лишь один из нас провинился. Та затрещина досталась нам обоим.
— Вы хорошо его помните?
— Он всегда со мной.
— Тогда вы счастливчик. Вы не одиноки. Разве это плохо?
— Но я не знаю, почему я жив, а он мертв.
— А как его звали?
— Маркус.
— Приятное имя. Я рада, что у вас есть, кого любить. Это важно.
Они вместе вышли в коридор, Ростов чуть сзади, пропуская вперед более пожилого и старшего по званию человека.
— Ваша голова на плахе, — сказал председатель, когда они пошли рядом. — И вы это должны знать, верно?
Ростов пожал плечами. Он был в форме, при погонах.
Шли медленно, в темпе пожилого, молча. В этом коридоре власти, где даже стены имеют уши, не очень-то разговоришься.
— Быть президентом в такое время, — сказал председатель, — работа незавидная. Со всеми проблемами, которые у нас возникают в республиках. Я бы себе такого не пожелал.
Они провели с президентом полчаса. За все это время председатель не произнес ни слова, предоставив Ростову возможность сообщить о событиях последних нескольких недель.
— Запутанная история, — сказал президент, когда Ростов закончил. — Но, вне сомнений, в ней есть и последовательность, и особая логика. Моя озабоченность, помимо безопасности наших людей, касается того, чтобы снова не столкнуть американцев с нами. Всегда трудно верить прежним противникам. Когда я встречусь с американским президентом в Берлине, я сделаю все возможное, чтобы он мне поверил.
Прощаясь, он попросил держать его в курсе событий. Он уважал американского президента. Ему не хотелось, чтобы все это дело встало между ними.
— Он им тоже полностью не доверяет, — сказал председатель, когда они вышли во двор. Стоял ясный день, хотелось чуть подышать свежим воздухом. Председатель сделал знак водителю, чтобы тот не спешил с машиной. За пределами слышимости спокойней говорить о главном. — Но ему приходится пытаться. Точно так же, как нам. И, я полагаю, как американцам. В прежние дни все было проще. Мы знали, где находимся. Теперь, в это мирное время, хрупкое доверие легко подвергнуть испытаниям и поломать. Надеюсь, что все это пройдет хорошо у Дмитрия Дмитриевича.
— Его доклад должен быть готов к моему возвращению.
— А было ли разумно сказать им о Бормане?
— Это необходимая приманка. Надо их взволновать.
— Они, чего доброго, подумают, будто и Гитлер у нас.
— Наши источники всегда сообщали нечто невнятное о Бормане. Его видела какая-то генеральская дочь…
— Его видели везде. Отличная дезинформация. А теперь, когда им стало известно о деньгах, всегда можно ожидать, что они сообщат об этом немцам. И те могут попросить вернуть их.
— Это касается прежде всего швейцарских банков. И лишь того, что от далекого прошлого осталось.
Председатель рассмеялся:
— Не так уж много. Все это помогало Сталину финансировать послевоенные пятилетки. — Старик помолчал и сказал молодому совсем тихо: — «Призраки Луцы»… Важно, чтобы они не покидали Россию. До того, как будет утрясен этот вопрос.
— После войны мы депортировали тридцать тысяч немцев. Это будет не так-то просто. Сейчас, в период перестройки.
— Я знаю. Я это хорошо знаю. Но Германия была мирной потому, что Восточная Пруссия находилась под нашим контролем. Вы понимаете… так же, как и я… пруссаки всегда были поджигателями войны. Мы не можем позволить им… неонацистам… провоцировать беспорядки. И еще в такое время, когда вся Германия бурлит, а ее экономика так напряжена.
— Неонацисты… это в характере пруссаков. И это не изменится, даже если они необыкновенно разбогатеют…
— Но вы уверены, что избрали правильный курс действий? — Председатель намеренно не уточнял, какой именно, не желая ставить себя под угрозу, если бы дела пошли плохо.
— Да.
— А если он провалится?
— Это будет моей ошибкой.
— Грустный момент, когда человек понимает, что он заменим.
— Не я первый.
— Увы, через это проходят все, когда отстаивают правильность своих действий. Вы же понимаете, почему вопрос стоит так.
— Безусловно. Ничто не должно наносить вреда нашим отношениям с Западом.
— Если все сработает, никто никогда ничего не узнает. Если же нет, тогда… — Он пожал плечами. Оба они сознавали, что для Ростова это будет концом карьеры. Председатель подал сигнал своему шоферу.
— Вы едете со мной?
— Нет. Я пройдусь немного. Прекрасный день.
— В церковь?
— В церковь.
— Будем надеяться, что Он сможет помочь там, где бессилен КГБ.
Старик понял, что шутка не совсем уместна.
— Будьте, пожалуйста, осторожны. Зайдите ко мне, когда вернетесь. С докладом Дмитрия Дмитриевича.
Ростов вышел из Кремля, миновав синие фуражки охранников КГБ, и пошел вдоль реки. Он смешался с туристами и другими прохожими, наслаждаясь быть никем в бурлившем городе.
Он думал о силах, которые привел в действие. Он знал, что они опасны, и надеялся на то, что они реализуются в кратчайший срок.
Пока же оставалось только наблюдать и анализировать. Так можно поджечь один из нескольких запалов и смотреть за ним, пока он не выгорит до конца. Он чувствовал интуитивно, что исчезновение англичанина имеет первостепенное значение для его собственной игры. Этот человек не прятался. Он относился к людям другого сорта. Он за кем-то гнался. И в этом могла заключаться развязка проблемы.
Он готов был молиться за безопасность англичанина.
Он нуждался в любой помощи, которую мог предоставить случай.
Новоорлеанский экспресс подходил к станции Калпепер, Вирджиния, когда Петер Фрик открыл заседание Совета. Присутствовали все двенадцать его членов. Происходило это в огромном старинном доме, в отдельном зале, когда-то служившем столовой. Фрик сидел во главе длинного стола, как законно избранный лидер. Хельмут Краган расположился справа от него, несколько в стороне от стола, как это и подобает тому, кто ведет протокол, не являясь членом Совета.
— Мы находимся, — сказал Фрик после долгой паузы, длившейся свыше полуминуты, пока он не убедился, что все слушают с полнейшим вниманием, — в начале исторического процесса. Все, чего мы ждали, стало очевидностью. Немцы разделились. Объединение страны восстановило классовую структуру, основанную не на личных качествах, а на принципах собственности. На имущих и неимущих. Это ситуация, в которой мы работаем. Наш долг национал-социалистов — объединить немцев. Предоставить тем, кто имеет,
