безрассудных поступков и действовать по ситуации. На груду тряпья, под которым прятался меч и, возможно, остальные из принесенных им трофеев, он не взглянул. Не будучи человеком военным, он мало интересовался оружием и амуницией. Во время торговых поездок его обычно сопровождало несколько пеших солдат, бравших на себя охрану обоза. Иногда к ним примыкали закованные в железные латы рыцари, но даже их истории у костра о лютых побоищах и славных турнирах при дворе того или иного знатного лорда клонили Уила в сон. Когда он раздевал скелет и забирал все, что мог унести, ему в голову приходили мысли не столько о том, что меч острый, а шлем — прочный, сколько о той цене, которую удастся при случае заломить за инкрустированную драгоценными камнями рукоять и тонкую филигрань. Теперь такого случая уже явно не представится, однако Уил осознавал, что во многом снискал расположение гарнизона крепости именно за счет своих случайных находок.
Если они им так дороги, думал он, ступая на доски спускавшегося к внутренним воротам помоста, — быть может, они не откажутся помочь добраться до Уинчестера. Или, на худой конец, выкарабкаться из этой утопающей в лесах и прожаренной солнцем Ирландии, которая, по его скудным представлениям о географии и рассказам более сведущих в этих вопросах торговцев, была островом.
С этими мыслями он прошел через сторожку и вышел, никем не замеченный, в главный двор крепости. Хижины здесь были расположены таким образом, чтобы служить добавочным укреплением. Находившийся в любом месте между ними человек видел лишь часть стены и чувствовал себя запертым в искусственном лабиринте. На время Уилу показалось, что он здесь один. Если бы не по-прежнему громкие крики и лязг металла, он бы решил, что защитники крепости с его приближением разбежались. Утром, когда он только проснулся и вышел на улицу, ничего подобного он не заметил. Вероятно, было немаловажно, откуда и в какую сторону ты направляешься.
Обойдя несколько строений, в одном из которых призывно ржали лошади, Уил оказался на открытом пространстве. Защитники крепости были здесь в большом количестве и с остервенением добивали поверженных врагов.
Подняв взгляд на стены, Уил увидел, как несколько воинов в длинных кольчугах ногами сбрасывают с галереи трупы.
Только сейчас Уил понял, почему издалека ему показалось, будто у нападавших, когда они падали замертво, вспыхивали волосы. Их рыжие головы закрывали глубокие кожаные шапки с причудливыми отверстиями для ушей. Перед тем как добить противника, воины срывали с них шапки, словно удостоверяясь по цвету волос в том, что перед ними действительно враг. Со стороны это выглядело более чем странно. Тем более что вблизи в глаза бросалось еще одно различие: если защитники крепости в большинстве своем были чисто выбриты, как подобало настоящим англичанам, их противники носили короткие, почти квадратные бороды. Причем все поголовно. Хотя нет, за незначительным исключением. И это исключение составляли рыжеволосые женщины. Женщины-воины? Уилу приходилось слышать истории о народах, у которых женщины владеют оружием наравне с мужчинами, однако он всегда предполагал, что речь идет о тех случаях, когда им приходится обороняться. Что ж, Уилу самому не раз приходилось видеть, как англичанки хватаются за вилы и бросаются на защиту своих жилищ и детей. Но сейчас его взгляд то и дело падал на пронзенных стрелами или разрубленных женщин, которые отважились сопровождать своих мужчин в боевом походе и отчаянно гибли, штурмуя неприступные бастионы.
Одна из них, с залитой кровью ногой, лежала под стеной хижины и пыталась сделать вдох. Очень красивая, совсем юная, с высокими скулами, полными, искривленными болью губами и большими раскосыми глазами с длинными ресницами. Только хищный разлет бровей придавал лицу этого полуребенка выражение озлобленной решимости. Стоявшие рядом воины — один, среднего роста, в буром плаще с зелеными нашивками, другой, высоченный детина с выбритой головой и длинной, испачканной кровью бородой, — о чем-то переговаривались, вероятно решая незавидную судьбу раненой.
Уил неуверенной походкой направился к ним, хотя понятия не имел, зачем он это делает и что его ожидает.
