ворона готова была вновь взмахнуть крыльями, что-то тяжелое с резким свистом пробило ей перья на груди, и нестерпимая боль камнем потянула вниз.
Теряя последние силы, ворона в отчаянии раскинула крылья и попыталась вырваться, но тяжесть была уже в ней, стала ее частью и не хотела отпускать. Полет сменился неуклюжим падением прямо на ели. Сложив крылья, ничего не видя вокруг и лишь краешком пощаженного болью сознания дивясь верности своего утреннего предчувствия, подбитая птица бессильно пикировала сквозь ветки навстречу мягкой земле — такой мягкой, что удара о корни она уже не почувствовала.
— Хороший выстрел, Чим, — похвалил меткость сына старый охотник Зорк, наблюдая единственным глазом, как мальчишка с нескрываемой гордостью поднимает за конец стрелу с насаженной на нее черной тушкой вороны. — Узнаю меткость деда. Он тоже умел бить птиц так, чтобы они падали прямо к его ногам.
Чим ничего не ответил и побежал с добычей к стойбищу клана. Он был обижен на отца. Обижен за то же, за что с Зорком вот уже третий день не разговаривали почти все Фраки: он не пустил их на встречу с Олди и Лопи и не позволил сразиться в открытом бою с ненавистными илюли.
Зорк не стал окликать сына, как делал прежде, когда хотел поставить на место и указать на допущенную ошибку. «Подрастет — сам поймет, — подумал он, отворачиваясь и ухмыляясь в длинную бороду. А не поймет — не быть ему моим наследником. Только и всего. Титул вождя клана должен передаваться не по наследию, а по уму». Судя же по всеобщему возмущению, до сих пор царившему в стойбище Фраки, даже среди старейшин не оказалось никого, кто бы мог по праву стать его преемником. Настоять на своем ему удалось исключительно за счет твердости духа и предыдущих заслуг перед кланом. Хотя нет, не совсем так: не последнюю роль сыграло довольно грубое, но своевременное вмешательство Кепта и его трех могучих братьев. Они вчетвером заставили умолкнуть тех, кто особенно живо спорил с решением Зорка не ввязываться в предстоящую битву, пригрозили расправой тем, кто вслух обвинял его в трусости и отступничестве. Что и говорить, на Кепта можно было положиться. Во всяком случае, при крайней необходимости. Потому что умом этот отчаянный храбрец и заводила никогда не отличался. Зато отличался преданностью и верой в то, что решение Зорка — единственно правильное. Вот и сейчас они с братьями, отложив все прочие дела по хозяйству и даже не вспоминая про возмущенных такой несправедливостью жен, усердно трудились вдали от посторонних глаз над его поручением.
Зорк обнаружил их там, где и оставил, когда отлучился взглянуть на охотничьи успехи сына. Все четверо сидели под навесом из душистых сосновых веток и угрюмо толкли в маленьких деревянных ступках несъедобные зерна флакса, дикого растения, у которого обычно использовались только длинные листья: умельцы Фраки умудрялись размачивать их и скручивать в прочные веревки. Мясистые зерна, упрятанные в твердые коробочки цветков, обычно только мешали, и их выбрасывали.
Однако мудрый Зорк нашел им применение. Правда, случайно, сам того не желая, но все-таки нашел. Теперь он рассчитывал, что это открытие не только оправдает его в глазах сородичей, но и изменит соотношение сил в Лесу, сделав его, Зорка, величайшим вождем всех кланов. Всех уцелевших кланов, мысленно прибавил он и положил ладонь на плечо Кепта.
— Получается?
Вместо ответа Кепт забрал у брата ступку, осторожно наклонил над своей и дождался того момента, когда на краешке повисла маслянистая капля.
— Хорошо, — сказал Зорк, усаживаясь рядом на бревно. — Только зря не проливайте. Не забывайте, нам нужно заполнить хотя бы то ведро. Хотя бы до половины. — Он кивнул на сшитую из бересты лохань, на донце которой уже собралась неглубокая пока лужица. — Чем скорее вы закончите, тем скорее мы выступим против илюли.
Братья переглянулись и, явно вдохновленные его словами, принялись еще яростнее молотить по ступкам.
О том, что победить илюли можно, если приручить огонь, догадывался не один только Зорк. Он слишком хорошо помнил рассказы о том, как отважные воины других кланов совершали вылазки в стан врага и пытались поджечь деревянные дома. Но лишь в одном рассказе смельчакам удалось подобраться настолько близко, чтобы подпалить бревна забора. Дым во мгновение ока привлек стражей, и попытка закончилась, как всегда, гибелью лучших сынов клана. Фраки умели добывать огонь, но для победы этого было недостаточно.
