Корчмарь прищурился и с сомнением спросил:
— Ты — ближний московского царя? Мои уши слышат такую неправду, так почему же мои глаза не видят, что не покарал тебя Господь? Хотел бы я видеть, каким явился бы сюда самый малый придворный нашего короля. Какие бы перед ним скакали гайдуки! Какие играли бы под ними кони! А сам он сверкал бы, как солнце, прожигая своим взглядом до костей!
— Московский царь Дмитрий не так глуп, как король. В золотых каретах он не ездил, гайдуков перед собой не гонял. Вскочит на коня и один по городу едет куда ему надобно. Каждый мог придти к нему и говорить о своем деле. За обиду тут же и расправа над обидчиком. А я тебя, корчмарь, спрошу: стоит корчма у рубежа, имеешь ли ты какие-либо вести из Московского государства?
— Места у нас здесь глухие. До Московии нам дела нет. И пути для нас туда нет. Еврея там каждый обидеть может, а заступиться некому, потому и дивлюсь и не верю, что ты прошел московскую землю.
Корчмарь позвал жену. Вошла могучего сложения хозяйка. Корчмарь указал ей на злотый лежащий на столе.
— Вот наш гость дает, да у нас разменять нечем. Как быть?
Хозйка взяла злотый и попробовала на зуб
— Разменять здесь негде.
Богданка распорядился:
— Подай еще холодцу и горилки, тогда и разменивать не надобно! Оставь себе на обзаведение и на память, что побывал у тебя ближний человек московского царя.
Хозяйка вышла, корчмарь спросил:
— Ближний царю человек, наверное, хочет что-то у нас узнать?
Богданка кивнул головой.
— Я скажу. В Москве — измена. Бояре хотели убить царя Дмитрия, да он ушел от изменников. Ныне в Москве другой царь — Василий Шуйский. Я ушел из Москвы с царем Дмитрием, а он укрылся. Меня отпустил. В Московии началась война.
Корчмарь пристально вглядывался в Богданку. Раздумчиво проговорил:
— У гоев всегда, что-нибудь происходит... А вот, как ты еврей, оказался в ближних к царю? Не пан, не боярин, а ... ближний?
Богданка спохватился: не задумал ли корчмарь его ограбить. Хоть и была хмелем полна голова, ночевать в корчме не остался. Корчмарь не очень-то и настаивал, не угадывая врал ему гость или правду говорил? От такой правды лучше подальше быть, а вот посетителей корчмы можно теперь будет угостить завлекательным рассказом.
Богданка, оставив по себе столь заметный след, добрался до Могилева. И изображая из себя беженца из Московии, пришел к протопопу церкви святого Николая напроситься на какую-либо работу. Протопоп хотел было нанять его заготавливать дрова, да узнал, что перед ним грамотей. И русский язык ему ведом, к тому же ведомы и латинский и греческий. А главное начитан в священном писании, как сам протопоп не начитан. При церкви приходская школа для детей. Протопоп поставил Богданку учителем в школе. Жизнь у Богданки раздвоилась. Благодать после московских бед, а другая еще пока ему незнаемая.
Корчмарь, между тем, не скупился на рассказы о проезжем ближним человеке московского царя Дмитрия. С каждым рассказом придавал проезжему значительности, дошел до намеков, что не сам ли царь Дмитрий, пробираясь в Литву, посетил его харчевню. С московской земли, натекала молва, что царь Дмитрий спасся и до времени скрывается от лихих людей.
В корчму негаданно приехал раввин из Могилева, лицо для корчмаря весьма значительное, и приступил к расспросу:
— Сказывал ты разным людям, что твою корчму посетил царь московский, пребывая в изгнании из своего царства...
Корчмарь попытался отвертеться от прямого ответа:
— Да кто ж знает, что это за человек?
Но не с раввином ему в жмурки играть.
— Погоди, хитрец! Хитрости твои не для меня. Панам ложь в утешение, мне солжешь и дня не проживешь!
Корчмарь понял , что неспроста прибыл к нему грозный гость, а угроза в голосе напомнила ему о власти раввина отлучить от диаспоры, а тогда — погибель.
— Можно подумать, что и сам царь явился, потому, как карманы полны золотом...
— Не спеши во лжи. Ранее сказывал, что он из наших. Еврей не мог быть московским царем. Но еврей в ближних московского царя — это больше, чем московский царь
— Крещеный еврей...
Раввин сердито заметил:
— Крещеных евреев не бывает. Еврей навсегда в нашей вере, крестись он у схизматиков или у папистов. Ты уверен, что он был еврей?
— В этом я уверен.
— Нам остается узнать, правда ли он состоял в ближних московского царя? Не ты ли это придумал?
— Если и придумано, то не мной, а моим гостем.
— Куда он поехал?
— Сказать могу, да кто ж проверял. Говорил, что в Могилев...
— Сказки о нем свои сказывай, как сказывал, а о нашем расспросе — молчи, даже и под пытками. Нет пыток страшнее, чем гнев Господень.
Судьба немилостиво охватывала Богданку петлей, не так-то быстро, но неумолимо. Пока он странствовал по литовским дорогам, да учил приходских детишек русскому языку и Закону Божиему, генерал ордена Клавдио Аквавиа получил донесения с вескими доказательствами, что царь Дмитрий действительно убит. Вместе с тем являлось множество известий, что многие в Московии этому не верят или не хотят верить.
Иван Болотников, воспитанник падуанской военной семинарии, посланец Ордена, чуть было не овладел Москвой, лишь упоминая имя Дмитрия, не отыскав ему живой замены.
Извещен был генерал Ордена и о том, что Болотников слал гонцов в Путивль, чтобы искали Дмитрия. И все это замыкалось на двух лицах: на колдуне Молчанове и на князе Шаховском. А где же третий, бежавший с ними из Москвы, толмач царя Дмитрия, воспитанник бернардинцев? По всем орденским связям в Литве было направлено повеление розыскать толмача Богданку. Да велик стог сена, а иголка мала. Король Сигизмунд заявил во всеуслышание, что признает в любом самозванце Дмитрия, лишь бы он явился мстителем за убитых польских граждан.
Не остались в стороне от событий в Московии и венецианцы. Дож прислал в Рим своего посла Фоскарини, и тот выразил желание встретиться с генералом Ордена. И, хотя венецианцы не жаловали иезуитов, не считаться с их могуществом не могли. Чутье к интригам подсказывало Аквавиве, что Фоскарини явился говорить о событиях в Московии. Фоскарини говорил:
— Ваша милость, я хотел бы передать вам знаменательные слова короля Сигизмунда о событиях в Московии. Король считает, что имел место замысел объединить Московию и Речь Посполитую под одной короной. И короной этой предполагалось короновать московского царя Дмитрия. Царь Дмитрий убит, ныне король считает, что это объединение, которое необходимо, чтобы остановить распространеие ислама, должно произойти под польской короной.
Аквавива и без длинного пояснения Фоскарини, знал, что беспокоит венецианских купцов. Он ответил с легкой усмешкой:
— Никто ни в Риме, ни в европейских королевствах не препятствовал бы королю предпринять поход в Московию и овладеть царским троном.
— Ему мешают взбунтовавшиеся мятежники.
