— Мятеж стихает, а вскоре утихнет. Не мятеж ему мешает.
— Отсутствие средств?
— Об отсутствии средств говорят, когда могут указать, где найти эти средства. Быть может венецианские купцы собираются субсидировать короля?
Фоскарини рассмеялся.
— Купцы не рискуют, не зная наверное, что риск будет оплачен.
— Риск не будет оплачен. Мы не верим в полководческий талант короля Сигизмунда. Война между Речью Посполитой и Московией на руку султану. Если в Московии власть нового царя неустойчива, поход Сигизмунда объединит московских людей.
Фоскарини загадочно улыбнулся и сказал:
— Купцы много ездят, со многими встречаются. Торговля не имеет границ. Даже там, где между людьми рознь, у купцов может быть единство интересов.
— Это известная истина. В чем смысл ее повторения, вашей милостью?
— Мне известно, что Орден поникновенен не только в тайны свершившегося, но ему доступны и тайны еще не свершившегося. Я не хотел бы оказаться вестником того, что Ордену уже известно, но я не знаю, известно ли Одену, что средства для овладения Московией у короля Сигизмунда есть.
Аквавива улыбнулся.
— Золото переливается из сосуда в сосуд, как вода. Деньги могут побудить короля Сигизмунда на поход в Московию.Но на нашей памяти поражение в Московии великого воителя короля Стефана Батория. Понадобились усилия нашего орденского посредника Антонио Поссевино, чтобы избавить Стефана Батория от унижения. Мне не жаль потери купеческого золота, но я обеспокоен судьбой нашей церкви в Речи Посполитой. Едва король двинет свои войска в Московию, на него пойдет войной султан, крымский хан разорит польские земли, разрушены будут наши церкви.
— Я сказал, что есть огромные средства, что послужат объединению Речи Посполитой и Московии под одной короной, но при этом совсем не обязательно, чтобы король начал войну с Московией.
Аквавива угадывал, чего доискивается венецианский посол, но хотел его заставить высказаться до конца. Сомнения в словах собеседника, всегда вынуждают к большей откровенности. Акваива спросил:
— Не обманчивы ли надежды, вашей милости, на щедрость венецианских купцов? Венецианцы скупы, генуезцы не так-то богаты...
Фоскарини приберегал удовольствие удивить генерала всемогущего Ордена. Нескрывая своего торжества, он объявил:
— Московские земли давно вожделенны для польской шляхты, но они приманчивы и для польских... евреев. Для польских евреев невступна московская земля. Во всей Европе только московская земля невступна для евреев. Я думаю, что Орден осведомлен, что наиболее просвещенные евреи считают московскую землю своей землей, по несправедливости отнятой у них.
— Сеньер Фоскарини коснулся глубин, которые я думал неизвестны венецианским купцам. Стало быть, кто-то просветил венецианцев о давних легендах, которые известны лишь избранным. Легенды гласят, что когда-то Русская земля была подвластна иудеям Хазарии, и Киевская Русь платила хазарским каганам дань. Не вправе ли я спросить, кто просветил венецианскую сеньерию и просвещен ли на этот счет дож?
Фоскарини загадочно улыбнулся.
— И до Венеции донесся вопль ужаса, когда московский царь, тиран и мучитель, по имени Иван, отняв Полоцк у польского короля, всех евреев, живших в том городе, утопил в реке.
— Этот вопль донесся и до Рима, но не всеми был услышан. Ваша милость, вы собираетесь мне что- то сказать или предложить?
— Нечто мстительное есть в том, что я хочу сказать. Я упомянул, что субсидии на поход короля в Московию могут найтись.
— Эти субсидии должны быть значительны.
— Еврейские деньги, еврейских торговых домов, нигде и никак не объявленных. Они существуют, и Орден знает об их существовании. Теперь вы не скажете, что поход короля в Московию безнадежен.
