хвала всем нам, что мы в таких неудобных, неприспособленных условиях еще и умудрились стать разумными! А те… или то, что смастерило эту гигантскую машину, внутри которой мы обитаем… Не знаю — но я вовсе не стал бы предполагать, будто они — или оно — умнее нас, лучше нас. Просто — у них свой уровень физических параметров, у нас — свой. «Больше» — ведь не значит «лучше»? Ты согласна?
— Да, да, может быть, — торопливо согласилась Магнолия. — Но ты собирался рассказать о Петре Викторовиче…
— Дался тебе этот Петр Викторович! Таракан как таракан. Ничем не лучше остальных. И не хуже — не страдай. Все дело в машине. Машина есть машина — то где-то чуть пробьет изоляцию, то паразитное колебание магнитных полей, наводки… А может, и мы стараемся — грызем проводочки потихоньку… Только время от времени случаются кое-какие сбои. И некоторые мелкие кванты галактической информации прорываются на наши, тараканьи, уровни. Ну, для создателей машины — это кванты, а по нашим меркам — волшебные откровения, чудесные предвидения… Не гениальные, заметь, когда существо само раздвигает горизонты своего мира, а как бы волшебные: раз! — и будто ниоткуда знание. В чистом виде. Видно, такое короткое замыкание и произошло в том участке пространства, который на Земле людей имел Ф.И.О. Петр Викторович Горищук. Слушай, да успокой ты наших родственничков — они, кажется, мой будильник взрывать надумали!
12
Когда голова Магнолии появилась из двери-плиты, вопль восторга потряс своды мрачного подземного коридора.
К ней побежали, спотыкаясь о пакеты со взрывчаткой, ей помогли выбраться, ее трясли, обнимали — закончилось тем, что она самым позорным образом разрыдалась у кого-то на плече. Слезы смывали, растворяли всю окаменелость ужаса, охватившего ее во время путешествия в недра мироздания.
— Пойдемте отсюда, пойдемте, — только и могла она повторять сквозь спазмы, прерывающие дыхание.
С ней нырнули на поверхность, на горный солнечный склон. Усадили на теплом валуне, дали попить специально для нее приготовленного питья, спросили наконец:
— Ну как, ты их инициировала? Смогут они помочь против Любомудрого?
— Ой, ребята! — всплеснула руками Магнолия. — Ой! Об этом мы как раз и не успели договориться!
— Ну как же так! — раздалось сразу несколько голосов.
А Федюшка укоризненно покачал головой:
— Это же самое главное…
— Мага, плохие новости, плохие новости, Мага, — затараторила Нинель. Ей так не терпелось рассказать, что, раздвинув всех, она вылезла вперед. — Организация Владимира Кирилловича попыталась на Любомудрого покушение совершить, ничего у них не вышло, всех поперебили, сам Владимир Кириллович еле успел застрелиться. Нас пока что не раскрыли вроде, но Доктор совсем сдал, сидит — стонет, не знает, что делать…
— Ой, скорее назад! — засобиралась Магнолия. — Он должен, он просто должен помочь!
13
Однако, проникнув в слабо светящееся помещение с контейнерами, Магнолия несколько утратила свою уверенность.
В самом деле — сверхсупер-то прекрасно знает обстановку на Земле и, если до сих нор не помог, значит, на то есть свои причины. Видимо, он не может помочь. Или, что еще хуже, не хочет. И что? Как тут быть? Как разговор заводить с ним на эту тему?
— Ты здесь? — осторожно спросила она пустоту между стеллажами.
— Да, — прозвучал в голове равнодушно-спокойный голос.
— А у меня — плохие новости… — начала Магнолия.
Безразличный голос прервал ее:
— Знаю.
— И не хочешь помочь? — после заминки, собравшись с духом, спросила Магнолия.
— Каким образом?
— Нужно только освободить верхних суперов от власти Первого пульта. Твой будильник никак нельзя попросить это сделать?
— Теперь — нельзя. Ваш Любомудрый после конфуза с нижними полностью заблокировал то, что ты называешь Первым пультом.
— А ты сам — ты не мог бы просто взять да и разломать этот Первый пульт?
— Мог бы. Приноси, разломаю.
— Как это — приноси? Почему — приноси? — несколько опешила Магнолия. — У меня ж его нет. Я даже не знаю, куда его Любомудрый перепрятал.
— И я не знаю, — меланхолично заметил сверхсупер.
— Ну как же так? — взволновалась Магнолия. — Ведь ты все знаешь, все можешь!
— Да, по вашим меркам, я могу довольно много, но не забывай, что тот мир, который вы только и знаете, на котором сосредоточены все ваши страсти-мордасти, для меня — лишь одна из многих плоскостей бытия. Кому эту плоскость лучше знать, как не вам, здесь обитающим? А я… Ты же не забывай, что любое из пространств — вообще из всех пространств, даже просто из измерений — это же вещь бесконечная. Даже линии — всего два измерения, а вот ведь — ни начала, ни конца. Тянутся себе и тянутся… И пусть даже для меня мир людей, меня создавших, так же прост, как для тебя — двухмерная линия, ну и что? Как ты мне прикажешь искать микроба на этой линии? Микроскопа у меня нет. Да и бог с ним, с микроскопом! Обошелся бы я, в конце концов, без него. Но представь — миллиметр за миллиметром перебирать нить, тянущуюся даже не километры и не парсеки, а бесконечно! Ну, много у меня шансов на успех? И сколько времени нужно, чтоб эти шансы реализовать? Да я вообще хоть кое-что знаю о ваших делах только потому, что вы — мои родственники. Как-то я вас по-особому чувствую. Да и толклись вы тут рядом довольно долго. В этих ваших Старых Пещерах. Вот я и успел покопаться как следует в ваших головах, а чего оттуда не достал — то додумал.
А пульт? Укажи, где его искать. Мне нетрудно чуть нагнуться и забрать эту безделушку…
— И что же делать? — тоскливо проговорила Магнолия.
— Это вопрос ко мне или к себе? — иронично усмехнулся сверхсупер.
— Вот подожди, — внезапно разозлившись, сказала Магнолия. Сидит тут, иронизирует — а за стеной мир рушится. — Вот подожди! Как доберутся до тебя верхние супера, как подорвут твою дверь, будильник твой, да вломятся сюда — не до смеху тебе станет!
Нехорошо, конечно, было сказано, грубо. Вот ведь, вырвалось…
Но сверхсупер не обиделся — он опечалился:
— Верхние? — с какой-то всепрощающей жалостью пробормотал он. — Что ты, что ты… Им сюда не попасть. Место, в котором ты сейчас пребываешь, не принадлежит к человеческим измерениям. Даже и сам Горищук не бывал здесь никогда. Это ты сюда влезла, да и то — потому что будильник пропустил. А дружки твои… Когда я беспокоился, что они дверь могут взорвать — я беспокоился только за нее, за дверь. Все ж таки живое существо, хоть и всего лишь пятимерное… А взорвав его, вы можете обнаружить только скальные породы — ничего больше. Уж ваших, людских, пакостей я не боюсь. Не до того. И без вас мне есть чего бояться. Вокруг меня полным-полно существ, для которых я сам — не более чем малозначительный штришок. Грязное пятно на обоях.
Голос его постепенно смолк. Магнолия постояла-постояла, ожидая продолжения, тяжело вздохнула и
