В поисках копей царя Соломона

— Золото, — задумчиво произнес он. — Я могу о нем рассказывать всю жизнь, и это будет только начало.

— А что вы можете посоветовать тому, кто разыскивает копи царя Соломона?

— Чтобы получить ответ, — сказал Абдул Маджид, наклоняясь ко мне, — нужно думать не только о царе Соломоне. Необходимо принять во внимание древние торговые пути, политику и причины, которые лежали в основе потребности Соломона в золоте.

— Грандиозный храм, — ответил я, поспешно отстраняясь. — Я был на горе Мориа, где он якобы стоял.

— Это только начало, а что вы думаете о Стране Богов?

Я не понимал, что он имеет в виду.

— Я говорю о египетской стране Пунт, — пояснил торговец.

Затем он лизнул свой палец и поднял его вверх.

— Ключом к загадке копей царя Соломона, — сказал Абдул Маджид, — служит загадка Пунта — места, откуда египтяне получали золото.

— Вы думаете, Офир и Пунт — это одно и то же?

Хозяин лавки проигнорировал мой вопрос.

— После царя Соломона Израильское царство перестало существовать, и все записи были утеряны. Вы не найдете никаких свидетельств ни эпохи царя Соломона, ни последующих веков.

Нужно идти назад, а не вперед… назад к египтянам.

Абдул Маджид встал, чтобы обслужить покупателя, а затем вернулся к прерванному разговору.

— Что вам известно о царице Хатшепсут?

Я пожал плечами.

— В западной части Фив есть храм, который называется Дейр эль-Бахри. Его южная стена исписана иероглифами, которые я видел собственными глазами! Надпись рассказывает о возвращении из Пунта флота царицы Хатшепсут. Это путешествие состоялось незадолго до царствования Соломона!

Он снова приблизил свое лицо ко мне; глаза его возбужденно блестели. Я едва сдерживал себя, чтобы не отстраниться.

— Большинство специалистов считают, что Пунт находится в Сомали. Но теперь ученые изменили свое мнение. Они говорят, что Пунт был здесь, в Эфиопии.

— И когда же египтяне начали плавать в Пунт?

Хозяин лавки заглянул мне в глаза. Я понял, что он много лет ждал посетителя, который разделит его интерес к Пунту. Теперь, когда такой человек наконец появился, он был готов продемонстрировать свою осведомленность.

— Самое первое упоминание о Пунте относится к эпохе Пятой династии, — сказал он, — когда фараон Сахура отправил флот на юг, вдоль побережья Красного моря. Они вернулись с триумфом, нагруженные миррой, слоновой костью, эбеновым деревом, янтарем и золотом Пунта.

— Значит, Офир и Пунт как-то связаны.

— Возможно, это одно и то же, — прошептал Абдул Маджид. — Как бы то ни было, а израильтяне научились обрабатывать металлы у египтян.

Вы должны помнить, что, прежде чем попасть на Землю обетованную, они находились в рабстве в Египте.

— Так вы считаете, что копи царя Соломона — это копи египетских фараонов?

— Поставьте себя на место Соломона, — сказал торговец. — Вам требуется огромное количество золота, и вы знаете, что соседи получают его из копей, которые расположены не очень далеко. Разумеется, вы пошлете флот в это место, а не станете затевать опасные экспедиции к новым месторождениям.

Теория хозяина ювелирной лавки выглядела вполне логичной. Но прежде чем я успел обдумать его слова, он шагнул к одной из витрин и достал пару сережек. Каждая из них представляла собой диск из восьмидесятикаратного золота диаметром около полутора дюймов. Я подумал, что Абдул Маджид начнет расхваливать товар, но он ничего не собирался мне продавать.

— Взгляните на них. Такие носят на всей территории Эфиопии, но вы не найдете их ни в одной стране мира, кроме Египта. Точно такие же украшения выставлены в Каирском музее.

Абдул Маджид вновь дунул на свою ладонь и протянул ее мне для рукопожатия. Он получил удовольствие от беседы со мной — в нынешние времена он даже не осмеливается думать о славном прошлом.

— Теперь не то, что прежде, — сказал он, снова наклоняясь ко мне. — Эфиопы гордились своими традициями. Они ходили с поднятой головой и уважали себя. Теперь у всех на уме только одно — уехать в Америку.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ Джип императора

«Царь придет из Египта, и Эфиопия протянет руки к Богу».

Маркус Мосайя Гарви

Франко не мог припомнить того времени, когда он не жил в Аддис-Абебе. Он пережил тяжелые времена, а затем еще более тяжелые. Он видел полыхающую пожарами столицу и канавы, наполненные кровью молодых людей. Три поколения его семьи жили и умерли в Эфиопии, и он не собирался уезжать из страны. Когда у него были деньги, он обедал в шикарном итальянском ресторане «Кастелли», где любили собираться сотрудники благотворительных организаций. В скудные времена он сидел на крыльце своей полуразваливавшейся лавки и пил пиво «Бедели» из бутылки. За пятьдесят лет жаркое солнце изрезало лицо Франко морщинами. По ним можно было определить его возраст, как по годовым кольцам определяют возраст дерева.

Большая часть семейных ценностей Франко рано или поздно попадали в его лавку. Он продал свадебное платье матери, цилиндр отца, десятки безделушек и даже вставную челюсть бабушки. Я протискивался между полок, восхищаясь разложенными на них товарами, но Франко было все равно, куплю я что-нибудь или нет.

В этом отношении он был похож на Абдул Маджида, с которым он дружил сорок лет и лавка которого располагалась напротив, на другой стороне улицы.

На Западе уже давно исчезли магазинчики старых вещей, где можно было найти что-нибудь стоящее. Сегодня люди ничего не выбрасывают, опасаясь, что вместе с хламом избавятся от чего-то ценного. Но вещи в лавке Франко рассказывали о недавнем прошлом Эфиопии. Здесь были фотографии молодого Хайле Селассие в императорских одеждах, фашистские медали и кольца, сделанные из итальянских монет. На вешалке висела пара изъеденных молью мундиров в комплекте с тропическими шлемами и связкой мятых шелковых галстуков. На полках валялись десятки молитвенников на языке геэз, Библий, свитков из монастырей, серебряных крестов и подголовников из черного дерева. Задняя стена была увешана украшенными перьями масками и глиняными дисками для нижней губы племени мурси с реки Омо. Рядом с ними, в тени потрепанного чучела льва, висела дюжина щитов из крокодиловой кожи, дротиков и амулетов.

— Отличный товар, — сказал Франко, заглядывая мне через плечо. — Больше вы его нигде не увидите. Все из племени данакилов.

Он поднес к моему носу чашу, наполненную чем-то, что напоминало грязные фисташковые орехи в скорлупе.

— Как вы думаете, что это?

— Понятия не имею.

Франко откинулся назад и рассмеялся.

— Яички.