— Безнадежен! — с ударением произнес Аквавива. — Поход короля безнадежен. Субсидии могут нам помочь разрушить Московию изнутри. Дуб крепкое дерево, но если его изнутри изгрызет червь, он рухнет от дуновения ветра. Мы не могли оказать должной поддержки субсидиями нашему посланцу в Московии Ивану Болотникову, и мятеж, поднятый им, захлебывается. Он раскачал зубы в пасти Московии, но вырвать их не имеет сил.
Фоскарини в сомнении покачал головой.
— Речь шла о субсидиях королю, а не мятежникам.
Аквавива досказал, что не никак не мог выговорить Фоскарини.
— Еврейским ростовщикам, купцам и арендаторам тесно на польской земле. Они хотели бы, чтобы король во главе христианского войска взломал бы ворота в Московию. А почему бы им не сделать это самим?
— Где же их войско, где их полководцы?
Настало время объявить венецианскому послу, затаенный замысел Ордена. Аквавиа сказал:
— У них есть нечто большее...Мятежники в Московии ищут кем заменить царя Дмитрия. До сих пор не нашли. Двойника нашему Дмитрию не найти. Поскольку нет двойника, нужна его тень. Вы могли бы, сеньер Фоскарини, подсказать, где искать эту тень?
— Если вы, монсиньер это подскажете прежде мне,
Аквавива в знак согласия прикрыл глаза. После некоторого раздумья сказал:
— Я полагаю, что найти желающего назваться московским царем не составило бы труда. Надо быть готовым, чтобы сыграть эту роль, а для этого побывать хотя бы в ближних придворных у царя Дмитрия. С царем Дмитрием ушел из Польши толмачем воспитанник бернардинцев. Он спасся во время мятежа. Он из тех, кто был посвящен в тайны царя Дмитрия, знает его дворцовый обиход и к тому же... еврей.
Аквавива прикрыл глаза ладонью с растопыренными пальцами.
— Мы на это посмотрим сквозь пальцы.
— Московский царь — еврей?
— Неужели вы хотите, чтобы я сказал, что и без слов понятно. Названый царь должен знать царский обиход, не более. Самозванцев принимают, зная, что они самозванцы. Поддержанный субсидиями новый Дмитрий внесет разрушение в Московию, расшатает больные зубы, а когда они выпадут, московский медведь, лишенный зубов, окажется бессильным перед польским орлом. Новый Дмитрий фигура проходящая. Мы подскажем, где искать этого бернардинского воспитанника. Остальное за теми, кто хочет взломать для себя ворота в Московию. Вам, сеньер Фоскарини, не впервой выполнять посольские миссии и вести переговоры с заинтересованными лицами. Я хотел бы, чтобы Орден на время остался в стороне.
Грамоты Болотникова, разбросанные по городам и весям, вершили, свое черное дело. Они подняли голытьбу, повлекли ее толпы в Тулу. Гнала их надежда стать сильненькими в земной жизни, не дожидаясь жизни загробной, где им обещано возмещение за обиды от Господа. Гнало их, как гонит осенний ветер шумные вороха осенних листьев.
Но грамотки Ивана Болотникова сгоняли с обжитых мест не только голытьбу и обиженных , сдвинули они и тех, кто видел нужду спасать себя от голытьбы. Себя, а не Шуйского. Но спасая себя, спасали и Шуйского. Росло войско Ивана Болотникова, но еще спешнее росли царские полки.
Бояре собрались и призвали в Думную палату на рассуждение Василия Шуйского.
Говорили ему:
— Ты, государь, зачинал — тебе и кончать. Как не станет Расстриги, ты сулил тишину Русской земле. Расстриги не стало, где же тишина? Польского короля ты ополчил гневом, и вот опять с польской стороны явился возмутитель царства. Либо мы его задушим в Туле, либо по всей земле распространится замятня. Ты зачинал, тебе и завершать. Становись сам во главе войска, а там, как Бог рассудит.
Приговорили с каждой сохи брать по шести человек, по три конных и по три пеших. Брать с посадов,
