– Я не верю этому.
– Мы тоже. Она лжет, спасая свою шкуру. Еще она говорит, что тот... который загнулся, не впрыскивал себе сверхдозу. Они балдели вместе, но Джимми захотел увидеть, сколько героина может принять тот тип. По ее словам, он был уже в полубессознательном состоянии, однако Джимми вколол ему еще почти полшприца.
– Она обвиняет Джимми в убийстве?
– Кристли снял отпечатки пальцев со шприца. Там только два четких отпечатка – девицы и покойника.
– Значит, Джимми чист.
– Вероятно. Скорее всего, это сделала девица. – Армитедж потер лоб. – Что-то она темнит. Пытается подставить другого. Мы нашли только одну ампулу. По крайней мере, в той комнате. В других комнатах обнаружена куча всякой всячины.
– Разбудить его?
– Не надо, пусть спит. Просто хотел предупредить – дело может принять серьезный оборот.
– А как они объяснили его отсутствие?
– Кристли говорит, что мы пытались задержать парня, а тот сбежал.
– Так его разыскивают?
– Вероятно, разыскивают. Черт! Надо было сразу сказать об этом, сразу вызвать «скорую помощь».
– У вас будут неприятности?
– Надеюсь, обойдется. Кристли сказал начальству, что парень сообщил об одной вечеринке с наркотиками и мы туда направились, а когда остановились у светофора, тот выскочил из машины и скрылся. А что касается девицы, она изменит свои показания, если Кристли ее обработает. Ведь нет доказательств в ее пользу. Она просто насмерть перепуганная шалава.
– Так что нам делать?
– Успокойся. Я сказал, что ты помогал мне. Мы были вместе, когда меня вызвали, и ты поехал со мной. Возможно, кое-кто пожелает встретиться с тобой, чтобы все уладить.
– А Джимми?
– Пусть держится подальше от Мосс-Сайда. Проследи, чтобы он посещал школу, идет?
– Хорошо.
– Тебе известно, чем занимается твой брат?
– Нет. – Соулсону больше ничего не хотелось слышать, но надо было выяснить все до конца.
– Сводничеством. Нет, он не сутенер, не отнимает у девушек деньги. Просто он подбегает к машинам и спрашивает водителей, не хотят ли те женщину. – Армитедж не мог смотреть Мэри в глаза. – А потом девицы расплачиваются с ним.
– Как?
– Деньгами. Наркотиками. Натурой. Когда как.
– И как долго он этим занимается?
– Почти два года.
Соулсон проводил Армитеджа и вернулся в комнату. В руках он держал шинель.
– Куда ты собрался?
– Мне надо выйти. Проветриться.
– У тебя в голове ужасные мысли.
– А какие еще, по-твоему, у меня могут быть мысли?
– Но он ведь твоя плоть и кровь.
– Он преступник! Я не желаю больше видеть его в своем доме.
– Ты не можешь его выгнать.
– Жить с ним я тоже не могу.
– Твои отец с матерью...
– Они очень старые. Поэтому он здесь. Вообще от него всегда одни неприятности. С тех пор как научился ходить.
– Все равно ты не можешь его выгнать. Помни, что завещал Господь, Чарльз. Прощать. Это то, во что мы верим.
– Я – полицейский. Вот и вся моя вера. Вчера вечером я дал клятву перед Богом, что всеми силами буду бороться со злом, которое убило того ребенка. Мэри, я не могу допустить, чтобы в моем доме жил преступник. Мне не будет оправдания. Как я могу арестовать кого-то, если позволил другому избежать наказания? Это закон, Мэри. Один для всех. И его вина не становится меньше только потому, что он брат полицейского.
– Но он всего лишь принимал наркотики.
– Он сутенер!
