такие сведения? Достоверны ли они?
— Я мог бы ответить так: земля слухом полнится, — потеплевшим голосом ответил Громов.
— А разве у тех, кто раньше руководил колхозом, таких качеств не было? — спросил Бегенч. — Ведь их чуть ли не двадцать человек было!
— Представьте себе, — снова перешел на суховатый тон Аполлон Иванович, — никто из них такими качествами не обладал. Если бы было иначе, колхоз давно бы процветал и купался в славе!
Бегенч понимал, что предложение директивного органа относительно перехода в отстающий колхоз — это важное партийное поручение и, вместе с тем, высокое доверие, которое оказывают не каждому.
И Ораков согласился. Ему хотелось не только выполнить это поручение, выполнить успешно, может быть, с блеском, так, чтобы оправдать оказанное доверие, но и проверить себя, свои силы в деле, за которое он брался впервые. Насколько оно было сложное, большое это дело, тогда он вряд ли представлял. Знал лишь об одном — будет нелегко. Были и сомнения: справится ли? Но Громов мягко и быстро заглушил их обещанием оказывать всяческую помощь и поддержку. Однако к этому обещанию Бегенч отнесся с недоверием. И, может, даже не к нему, а к возможности воспользоваться им. Ему казалось, что подобные обещания даются в том случае и с той лишь единственной целью, чтобы кого-то воодушевить или успокоить. На самом деле человек всегда должен быть самостоятельным и рассчитывать только на себя.
Вскоре после той, памятной для Оракова, встречи с Громовым кандидатура Бегенча была рекомендована общему собранию колхоза «Октябрь», и колхозники избрали его своим башлыком. Произошло это незадолго до мартовского Пленума ЦК КПСС.
Ораков знал, что в колхозе он встретится с серьезными трудностями и что будет их немало. Его мучило и другое: почему за сравнительно небольшой срок в колхозе сменилось так много председателей? В чем дело? В башлыках ли только? Или кто-то им мешал, ставил палки в колеса? Ведь просто так, без особой на то причины, никто бы из колхоза не ушел. Это ясно. «Ах, если бы знать об этом хоть что-нибудь! — думал Ораков еще до того, как занял председательское кресло. — Скольких ошибок, промахов, неудач можно было бы избежать!»
Однако на вопросы, так волновавшие Бегенча, могла ответить только жизнь. Он убедился в этом сразу, как только приступил к исполнению своих нелегких обязанностей.
А начал он с того, что попросил в сельсовете справку о составе населения, проживающего на территория села. Хотелось узнать, сколько здесь колхозников, механизаторов, чабанов, служащих, учащихся, учителей, сколько во владении каждого семейного хозяйства скота, приусадебной земли, личного транспорта; сколько людей занято производством продуктов сельского хозяйства и сколько таких, которые только числятся членами колхоза, а сами давно уже утратили с ним всякую связь.
Справка была неутешительной. Она показала, что большинство жителей села в колхозных делах не участвуют. Очень многие из них живут исключительно за счет приусадебных участков — меллеков и домашнего скота, торгуя на рынке молоком, яйцами, виноградом, овощами. Многие жители Евшан-Сары были заняты на промышленных предприятиях Берземина. Хотя и в самом колхозе всегда не хватало рабочих рук. Были на селе и совершенно «безработные». В том смысле, что нигде работать не хотели. А жили эти «безработные» на широкую ногу: имели дома из обожженного кирпича, собственные автомашины, закатывали богатые свадьбы, ездили на курорты и веселились.
Потом несколько дней Бегенч знакомился с экономикой колхоза. Внимательное чтение многолетних отчетов он чередовал с поездками по земельным угодьям. И поездки, и чтение отчетов наводили на грустные размышления. Но на другое — при том отношении к общественно-полезному труду, какое сложилось у жителей Евшан-Сары за многие годы, — трудно было рассчитывать.
Колхозная касса была пуста. Надежных источников, из которых она могла бы пополняться, в колхозе не было. Все отрасли сельского хозяйства находились в запущенном состоянии. Урожаи овощей не росли. Объяснялось это многими причинами, но главная из них — в нехватке людей. Вдобавок ко всему набор выращиваемых культур был неоправданно велик — чуть ли не тридцать названий! Надо бы сократить это число раза в три, оставив самые нужные, скажем, такие, как лук, помидоры, капуста, огурцы и еще несколько видов и, таким образом, перейти на узкую специализацию. Но никто об этом не заботился.
Не лучше обстояло и со второй по значению отраслью — животноводством. Молочный скот был так истощен, что на него грустно было смотреть. Коровники развалились. На скотных дворах — непролазная грязь, зловонье! О каких надоях, о какой продуктивности скота можно вести речь?
Увидев столь удручающую картину, Ораков было приуныл. Он долго и мучительно думал о том, с чего же ему начинать? Иначе говоря, он думал о том главном звене, ухватившись за которое, он мог бы вытащить всю цепь. Задача была не из легких: за что ни возьмись, все казалось главным, неотложным.
Итак, за что же браться?
Подумав, Бегенч пришел к простому, но верному решению: собрать членов правления и послушать, что скажут они. Иначе говоря, опереться на коллективный разум, в силе которого он убедился давно. А потом, после обмена мнениями, уже сделать определенный вывод, наметить конкретные действия, а заодно и поближе узнать членов правления: ничто так полно не раскрывает человека, как тот совет, который он дает другому в трудную минуту.
Вместе с приглашенными собралось человек двадцать. Ни одного из них до этого Бегенч не видел.
