Маска чародея

Не веря собственным глазам, я поспешно закрыл книгу, крепко сжав ее в руках. Через какое-то время я вновь открыл ее – имя осталось на своем месте. Этот Таннивар в каком-то смысле был мною. В этом смысле я сам написал эту книгу. Значит, и я был виновен в преступлении, о котором Таннивар с такой гордостью повествовал на этих страницах.

Моим первым порывом было выбросить рукопись в реку, но вместо этого я открыл окно, чтобы стало светлее, уселся на чердаке среди реликвий из жизни моих родителей и прочитал книгу от корки до корки.

Бедняга Таннивар тоже убил своего отца, но он – да, в самом деле, глупо – гордился этим, полагая, что таким образом положил конец возрождению магии. Он был гораздо старше меня – взрослый человек, уже под тридцать, когда совершил этот поступок, и уже за тридцать, когда писал свою книгу, которую он зачем- то представил как выдуманную историю о ком-то постороннем по имени Таннивар. Но в отличие от меня он решительно отрекался от своего отца. Все это время его мучили кошмарные сны и видения, чужие воспоминания и ночные гости, очень похожие на моего вчерашнего посетителя, но он продолжал заниматься самообманом, внушая себе, что все это – исчезающие следы магии. «Подобно дыму, остающемуся в воздухе после того, как погас костер», – вот как писал он по этому поводу. И все в таком роде. Иногда он прерывал повествование и констатировал, что дым пока не рассеялся. Он боялся за свой рассудок. Мне кажется, он и писал лишь для того, чтобы изгнать из собственного разума поселившихся там демонов. И все же он упорно отказывался признать очевидную истину. Каким был его конец, в книге не говорится. Рукопись резко обрывается, буквально на полуслове…

…Как будто, с ехидством подумал я, вернулся его отец, вытащил его из-за письменного стола и утащил в утробу Сюрат-Кемада.

А теперь мой отец вручает мне его книгу, возможно, лишь в качестве предупреждения, а возможно, и потому, что в ней кроется тайна. Я снова просмотрел рукопись в поисках сокрытого между строк. Многое в ней я не понимал. Мне даже показалось, что истинный смысл отцовского послания заключается в том, что разобраться в самом себе мне будет столь же сложно, как и в этой книге.

Все, что мне нужно было знать, уже было во мне, но это не принесло мне никакой пользы. Я напоминал заполненный до краев резервуар, содержавший не меньшее количество потерянных душ, чем бывает у одержимого демонами безумца. И хотя они дремали во мне, я, Секенр, чей разум бодрствовал, до сих пор практически ничего не понимал в магии. Я не мог пользоваться тем, чем владел. Представьте себе короля, который создал совет из самых мудрых и влиятельных людей своей страны, а потом с удивлением обнаружил, что они говорят на незнакомом ему языке.

Только в моем случае по-настоящему мудрый человек не стал бы присоединяться к избранному обществу. Да, все они были влиятельными и могущественными, и по крайней мере некоторые из них, в отличие от Таннивара Отцеубийцы, жертвы, несмотря на совершенное им преступление – были по- настоящему опасными. Но мудрыми? Нет.

Я их боялся. И вместе с тем понимал, что они мне нужны. Внутри меня должно было свершиться нечто заранее предопределенное, истории Таннивара еще предстояло завершиться, быть рассказанной и записанной.

Значит, это должно произойти через меня, посредством меня, решил я для себя раз и навсегда. Не через кого-то, кто придет после меня. Хватит. Таннивар Отцеубийца жил во времена Сестобаста, властелина Средней Реки, до того, как первый из Великих царей основал Гегемонию Дельты и разделил страну на провинции, раздав их своим сатрапам. Это свершилось пять веков назад. А наша история длится гораздо дольше. Даже Таннивар не знал ее истоков. Он был так же несведущ в этом вопросе, как и я.

И все же теперь эта истории обязательно должна завершиться. Хоть каким-то образом, но завершиться. И именно я должен буду поставить в ней последнюю точку.

Несмотря ни на что я продолжал обманывать себя, отрицая очевидное. Сиюминутные отважные мысли, смелые слова в этих мыслях, а потом…

Вот что произошло потом: я отнес книгу вниз, в отцовский кабинет.

Там отчетливее всего были слышны голоса дома – скрипы, скрежет, вздохи, стоны. И стоило мне присесть там в тени, которая никогда не рассеивалась, не важно, как бы ярко ни светило солнце и как бы широко я ни открывал ставни, в кабинете постоянно ощущалось присутствие отца. Он так и остался его кабинетом. Священники со своим ладаном и заговорами, изгоняющими нечистую силу, так и не смогли ничего изменить, даже развесив по стенам иконы (одну икону Сюрат-Кемада, вторую – Шедельвендры, Матери Вод, третью – Бель-Кемада, Всепрощающего Бога), а по потолку – амулеты и талисманы. Все это оказалось сплошным вздором: и громадные сферы со звездами и причудливыми линиями, которые священники нацарапали на стенах и раскрасили на скорую руку, и подчеркнуто разорванное изображение змея, заглатывающего собственный хвост – что должно было означать вечный круг жизни и смерти, прерывающийся окончательно и бесповоротно.

В почерневшем ночном горшке у двери когда-то курился ладан.

Но это ни к чему не привело. Священники полностью очистили полки от книг, бутылок и странных приспособлений, и все же, когда наступал вечер и сгущались тени, полки, казалось, заполнялись вновь. Трудно было проследить отдельные детали – они походили на мимолетные видения, которые можно заметить лишь краем глаза – но все по-прежнему оставалось на своем месте.

Изо всех сил сконцентрировавшись на своей цели, я протянул руку и взял с полки бутылку.

Она оказалась довольно тяжелой. Сжав ее в руках, я сквозь темное стекло рассмотрел в ней нечто бледное и бесформенное, напоминавшее сырой яичный желток – нет, оно неуклюже носилось внутри, как аморфный паук со множеством ножек. Меня внезапно озарило – я знаю, как зовут этого человека. Да, этот узник был человеком. При желании я мог бы допросить его или помучить, приди мне это в голову.

Я быстро поставил бутылку на полку, словно она жгла мне руки. Она затерялась и растаяла в тени вместе со всеми остальными. Я бессильно опустился на отцовский стул перед его рабочим столом.

И еще кое-что я тоже понял. Без сомнения, это разум Ваштэма работал у меня в голове – его мысли поднимались из темных глубин моего сознания, как пузыри со дна тихого пруда. Он сообщал мне, что в доме чародея время течет по-другому, что прошлое и будущее неразрывно связаны между собой и переплетаются, как причудливые яркие линии эффектных заглавных букв. Комната осталась прежней – вопреки всем усилиям священников, время и события были не властны над ней. Чем дольше я сидел там, тем очевиднее становилось, что все возвращается на свои места. Книги и бутылки, которые на