начали сгущаться тучи, но тут как раз в новгородских лесах объявился гауптман фон Бюлов со своей командой, сплошь состоящей из эсэсовцев. И хотя эсэсовцы были переодеты в форму вермахта, ни у кого из начальников фельдфебеля Рильке не возникло сомнений, что к ним в гости прилетела птица высокого полета. А уж бумага, подписанная самим рейхсфюрером Гиммлером, и вовсе едва не довела обер- лейтенанта Шмидта до инфаркта.
Рильке сам видел, как у обычно уверенного в себе Шмидта тряслись руки. Впрочем, гауптман, прибывший из Берлина, был отменно вежлив с хозяевами и даже угостил обер-лейтенанта шнапсом.
– Право не знаю, чем вам помочь, господин фон Бюлов, – растерянно развел руками Шмидт.
– А я ничего от вас и не потребую, – спокойно отозвался гауптман. – Мне нужен только фельдфебель Рильке.
Вот в эту минуту до фельдфебеля и дошло, какую глупость он совершил, отправив в Берлин письмо с местными байками и объяснительными записками, взятыми у Гюнтера Коха и Франца Майера. Но кто же мог тогда предположить, что сумасшедший Вернер дойдет с этими дурацкими байками до самого рейхсфюрера!
В молодые годы Рильке примыкал к ариософам и даже написал с десяток статей для их журнала, хотя оккультизм был ему в общем-то чужд, ибо Рихард Рильке от природы был человеком прагматичным и не склонным к мистическим озарениям. Иное дело Вернер фон Бюлов – у этого и в годы молодые были большие проблемы с мозгами. В университете, который Рильке так и не сумел закончить, Вернера считали человеком со странностями. Но как бы то ни было, из всех хороших знакомых Рихарда именно фон Бюлов весьма неплохо устроился при новой власти. Возможно, причиной тому было аристократическое происхождение и деньги, но не исключено, что именно склонность к оккультизму послужила Вернеру пропуском в высшие нацистские сферы. Краем уха Рильке слышал о таинственной Аннанербе, курируемой самим Гиммлером, с которой вроде бы был связан фон Бюлов. Словом, Рильке неожиданно для себя оказался в эпицентре оккультной жизни верхушки Третьего рейха и испытал по этому поводу немалый испуг.
Чего доброго, именно с него могут спросить за неудачу безумной экспедиции Вернера фон Бюлова. И тогда фронт окажется не самым жутким местом, куда могут сослать фельдфебеля-фантазера.
– Я хотел бы поговорить с Кохом и Майером, Рихард, – доверительно обратился к Рильке фон Бюлов, когда они остались наедине.
– Увы, господин гауптман, оба они мертвы.
– Как мертвы?! – на холеном лице фон Бюлова появилось растерянное выражение.
– Я не стал поднимать по этому поводу шум, – понизил голос до шепота Рильке, – поскольку ждал твоего ответа, Вернер. Но оба умерли странно, очень странно. Сначала мы обнаружили Гюнтера Коха с разодранным горлом. Майер утверждал, что Коха выманила на свидание местная ведьма. А потом мы нашли мертвым самого Франца. На лице его был написан такой ужас, что мне стало не по себе.
– Хорошо, Рихард. Мы выступаем завтра, ты пойдешь с нами.
– А проводник?
– Проводника я нашел. Говорят, что он лучше всех знает местность.
Северьян Белов не понравился Рильке с первого взгляда. Наверняка этот бородач связан с партизанами. Заведет он фон Бюлова в глушь, где их будет поджидать засада. Все-таки каким был дураком Вернер, таким и остался. Идет чудовищная война, ежедневно перемалывающая тысячи человеческих жизней, а этот уцепился обоими руками за химеру, за дурацкую байку, которую ему не в добрый час подкинул фельдфебель Рильке. Ну какой здесь может быть Горюч-камень?! Не говоря уже о том, что никто ни в Световидовке, ни в Мореевке не знает, как он выглядит. Правда, старый Северьян утверждает, что он видел Зверя собственными глазами.
Рихард проводнику не поверил и на всякий случай навел справки. За бутылку вонючего самогона, купленного у знакомой мореевской бабы, некий Яков Белов, который годами был никак не моложе Северьяна, поведал фельдфебелю, что у нанятого фон Бюловым проводника большой зуб на Машкиного сына.
