Постепенно ночь сошла на землю, но, лишь когда комнату осветила луна, я понял, насколько уже поздно. Наверное, повар искал меня. Но мне было все равно. В первый раз мне было хорошо оттого, что я нарушил правила.
— Понятия не имею, какого ответа ты ждешь от меня, — пробормотал учитель. — Однако, если мне будет дано знание, которое я должен открыть тебе, уверен, оно придет ко мне в свой час. А до тех пор оставайся с нами. Будь нашим гостем.
Услышав это, странствующий дервиш смиренно поклонился и благодарно поцеловал руку Баба Замана. И тогда учитель задал дервишу странный вопрос:
— Ты говоришь, что готов отдать все свои знания другому человеку. Ты держишь Истину на ладони, словно жемчужину, и хочешь предложить ее кому-то. Однако открыть свое сердце для духовного света — непростая задача для смертного. Ты крадешь право Бога. И чем ты собираешься заплатить за это?
До конца жизни мне не забыть ответ дервиша.
— Я собираюсь заплатить своей головой.
По телу у меня побежали мурашки, я задрожал. Когда же я снова посмотрел в щелку, то обнаружил, что учитель потрясен не меньше моего.
— Наверное, достаточно на сегодня разговоров, — вздохнул Баба Заман. — Ты устал. Позволь мне позвать послушника. Он покажет тебе твою кровать, даст чистые простыни и стакан молока.
Шамс Тебризи вновь обернулся к двери, и у меня не осталось никаких сомнений в том, что он видит меня. Больше того. Он как будто видел меня насквозь, рассматривал мою душу, изучал ее тайны, которые были скрыты даже от меня самого. Возможно, он знал черную магию, которой его научили Гарут и Марут, два ангела из Вавилона, которых отвергает Кур’ан. Или он владеет сверхчеловеческим даром, который помогает ему видеть сквозь двери и стены. Так или иначе, но он напугал меня.
— Не надо звать послушника, — сказал дервиш, несколько повысив голос. — У меня такое чувство, что он находится поблизости и слышит нас.
Я так громко вздохнул, что, верно, разбудил бы мертвых в их могилах. В панике я подпрыгнул и бросился в сад, надеясь скрыться в темноте. Однако там меня ждала неприятная неожиданность.
— Так вот ты где, негодник! — услышал я голос повара, который бежал ко мне, держа в руке метлу. — Ты попал в большую беду, сынок, в большую беду!
Я отпрыгнул в сторону и едва избежал столкновения с метлой.
— Иди сюда, или я обломаю тебе ноги! — пыхтя, кричал мне вдогонку повар.
Но я не остановился. Вместо этого я стрелой помчался прочь из сада. Пока перед моими глазами стояло лицо Шамса Тебризи, я бежал и бежал по извилистой тропе к большой дороге, а потом по большой дороге, потому что никак не мог остановиться. Сердце стучало у меня в груди, в горле пересохло, но я все равно бежал, пока у меня не подогнулись колени и я не повалился на землю.
Элла
Подбадривая себя перед неминуемым скандалом, Дэвид вернулся домой рано утром и обнаружил жену сладко спящей в постели. Рядом с ней лежала рукопись «Сладостного богохульства» и стоял пустой стакан из-под вина.
Через десять минут Элла проснулась. Ее не удивило то, что Дэвид в ванной комнате принимает душ. Муж мог флиртовать с другими женщинами, даже провести с ними ночь, однако утренний душ он всегда принимал у себя дома. Когда Дэвид вернулся в спальню, она притворилась спящей, избегая объяснений по поводу его отсутствия.
Меньше чем через час Дэвид и дети разъехались по своим делам, и Элла снова осталась одна в кухне. Жизнь как будто входила в обычное русло. Элла открыла свою любимую поваренную книгу «Кулинарное искусство — легко и просто» и, прочитав несколько рецептов, выбрала довольно сложное меню, которое должно было загрузить ее работой на весь день.
Похлебка из морских моллюсков с шафраном, кокосом и апельсинами.
Спагетти с грибами, пряными травами и пятью видами сыров.
