Она поднесла лист бумаги к стеклу.
– Покажи мне.
Я глянул на страницу. Она была из второй главы.
– Здесь рассказывается история моей прежней жизни, – сказал я. – Она тебя не заинтересует.
Я вздрогнул, когда она смяла лист и бросила его на пол.
– Не лги мне. Ты будешь удивлен,
– Я не лгу, – ответил я, глубоко сглотнув. Но горло осталось сухим и воспаленным. Казалось, с каждой минутой воздух становился все холоднее и холоднее. Но моему врагу, как я видел, это не доставляло ни малейшего неудобства. – Мне понадобится кое-что из моих вещей, чтобы раскрыть тебе свои тайны.
Она изучала меня с явным подозрением.
– И что, например?
Я снова указал на свои вещи, аккуратно сложенные на полу.
– Чернила, бумага, опора, на которой я смогу писать.
Она постучала по стеклу темным крючковатым ногтем.
– Почему ты так легко сдаешься?
– А какой у меня выбор?
– Никакого.
– Тогда я по крайней мере не буду страдать.
Улыбнувшись, она нарочито медленно и отчетливо произнесла:
– Только, если я сама захочу этого.
– И вновь, – повторил я, – какой у меня выбор?
– Да ты не просто глупец, Секенр, но к тому же еще и слабак, и трус. У тебя вообще нет выбора. – Она провела ногтем по выпуклому стеклу. – Ну-с, очень хорошо. – Неожиданно она резко дернула ногтем вверх.
Стекло исчезло, и я свалился на кровать, подняв целое облако пыли. Свечи разметало по полу. Те, что еще горели, она затушила босой ногой.
– Не двигайся с места, – приказала она. – Скажи мне, что тебе нужно.
Я показал на самую прочную и острую из всех своих ручек, не перьевую, а деревянную с насаженным на нее металлическим наконечником. Обычно этот инструмент использовался лишь для самых грубых, широких мазков, а отнюдь не для каллиграфии, но она без вопросов вручила мне его наряду с закупоренной бутылочкой чернил и чистым листом бумаги.
– Мне нужно что-то твердое и гладкое, на чем я смогу писать.
Одетой в Смерть, по всей видимости, было трудно понять это. Она надолго замолчала, раскачиваясь взад-вперед, и ее устрашающее одеяние тоже раскачивалось – оно жило своей собственной жизнью: многочисленные кулаки сжимались и разжимались, крошечные рты шипели, выдыхая дым. Затем она все же приняла решение: нагнулась, подняла с пола мою водонепроницаемую сумку и раздраженно бросила ее мне. Я поймал ее и положил к себе на колени. Дрожь била меня все сильнее.
– Подойди поближе, – сказал я. – Это надо видеть.
Она обошла меня сзади и, нагнувшись надо мной, схватила за плечи, до крови стиснув своими когтями. Я крепился изо всех сил, стараясь не обращать внимания на боль и не показать, как мне стало противно, когда она заползла на кровать и начала слизывать кровь с моих ран. Ее омерзительные трофеи, извиваясь, ползали у меня по спине и бокам. Ее тело совсем не согревало – и ее прикосновения и исходившее от нее зловоние напоминали прикосновения и запах трупа.
– Тебе надо посмотреть…
Заурчав, она схватила меня сзади за шею. Руки у нее были необычайно сильными. Она могла, не моргнув глазом, не прилагая никаких усилий, убить меня в один момент.
Хватая воздух ртом, с трудом сохраняя способность дышать, я нарисовал на разложенной на коленях бумаге змея. Его загнутый кольцом хвост был засунут ему в пасть. Одетая в Смерть, как зачарованная, с любопытством следила за моим пером. Отпустив мою шею, она протянула жирную руку поверх моего плеча, чтобы провести по рисунку кончиком пальца.
Пришло время рискнуть всем. В образованном змеем кольце я написал крупными буквами на языке Страны Тростников: ТЫ НЕВЕЖЕСТВЕННАЯ ДИКАРКА.
Одетая в Смерть зашипела, вцепившись мне в спину. Я почувствовал, как по спине побежали струйки крови.
– Это… очень сильная магия, – заявил я, опасаясь, что она все же каким-то образом
Она тяжело дышала, впав в какой-то транс, возможно даже, испытывая благоговейный трепет перед незнакомым ей видом магии. Моя авантюра увенчалась успехом. Теперь я точно знал, что Одетая в Смерть, как я и надеялся, была совершенно неграмотна. Она завороженно продолжала наблюдать за тем, что делают мои руки. Я сконцентрировался на своем занятии, стараясь не обращать внимания на исходящее от нее зловоние.
