пытался раздуть угли. — Принеси-ка пока хвороста.
— Костер нас выдаст, — протестующее замахал руками Павук. — Что, если человек на звере рыщет где-то рядом?
— Тем лучше, — хмыкнул Гури. — Может, он нам что-нибудь расскажет.
Павук воспринял это замечание как неуместную шутку и принялся ползать по поляне, собирая сухие ветки. Удаляться от Гури он не смел.
Вскоре темноту Леса слабо озарили веселые лепестки оранжевого пламени. Гури присел на корточки и с блаженным выражением лица стал греться, тогда как Павук напряженно замер, прислушиваясь, но не слыша ничего, кроме беспечного потрескивания чернеющих на глазах веток.
— Я знаю. Они пошли к Холму под Дубом. — Гури следил за взлетающими ввысь и исчезающими среди звезд искрами. — Старейшины будут держать совет.
— Гел не станет их слушать, — вышел из задумчивости Павук.
— Тем хуже для него. Илюли не так-то легко победить в их доме. Даже с огнем.
— Ты так говоришь, потому что боишься?
— А ты разве нет?
Павук покосился на обступавший их мрак. Все было по-прежнему тихо. Только на листве кустов покачивались две тени — к счастью, их собственные.
— Ты считаешь, старейшины заставят Гела и Зорка уйти? После всего того, что нам удалось сделать?!
— Мы достаточно показали илюли. Показали и наказали. Они знают, что отныне на нашей стороне огонь. И если их вожди не глупцы, вот увидишь, они скоро покинут свои лесные дома, пока мы не сожгли их все. Лес снова станет нашим.
— А как же месть?
— Кто-то должен остановиться первым, Павук. По-другому не бывает. Иначе победитель может потерять больше, чем выиграть.
— Не понимаю тебя…
— Значит, еще не время. Займись-ка лучше делом — поищи камни.
— Ты что, хочешь здесь заночевать? — Павук от волнения вскочил на ноги. — Думаешь, раз из плена бежал, теперь тебе все можно?
— Поищи камни, — спокойно улыбнулся Гури. — Ночь будет холодная.
Павук растерянно постоял, посопел, словно готовясь наброситься на собеседника с кулаками, но в конце концов только махнул рукой и осторожно пополз на поиски.
Если Тикали собирались в спешке, была вероятность, что они забрали с собой не все валуны, предназначенные для того, чтобы сохранять тепло костров. Если же им хватило времени на сборы, Гури прав, придется померзнуть. Павук зябко передернул плечами.
Издалека силуэт Гури на фоне костра тоже казался каменным.
Павук никогда не любил избранника своей сестры. Нет, он не испытывал к нему враждебности и по- своему уважал как умелого воина, но зачем Кеите понадобилось сближаться с таким стариком? Среди Тикали было немало молодых парней, которые были не прочь познакомиться с ней и которые раньше то и дело приставали к Павуку с просьбами замолвить за них словечко — либо перед отцом, от слова которого могла зависеть судьба дочери, либо перед ней самой. Гури появился в их семье внезапно, он никого ни о чем не просил, поначалу общался только с Кеитой, Павука на свою сторону не переманивал, с отцом говорил уважительно, но просто, как с равным. Одним словом, вел себя по-мужски, что не могло не понравиться всем, даже Павуку, хотя тот и отказывался себе в этом признаться. Кеита, слишком хорошо чувствовавшая настроения брата, чтобы оставаться в стороне, ласково подсмеивалась над ним и говорила, что ревность ему не к лицу.
При чем тут ревность! Да и кто такой этот Гури? После смерти старого деда жил среди Тикали один, без жены, ни с кем особой дружбы не водил, мог взять и пропасть на много дней, а потом как ни в чем не бывало объявиться в самой гуще очередного сражения с илюли и снискать славу непобедимого воина, которой, казалось, даже не замечал. Еще Немирд приблизил его к себе, сделав негласным телохранителем, хотя не настолько близким, чтобы доверять ему не только жизнь, но и мысли, насколько мог судить Павук, будучи тогда совсем еще ребенком и основывая свое теперешнее мнение на рассказах взрослых. Во время одной из отлучек Гури с Немирдом случилась беда, обернувшаяся гибелью, и многие думали, что его сын и преемник Гел превратит горе-телохранителя в изгоя, как не раз бывало прежде, когда близкие друзья вождя могли ни с того ни с сего в одночасье впасть в немилость и даже навсегда покинуть стойбище. Однако с Гури этого почему-то не произошло. Поразмыслив, Гел оставил его при себе, но только не телохранителем, каковых он на всякий случай завел сразу несколько из числа своих сверстников, молодых Тикали, готовых идти за ним в огонь и воду, а драу’ларем, то есть «учителем войны», в обязанности которого входило этих самых телохранителей обучать.