Оба воина были разгорячены боем. Появление чужака явно их не обрадовало. Тот, что кутался в защитный плащ, отступил к поверженной девушке, намереваясь не то прикончить ее ударом подозрительно чистого кинжала, не то этим же кинжалом ее защищать. Второй, наоборот, сделал шаг навстречу Уилу и поднял руку раскрытой ладонью вверх, как бы делая знак остановиться. Несмотря на лысый череп и окровавленную бороду, он сразу же произвел на Уила впечатление человека спокойного, осознающего свою недюжинную силу. Вопросительный взгляд его серых глаз говорил об уме и желании во всем разобраться, прежде чем принимать решение.
Уил остановился и инстинктивно показал пустые ладони. Бородатый удовлетворенно кивнул, что-то сказав напарнику. В этот момент раненая девушка застонала, и тот, склонившись к ней, словно вмиг позабыл обо всем на свете. Опираясь на топор, бородатый стал наблюдать, как зеленый корпит над ее окровавленной ногой.
— А дубовые листья точно не помешали бы, — заметил, оглядываясь через плечо, Гейвен. — Жалко, если она ногу потеряет.
— Смотри, чтобы ты сам из-за нее ничего не потерял, — хмыкнул Фокдан, подмигивая удивленно застывшему на некотором отдалении безоружному чужаку. — Например голову.
Девушка попыталась сесть и помешать Гейвену потуже затянуть концы платка, однако новый приступ боли заставил ее вскрикнуть и откинуться навзничь.
— Похоже, если она выкарабкается, то перекусает половину заставы и нам все равно придется ее убить, — усмехнулся Фокдан. — Посмотри, какие у нее зубы. Как у дикой лесной кошки.
— Она и есть лесная кошка, — неохотно отозвался Гейвен, осознавая комичность своего теперешнего положения и надеясь со временем подобрать для себя надлежащее оправдание. — Кстати, эта кошка знает о лесе и его обитателях все. Так что не помешает ее как следует порасспросить. Но сперва ее нужно привести в порядок.
— Ты же знаешь, что Граки все равно не позволит оставить ее в живых. Расспросит, может быть, а потом велит посадить на кол. Или в лучшем случае повесить. — Фокдан снова покосился на молча наблюдающего за этой сценой Вила и добавил со вздохом: — Если только он сам еще жив. Наших сегодня полегло много. Слишком много.
Гейвен оставил в покое ногу девушки и выпрямился. Одного внимательного взгляда на бывшее поле брани хватило, чтобы признать правоту Фокдана. В воротах лежала гора трупов: рыжие шевелюры вперемешку с блестящими на солнце шлемами. Только что небрежно сбрасывавшие со стен тела врагов вабоны теперь бережно поднимали павших на рантах собратьев и медленно сносили их по ступеням вниз, туда, где расхаживал Шиган, с нарочитой деловитостью указывая, что делать с ними дальше. Погибших воинов укладывали в ряд вдоль стены, переворачивали на живот, чтобы их сердце оказывалось ближе к земле, и шли за следующими. В ряду уже лежало восемь тел.
То же самое происходило и по другую сторону от ворот. Там руководил Дайлет, предводитель утренней смены эльгяр. Гейвен недолюбливал Дайлета за его вечно хитрый прищур и вызов чуть ли не в каждом слове, однако сейчас тот производил впечатление человека, заставившего себя собраться и отбросить всякую рисовку. Кроме того, похоже, Дайлет был серьезно ранен: левая рука висела плетью, а сам он сильно хромал. Его люди уже сняли с рант троих убитых.
— Да, победа далась нам слишком дорого, — сказал Гейвен.
Проходивший в этот момент мимо них человек без каски, но в легкой кольчуге и с длинным кинжалом за поясом, остановился, бросил недобрый взгляд на раненую и, обращаясь к Гейвену, заметил:
— Цену, о которой ты говоришь, мы вынуждены были заплатить из-за твоих лазутчиков. Почему так произошло, еще предстоит выяснить, так что ты готовься к ответу.
И с этими словами незнакомец быстрым шагом продолжил свой путь к воротам.
Гейвен и Фокдан переглянулись. Первый почувствовал неизвестно откуда подкативший к горлу страх, второй — изумление и тревогу. Стоявший по-прежнему поодаль Вил смотрел на них во все глаза.
— Кто это был? — сглотнул Гейвен. — Кажется, я где-то уже видел этого малого.
— Не удивлюсь, если тебя с ним никто пока не познакомил, — медленно, словно размышляя вслух, ответил Фокдан. — Это ведь Олак, слуга Локлана. Признаться, не думал, что у него есть право вести подобные речи. Раньше он вообще казался мне немым. Видать, что-то и в самом деле произошло. Я имею в