Рильке сидел за столом в жарко натопленной избе, тупо кивал головой на слова пьяненького Якова, но ни черта не понимал.
– Так он ее изнасиловал?
– А кто ж его знает, – пожал плечами Яков. – Может, сама дала. Мореевские-то бабы все Зверем перетраханы. Да и за нашими глаз да глаз нужен. Короче, родила та Дашка ублюдка. Наши-то хотели ее сжечь вместе с младенцем, но тут вмешался один городской, врач, кажется. Он эту Дашку с собой увез. Горя ему, видать, было мало.
– А зачем вы хотели ее сжечь?
– Так ведь ведьма же! Мало нам мореевских баб, так давай будем в своем селе разводить оборотней.
– А она, эта Дашка, оборотня родила?
– Да кабы просто оборотня, а то чекиста, – крякнул с досадой Яков. – Попил он нашей кровушки. Моего брата младшего расстрелял тут же, за околицей. Я Северьяну до сих пор его племяша простить не могу, хотя вины за ним вроде и нету. Не он же его породил. А этот ни в чем удержу не знал. Ни своих, ни чужих не щадил. Да что там мой брательник – он ведь и своего брата пристрелил, не моргнув глазом. Недаром ему прозвище дали в наших краях – Лютый.
– А за что он брата твоего расстрелял?
– За то же, за что и своего. Оба они были в банде ротмистра Радзинского. Их благородие тоже сволочью был, каких поискать. Он почему-то особенно невзлюбил мореевских. Ни баб не щадил, ни малых ребятишек. Грозился всю деревню под корень извести. Но не на тех напал. Там полдеревни – оборотни. При Советах они вроде притихли, а допреж от них продыху всей округе не было. Нет, не любили их у нас. Бирюки они и есть бирюки.
– И что стало с ротмистром?
– А черт его знает, что с ним стало. Банду его Лютый изничтожил начисто. А сам Радзинский, по слухам, ушел за кордон.
– А что Лютый?
– В большие начальники он вышел, чуть ли не в самой Москве. Последний раз он в наше село три года назад приезжал. Галифе синие, френч командирский и сапоги хромовые. Прошел гоголем по деревне, глазами по сторонам зыркал. Страшные у Лютого глаза, немец. Волчьи. Хотел я ему стрельнуть в спину из ружья, да заробел. Зверя испугался. Не простил бы мне Машкин сын гибели своего ублюдка.
Сведения, полученные от Якова Белова, Рильке не замедлил донести до ушей Вернера фон Бюлова. Гауптман выслушал Рихарда с интересом, но должных выводов, похоже, не сделал. Наоборот, его доверие к проводнику возросло еще больше.
– Выходит, не соврал Северьян про Зверя, – задумчиво произнес он, зябко передергивая плечами.
– Заведет нас этот Сусанин в непроходимые дебри или подставит под партизанские пули.
– В дебри мы идем добровольно, – спокойно сказал Вернер, – а что касается партизан, то сын Криста Балдура не потерпит рядом чужих. А кто такой Сусанин?
– Местный национальный герой.
– Я все время забываю, Рихард, что ты родился в России.
О Кристе Балдуре фельдфебелю Рильке доводилось слышать от одного сумасшедшего старика- австрийца по имени Виллигут. По слухам, этот Виллигут сделал головокружительную карьеру после прихода нацистов к власти. Рихарду оставалось только завидовать и Виллигуту, и Вернеру фон Бюлову, поскольку сам он был, видимо, недостаточно сумасшедшим для того, чтобы преуспевать в Третьем рейхе. Вслух Рильке столь крамольные мысли произносить, разумеется, не стал. Зато убежденность Вернера фон Бюлова заставила его призадуматься. Черт его знает, может, в этих местах действительно обитает некто выходящий за рамки наших привычных представлений о живом существе?
Тогда у фельдфебеля Рильке действительно появляется шанс. Шанс окопаться где-нибудь в глубоком тылу до победоносного окончания войны. Наверняка Вернер не откажет в поддержке старому другу и поможет ему закрепиться в этой самой Аннанербе в качестве эксперта, секретаря или интенданта. Только бы не сгинуть в этих проклятых лесах. Только бы не нарваться на партизан. А со Зверем, каким бы чудищем он ни был, два десятка тренированных эсэсовцев, надо полагать, справятся.