Телячьи ребрышки, вымоченные в розмарине, с уксусом и чесноком.
Зеленые бобы в соке лайма и салат из цветной капусты.
Потом она выбрала десерт: теплое шоколадное суфле.
Элла любила готовить. Приготовление вкусных блюд из самых обычных продуктов не только доставляло ей удовольствие, но и, как ни странно, доставляло некое чувственное наслаждение. Готовка доставляла ей удовольствие еще и потому, что у нее это отлично получалось. А кроме того, готовка успокаивала ее. В ее жизни кухня была тем местом, где она могла отгородиться от мира и как бы остановить бег времени внутри себя. На некоторых такое же воздействие оказывает секс, размышляла Элла, но для этого нужны два человека, тогда как на кухне нужны лишь время, любовь и продукты.
Ведущие кулинарных программ на телевидении представляли дело так, будто их искусство требует вдохновения и творческих способностей. Постоянно они произносили слово «эксперимент». Элла не соглашалась с ними. Почему бы не оставить эксперименты ученым, а причуды — художникам? Все, что нужно, — это следовать проверенным временем традициям и ни в коем случае не экспериментировать с ними. Умение готовить — это обычаи и правила. И хотя очевидно, что в нынешние времена преуменьшают их значение, нет ничего зазорного в том, чтобы следовать им в кухне.
Элла дорожила своей домашней рутиной. По утрам, примерно в одно и то же время, вся семья завтракала, выходные они проводили в одном и том же месте, в первое воскресенье каждого месяца приглашали на обед соседей. Так как Дэвид был трудоголиком и у него совсем не было времени, то домашние обязанности лежали исключительно на плечах Эллы: распоряжение финансами, содержание в порядке дома, режим детей, их уроки, и так далее, и так далее. По четвергам Элла отправлялась в Кулинарный клуб, члены которого обменивались опытом и рецептами. Каждую пятницу она проводила несколько часов на рынке, обсуждая с фермерами их продукцию и пробуя ее, или давая советы какой- нибудь неопытной молодой домохозяйке. Недостающее Элла покупала в магазине по дороге домой.
Субботними вечерами Дэвид водил Эллу в ресторан (обычно японский), и если они были в настроении — и при этом не очень усталыми и не слишком пьяными, — то, вернувшись домой, занимались сексом. Короткие поцелуи и ласковые прикосновения выражали не столько страсть, сколько привязанность. Когда их брак стал надежным и привычным, секс потерял привлекательность. Иногда они неделями не вспоминали о нем. Элла даже удивлялась, что когда-то секс был для нее важной частью жизни, и теперь чувствовала облегчение, почти свободу.
Ей нравилась мысль о давно женатой паре, постепенно отказывающейся от плотских радостей ради более надежных и важных отношений.
Единственной проблемой было то, что Дэвид отказывался не вообще от секса, а от секса со своей женой. Открыто она никогда не пеняла ему за его интрижки, даже не намекала на свои догадки. Оттого что их друзья ни о чем не догадывались, ей было легче изображать неведение. Все было скрыто, так что не было ни скандалов, ни предметов для сплетен. Элла понятия не имела, как Дэвид устраивает свои делишки. Учитывая его довольно частое общение с другими женщинами, особенно с юными ассистентками, это было, по-видимому, не очень сложно. Но ее муж проявлял ловкость и сдержанность. Тем не менее Элла это знала. Неверность имела запах.
Элла не могла бы сказать в точности, в чем тут было дело. Что было причиной обмана — ее равнодушие к сексу или нечто иное? Неужели сначала Дэвид пошел на обман, а уж потом она перестала любить свое тело и у нее пропало желание?
Так или иначе, результат один. От былой страсти, которая не угасла даже после двадцати лет брака и рождения троих детей, теперь не осталось и следа.
Следующие три часа разные мысли не давали Элле покоя, тогда как руки делали свое дело. Она резала помидоры, рубила чеснок, крошила лук, кипятила соус, терла кожуру апельсинов и замешивала тесто для пшеничного хлеба. Хлеб она всегда пекла сама, следуя золотому совету матери Дэвида.