Гел мог гордиться своей задумкой, поскольку до него никто специально подготовкой воинов у Тикали, да и ни в одном другом клане, не занимался. Считалось, что премудрости боевого дела сыновья должны перенимать от отцов или, за неимением таковых, от старших воинов, а лучше всего — непосредственно во время стычек с илюли. Правда, Кеита по секрету рассказала брату, будто Гури сам подсказал Гелу эту идею, однако Павук решил, что сестра просто пытается придать важности своему избраннику. Судя по всему, Гури с задачей справился достойно, Гел остался доволен результатами. Его бойцам не было равных среди Тикали, за исключением Гури и, быть может, самого Гела, которого драу’ларь тоже натаскивал один на один да, говорят, так, как если бы тому никогда больше не пришлось полагаться на телохранителей. И вот теперь Гури выполнял личные поручения Гела, выполнял, похоже, не лучшим образом, если дал илюли себя поймать. Бежать из плена — тоже, конечно, дело непростое, но кто знает, как Гел встретит лазутчика, не сумевшего предотвратить столь ощутимый разгром его передового отряда?
Первый камень он нашел там, где его не должно было быть — под деревом. Вероятно, кто-то удосужился вытащить его из углей и отбросил подальше в сторону. Камень уже остыл и больше походил на кусок льда вроде тех, из которых зимой Тикали складывают холодильные печи для хранения мяса. Судя по запаху, камень побывал в огне и теперь пачкал руки сажей. Павук поднес ладонь к самым глазам. Так и есть, вся черная. Ничего, завтра у Холма под Дубом отмоет в ручье.
В поисках второго камня он добрался до края бывшего стойбища и уже повернул было назад, размышляя, как поделить с Гури один-единственный валун, когда его чуткий, обостренный упавшей на Лес темнотой слух уловил не то воркование, не то приглушенные звуки разговора. Бросив встревоженный взгляд на костер, Павук чуть не выронил свою тяжелую находку.
Там их было уже двое. Силуэт Гури по-прежнему сидел неподвижно, склонив голову и что-то невозмутимо перебирая в руках. Второй, высокий и могучий, буквально излучающий животную силу и смертельную угрозу всей своей напружиненной фигурой, нависал над ним, поигрывая коротким топором.
Павук отпрянул, словно опаленный жаром пламени, хотя до костра было не меньше десятка шагов.
Те же косы за плечами, те же бугры мышц, подчеркиваемые меховой безрукавкой. Человек на звере! Только без зверя. Поэтому Павук и не слышал, как он подкрался. Образ зверя навсегда соединился в его воображении с глухим топотом и отвратительным ржанием.
Человек и Гури разговаривали. Павук не слышал слов — только стук собственной крови в висках. Никто пока не нападал и не защищался. Однако вот-вот что-то должно было произойти. Нельзя же действительно ограничиться мирной беседой с тем, кто этим самым топором совсем недавно колол черепа твоих соплеменников. Или все-таки можно? Если да, то Гури и в самом деле предатель.
Силуэт черного человека повернулся. Его отсвечивающие пламенем глаза нашли Павука в темноте леса. Гури предостерегающе поднял руку и впервые повысил голос. Павуку показалось, что рука незнакомца ложится на пояс и делает движение, как будто кидает дикой собаке кость с остатками мяса. Только сейчас собакой был он, Павук. Он даже не стал уворачиваться. Когда-то он любил приручать этих собак, носившихся по Лесу целыми стаями. Безуспешно. Неблагодарные собаки хватали корм, виляли хвостами и поспешно убегали в чащу — выть по ночам. Разбуженные соплеменники потом ругали маленького Павука за то, что приманивает «всяких тварей», и желали собакам в один прекрасный день подавиться.
