загородился от нее локтем.
Седоусый, мельком глянув на возникшую суету, как ни в чем не бывало продолжал обрабатывать развороченную пулей, сочащуюся кровью Атанасову голень, будто к нему каждый день являлось в саклю по десятку рыдающих суперов.
Старший сын, с чайником наготове, предупреждающе воскликнул:
— Стой, девушка! Осторожней! — воскликнул так поспешно, что его мысленное обращение к Нинель почти наложилось на звуковое.
Нинель, впрочем, мысленного обращения все равно не услышала. Магнолия давно выяснила, что все знакомые супера могут мысленно общаться только между собой, да и то лишь в благоприятную телепатическую погоду. А благоприятная телепатическая погода бывала редко. В остальное время мысли глохли и терялись уже на расстоянии нескольких сантиметров — для телепатического разговора приходилось почти соприкасаться лбами.
— Нет, нет, я — ничего! — заверила Нинель, замирая над Атанасом. — Атанасик, милый, и тебя они поранили! Очень больно?
Слезы обильно струились по ее пухлым щечкам, она жадно рассматривала обрабатываемую рану, вытянув шею, заглядывая через плечо невозмутимого седоусого.
— Так, ничего… — буркнул Атанас, тоже глядя вниз, на рану.
От Магнолии операционное поле, к счастью, было закрыто широкой спиной седоусого, она ничего не видела, но так живо все представила, что ей стало дурно.
Только после нескольких глубоких вдохов она нашла в себе силы спросить:
— Нинель, а кто это был — эти люди в масках? Не знаешь?
— Так верхние ж это и были! — затарахтела Нинель, отвлекаясь от происходящего на операционном поле. — Я там узнала Александрину! Точно-точно! Мы с ней два месяца на даче жили — как не узнать! Хоть и под маской! Они потому маски и напялили, что стыдно было в своих стрелять! Я, как стрельба началась, тоже нырнула — спряталась на плоскогорье, а сейчас вот там была — никого нет. Представляете — пусто в Пещере. Даже и убитых кто-то позабирал. Может, наши, может, верхние для своих каких-то целей…
— Но как же — верхние… — Магнолия была ошеломлена.
Конечно, верхние — это было самое вероятное объяснение. Разумеется. Но она все не допускала это объяснение, гнала от себя, предпочитая теряться в догадках. Как же это — ведь свои же… И Николай так хорошо объяснял, почему верхние их не тронут!
— Но, Нинель, — жалобно сказала Магнолия. — Они же без вас, без нижних, не могут! Ведь корм, питье…
— Да они особо убивать нас и не собирались, — с угрюмым облегчением произнес со своего места Атанас. — Седоусый закончил обработку и теперь бинтовал голень.
Атанас исподлобья глянул на Магнолию:
— Они по ногам стреляли. Я заметил.
— Да, да — по ногам, — возбужденно подтвердила Нинель. — И я заметила!
— А если кого и убили, — не обращая на Нинель внимания, устало продолжал Атанас, — так, наверно, только чтоб припугнуть остальных. Ну и еще случайно, в суете, может, кого убили… ох!
Он дернулся (видно, седоусый задел рану, уже прикрытую бинтом), но быстро совладал с собой и прежним усталым голосом подвел итог:
— Верхние хотели разогнать нашу общину. — Пожевал губами, покивал сам себе. — Ага. Они, глядишь, еще и пост поставят в Старой Пещере, чтоб никто не смог снова объединиться. Чтоб мы против них выступить не смогли. А оставшихся поодиночке переловят.
— Ну нет, не переловят! — энергично замотала Нинель своей роскошной гривой. — Пусть попробуют меня поймать! Да я из любого капкана, из любых наручников перенесусь на сто километров в любую сторону — и всего делов!
— Ну, не знаю, — пожал плечами Атанас. — На что-то ж они рассчитывают. Может, на страх. Что мы попрыгаем-попрыгаем, как зайцы, — да куда денемся, к ним и придем. Добром ведь с нами не вышло, теперь силовые методы применены.
Седоусый хозяин затянул узел над коленкой, распрямился, глядя на дело рук своих. Атанас молча потрогал тугие бинты, расслабленно откинулся, спиной, локтями опершись на крышку стола. Магнолию неприятно кольнуло, что ему даже не пришло в голову поблагодарить человека, оказавшего ему помощь. Он просто сидел и отдыхал.
Седоусый не показал вида, что столь явная неблагодарность его как-то обидела, он спокойно повернулся и пошел к рукомойнику, прибитому у двери, но Магнолия похолодела, ясно услышав в возникшей тишине мысленное: «Щенок!» — и еще несколько слов. Вслух это произнесено не было, ни Атанас, ни Нинель ничего не заметили, да и не собирались замечать.
Нинель глубокомысленно предлагала:
— Давай оставим записку в Старой Пещере. На приметном месте где-нибудь — на Торжественной стене, например. Напишем, где собираться. В Пещере-то теперь собираться нельзя будет!
— Ну так и верхние точно так же эту записку прочтут, — отверг ее предложение Атанас, — и точно так же в другом месте нас достанут…
Как они оба были увлеченно-деловиты. Рассуждали, не обращая на хозяев внимания, будто находились посреди безлюдной пустыни.
Магнолия, стыдясь самой себя, неуверенно подошла к седоусому, гремевшему носиком умывальника, и тихонько сказала:
— Спасибо вам большое…
— Ничего, девушка, не за что, — утешил тот, снимая с веревочки полотенце и тщательно вытирая руки. И больше ничего не добавил, даже мысленно.
— Слышь, Мага! — кликнула ее Нинель. — А давай мотнемся к Доктору, посоветуемся. Что теперь-то делать?! Ты как, не против? Мне одной боязно, давай вместе! А Атанас нас тут подождет — ему пока больно двинуться лишний раз.
— Давай, — вяло согласилась Магнолия, — давай посоветуемся…
6
— Это здесь, что ли, Доктора поселили? — тревожным шепотом спросила Магнолия, озираясь в гулкой темной квартире.
— Здесь, здесь! — лихорадочно шаря рукой по стене, уверяла Нинель. — Чертов выключатель, где ж он спрятался!
Они жались в дверях небольшой комнаты. Два окна в угловых стенах не были прикрыты шторами, через их застекленные провалы сияла пара уличных фонарей — и на блестящем паркете перекрещивались два ярких светлых прямоугольника.
Магнолии было не по себе. Она цепко держала руку Нинель, готовая в любую секунду нырнуть с ней из этой подозрительной пустой квартиры куда подальше.
— А что-то, по-моему, никого здесь нет… — тихонько поделилась она своими впечатлениями.
— Да вот же он! — радостно воскликнула Нинель, нащупав наконец выключатель.
Раздался щелчок, комната освежилась ярким желтым светом, заставив прищурить глаза, — и в ту же минуту обе гостьи заметили человеческую фигуру, вжавшуюся в стену рядом с трельяжем, почти спрятавшуюся за его створку.
Нинель завизжала и продолжала визжать, не в силах остановиться даже посреди многолюдного ресторанного зала, куда они вынырнули, спасаясь бегством из Докторовой квартиры. Нинель верещала, зажмурив от страха глаза и напряженно тряся кулачком. У Магнолии аж дыхание перехватило от этой оглушительной трели. Вокруг стояли удивленные, сытые, нарядно одетые люди, замерли оркестранты на возвышении — видимо, только что здесь отзвучали последние такты танца, а Магнолия все дергала и дергала Нинель за руку, не в силах прервать идущего из нее звука.
