— Да так, ничего… звонила Матильдочка из комиссионного. Предлагает шубку из нейлона. Редкий случай. Но у нас нет денег.
— Сколько?
— Всего за пять тысяч. Буквально даром…
— А размер твой?
— Мой, — вздохнула Инга Федоровна. — Но я не хочу тебя разорять!
— Бери шубку! — сказал разомлевший адвокат.
Инга Федоровна влепила мужу головокружительный кинопоцелуй.
— Нет, не могу, — сказала она. — Надо жить скромно.
— Пес с ними, с деньгами, — сказал адвокат. — В могилу их все равно не утащишь!
Инга Федоровна наградила мужа еще одним затяжным поцелуем и отбыла в сберкассу.
Новелла о знатном свиноводе АФАНАСИИ КОРЖЕ
Глава шестая
Перечень владельцев нейлоновой шубки был бы не полным, если бы мы не упомянули имени Афанасия Коржа. Офицеру Коржу пророчили блестящую карьеру, хотя, как впоследствии выяснилось, судьба не вложила в его вещевой мешок ни маршальской звезды, ни генеральских погон.
Корж демобилизовался из армии в чине майора и поехал в родную Тимофеевку. Месяц он отдыхал, приглядывался к колхозным делам. Затем объявил о своем желании стать свинарем.
Такое решение никого не удивило в Тимофеевке. Зато оно поразило господина Хольмана, специального корреспондента иллюстрированного еженедельника. Хольман недоумевал. Он прикидывал на свой лад, мерил своей меркой. «Например, — думал он, — разве в нашей стране офицер бундесвера мог стать добровольно свиноводом? Конечно, нет! Такой кульбит в биографии свидетельствовал бы о гибели надежд, репутации, о крушении карьеры!
Между тем в стране большевиков утверждают, что взлет Афанасия Коржа начался именно с той минуты, когда он сообщил о рекордных привесах на ферме».
Ганса Хольмана не мистифицировали. Афанасий Корж, став мастером свинооткорма, действительно получил всесоюзное признание. О нем писали в газетах, ему посвящались специальные радиопередачи, за ним азартно гонялись кинодокументалисты.
В Москву Корж приехал на Выставку достижений народного хозяйства. Вместе с другими экспонатами ферма тимофеевского колхоза прислала могучего Яхонта — одного из четвероногих питомцев знатного животновода. Яхонт, кстати, тоже поразил воображение журналиста из ФРГ.
Покончив с выставочными делами, Афанасий Корж решил погостить несколько дней в столице, побывать в театрах, в Третьяковке, сделать необходимые покупки.
Итак, отбившись от всеведущих репортеров, прославленный свиновод вышел из гостиницы «Москва», спустился в подземный переход и, выйдя на поверхность, проследовал по улице Горького. У Малого Гнездниковского он столкнулся лицом к лицу с тетей Глашей.
— Господи, твоя воля! — воскликнула домработница стоматолога. — Никак Афанасий, тетки Коржихи сын!
— Он самый!
— Вырос-то как!
— Есть немного, — подтвердил свиновод.
Тетя Глаша пустила слезу и не преминула, как полагается в таких случаях, вспомнить, что однажды Афонька, будучи на ее, Глашиных, руках, испортил ей по причине малолетства новое платье из маркизета.
— А ведь платье можно откупить! — смеясь сказал Корж.
— Откупишь, жди! — ответила Глаша. — Небось сам за манафактурой приехал!
— Не совсем за мануфактурой.
— Толкуй! В Тимофеевке манафактуры нет. Это уж я точно знаю!
— Кто вам сказал?
— Люди говорили.
— Да мануфактуры у нас завались!
— Так и завались.
— Ей-богу!
— Врешь все!
— Зачем же мне врать?
— Партейный ты, вот и агитируешь. В колхоз заманываешь!
— Как это заманываю?
— Завлекаешь, значит. Палочки отрабатывать.
— Вы когда, тетя Глаша, из колхоза драпанули?
— Почитай, лет десять будет.
— Отстали вы, тетя. К нам теперь сами в колхоз просятся. Возвращенца берем с разбором.
— Так уж и с разбором?
— Вы знаете, сколько нынче колхозник зарабатывает? В Тимофеевке все же перевернулось.
— Так и перевернулось?
— Не узнаете Тимофеевки!
— Так и не узнаю?
— Вы где здесь работаете?
— У одного живодера, чтоб ему корни повылазили!
— Сколько же он платит вам?
— Триста рублей, чтоб ему челюсти своротило. На праздники хозяйка манафактуру дарит, — сказала Глаша, маниакально блестя глазами, — мадаполам, сжатый ситец по одиннадцать рублей метр, а бывает и эпонж…
— Ну и чудачка вы, Глаша! Что вам за выгода? Наши доярки меньше полутора тысяч не получают.
— Так я тебе и поверила!
— Вы дочку вдовы Солодкой знаете? Она себе «Москвича» купила с заработков на ферме.
— А самолет она не купила?
— Как говорил один мой друг-украинец: «Щоб мене грим убив и блискавка спалила!»
— А Федя Акундин машину не купил ? — тихо спросила Глаша.
Глаза у нее затуманились. Федор Акундин был старой любовью тети Глаши. В свое время он коварно пренебрег ею. С тех пор любовная заноза навек осталась в верном Глашином сердце.
— Сбился с пути Федя, — сказал Корж. — Горб на животе отращивает. Одним словом, дармоед!
— Так и дармоед?
— Лодырь! Ему бы в колхозе работать, а он шабашничает.
— Партейный ты! — повторила Глаша. — Всех в колхоз вербуешь!
— Да я беспартийный, — сказал Корж.