Несколько дней назад, когда Нодж из клана Лопи бросил клич идти на Дом илюли штурмом, Зорк поначалу решил послушаться охотно согласившихся на участие в битве старейшин, однако во время ночной стоянки накануне сбора с ним произошло то, что побудило его отменить собственный приказ и выждать более подходящего момента.
Дети бросали в костер коробочки флакса, и Зорк, подобрав одну из них и надорвав, стал задумчиво разминать податливые зерна. В это время жарившееся на огне мясо предательски зашипело и стало на глазах обугливаться. Зорк бросился спасать ужин. Выхватывая мясо из пламени, он не сразу заметил, что у него горят пальцы. Точнее не пальцы, а масло, выдавленное из зерен. Не замечая боли, Зорк едва сдержал смех. Почему дети, да и сам он, когда был таким же малышом, любили бросать флакс в костер? Да потому что коробочки громко лопались и вспыхивали. Флакс прекрасно горел! А маслом, полученным из него, можно было пропитать что угодно. Из случайного наблюдения в голове Зорка стал рождаться план, воплощение которого в жизнь сулило теперь поразительные перемены. И чем больше Зорк думал о том, какое этому открытию можно найти применение, тем очевиднее делалась для него необходимость до поры до времени держать все в тайне от родичей.
Клан Фраки насчитывал эму-нош человек — иначе говоря, столько, сколько пальцев было на мускулистых руках Кента и его братьев.
Счета, превышающего десять пальцев, обитатели Леса не знали. Зато у каждого пальца было свое имя, и самым большим числом оказывалось, таким образом, нош-нош, то есть «мизинец мизинцев» или «десять десятков». Считали слева направо, от мизинца до мизинца: ниш, гиш, эку, эму, герч, горч, ому, оку, гош, нош.
Из сорока человек половину составляли женщины, дети и старики. Последних принято было называть «старейшинами» и почитать как мудрых советчиков. Но что могли противопоставить они, чья мудрость измерялась белизной седин и глубиной морщин, ему, приручившему огонь? Придет час, и он вообще перестанет замечать их. Клану понадобятся сильные воины, способные натягивать тугую тетиву луков. И женщины, которые бы этих воинов рожали и вскармливали. Чтобы победить илюли один раз, достаточно его, Зорка, знаний. Однако чтобы уничтожить их без следа, стереть с лица земли вместе с деревянными и каменными домами, понадобятся воины, много воинов.
От этой мысли у Зорка заныл живот. Так происходило с ним всякий раз, когда он вспоминал прекрасную дочь своего старого боевого товарища Ноджа, вождя клана Лопи — рыжеволосую Сану. С тех пор как погибла мать Чима, Зорк одним своим уцелевшим глазом присматривал себе новую жену среди незамужних женщин других кланов. Вождю не годилось жить одному. Когда старейшины иногда заводили об этом разговор, он хмурился, но отшучивался, что «женат на войне с илюли». С ним не могли не соглашаться, зная, что он всю свою теперешнюю жизнь посвятил мести подлому врагу, и потому не слишком настаивали на строгом соблюдении традиций. Боевая ярость вождя придавала сил всему клану. А тем временем у Зорка не шла из головы Сана, которую он помнил совсем еще маленькой девочкой и которая при их недавней встрече на совете кланов предстала перед ним дикой и неуловимой женщиной, какой была когда-то и мать Чима. Можно даже сказать, что отчаянно смелое предложение Ноджа участвовать в налете на лесной Дом илюли Зорк принял из-за нее. Особенно поразили его ее брови, хищный разлет которых придавал ее красивому, почти детскому лицу выражение далеко не детской ненависти. Ее взгляд исподлобья полоснул его словно ножом, когда Зорк после совета попытался заговорить с ней наедине. Взглянула, хмыкнула и пошла прочь, дерзкая и независимая. А он смотрел вслед, на ее сильные бедра и думал, что нашел лучшую мать для будущих воинов Фраки.
И все-таки новый замысел оказался настолько впечатляющ, что Зорк, хотя и с неохотой, после долгого размышления предал ее. Он догадывался о том, что такая дочь непременно последует за своим отцом в самую гущу предстоящего сражения. И не опустит лука до тех пор, пока не кончатся стрелы. Где-то она теперь? Вероятно, по-прежнему подле отца, мертвая и прекрасная. Не знавшая страха и презиравшая боль. Интересно, ждала ли она прихода его, Зорка, во главе столь нужного подкрепления там, у стен Дома
