– Мы все рискуем, боярин, – строго сказал Волох. – И каждый из нас должен выполнить свой долг до конца. Иначе – смерть. А возможно, кое-что пострашнее смерти.
От такого пророчества князя Себерии сын Приама невольно поежился. Ермень был достаточно осведомленным человеком, чтобы понять, какая угроза нависла над всем миром. И в сравнении с тем, что могло случиться, даже смерть от руки Яртура выглядела как подарок богов.
– Я могу намекнуть асам, что нас всех ждет в случае промедления? – спросил Ермень.
– Намекни, – кивнул Волох. – Это заставит их подсуетиться.
Появление Ерменя в доме Бутуя насторожило всех асских бояр, включая и самого хозяина. У боярина Бутуя даже мелькнула мысль, что заговор раскрыт и сейчас в его усадьбу вслед за Ерменем хлынут мечники Волоха. Однако время шло, биармский боярин как ни в чем не бывало разгуливал по саду, беседуя с боярами, а о князе Себерии не было и помину. Бутуй слегка успокоился, переглянулся с боярином Владом и направил свои стопы к сыну рахмана Приама. Надо же было выяснить, зачем ближник Волоха явился в его дом. Расторопный Глузд, подлетевший с кувшином к двум боярам, остановившимся у пруда, наполнил их кубки вином. Ермень с интересом поглядывал в сторону беседки, где княжич Ратмир, красный как вареный рак, о чем-то беседовал с красивой черноволосой женщиной.
– Это Велена, дочь боярина Бренко, – пояснил гостю Бутуй.
– Похоже, Ратмир совсем потерял от нее голову, – вздохнул Ермень.
– Положим, голова у княжича всегда была не на месте, – возразил биармцу Бутуй, – но в данном случае затронуто его сердце.
Ермень засмеялся и в знак согласия отсалютовал хозяину кубком:
– А лебеди посещают твой пруд, боярин Бутуй?
Хозяину вопрос гостя не понравился, он посмурнел ликом и недовольно покачал головой:
– Ты, кажется, на что-то намекаешь, боярин?
– Я не намекаю, Бутуй, я говорю прямо – Прозрение началось.
– Какое прозрение? – растерянно переспросил ас.
– Кудесник Баян считает, что у нас с вами остался месяц, чтобы остановить надвигающуюся катастрофу. Если Око откроется, то миру придет конец. А виной всему жар-цвет.
Бутуй глянул на биармца с изумлением, на миг ему показалось, что сын рахмана Приама сошел с ума. Либо просто перепил и теперь несет непотребное. Однако это спасительное предположение опровергали карие глаза Ерменя, абсолютно трезвые, хотя и слегка испуганные.
– Я обратился к тебе, Бутуй, потому что ты знаешь больше других, а о многом просто догадываешься.
– О чем я догадываюсь? – вскричал асский боярин, чем привлек к себе внимание присутствующих.
– Ты ведь знаешь древнее предание о том, как Перун победил Аримана и наложил на него заклятие? И теперь это заклятие будет снято. Теперь ты понимаешь, почему парс Сардар так хлопочет о жар-цвете?
– Но ведь это конец всему! – воскликнул Бутуй.
– У нас еще несколько дней, прежде чем Око откроется. Так считает Баян. Но промедление смерти подобно.
Пока Бутуй делился сведениями, полученными от гостя, с подоспевшими Владом и Синегубом, Ермень осушил серебряный кубок, усыпанный драгоценными камнями, и поднес его к глазам:
– Скоро цена всему этому будет медный грош.
– Но почему я должен верить биармцу, – возмутился Синегуб. – Его наверняка подослал Волох!
– Меня прислал кудесник Баян, боярин, – веско произнес Ермень. – Тот самый Баян, который не раз предостерегал Родегаста. Теперь вы понимаете, почему рахман Коломан натравил на Асгард своего внука? Если Ариман проснется, если он откроет свое Око здесь, в Асгарде, то в мире Яви не уцелеет никто. Вий должен быть слепым, бояре. Так решил бог Род. Зрячий бог смерти – это погибель всего живого. Ариман был зрячим, именно поэтому Перун заточил его здесь, в горах, и построил над узилищем неприступный замок. Потомки Ударяющего бога, рожденные от земных женщин, должны были охранять спящего Аримана. Князь Родегаст в погоне за властью нарушил завет своего бога, и Перун лишил его потомства. Это знак вам всем, доблестные асы. Либо вы остановите своего безумного князя, либо погибнете сами и погубите всех нас.
Синегуб побурел и дрожащей рукой расстегнул ворот рубахи. Влад побледнел и уронил на землю кубок, наполненный до краев красным вином. Бутую бледнеть было уже некуда, а потому он просто присел на ближайший камень и обхватил голову руками. Всем троим стало вдруг ясно, что сын рахмана Приама не шутит, не притворяется и не лжет. Такими вещами вообще не шутят. Другое дело, что замыслы богов далеко не всегда доступны людскому разумению. А потому не исключено, что кудесник Баян ошибся. Ведь рахманы, несмотря на свой жизненный опыт и знания, тоже не во всем и не всегда бывают правы.
– Все может быть, – тяжело вздохнул Ермень, – но когда два таких разных человека, как Коломан и Баян, сходятся в едином мнении, то я склонен им поверить, бояре. И призываю вас последовать моему примеру.
– Что ты предлагаешь, биармец? – спросил враз севшим голосом Синегуб.
– Прежде всего мы должны сдать Расену без боя внуку Слепого Бера, – веско сказал Ермень. – Этим мы выиграем уйму времени, которое нам может пригодиться. И, наконец, мы должны сделать все, что в наших силах, чтобы Асгард пал. У вас все готово для мятежа, бояре?
Увы, до полной готовности было еще очень далеко. Во-первых, главарям заговора никак не удавалось склонить на свою сторону княжича Ратмира, который до поросячьего визга боялся старшего брата. Да и вообще Ратмир не обладал многими качествами, жизненно необходимыми для владетельного князя. Кроме того, многие асские бояре хоть и сочувствовали заговорщикам, но к открытому мятежу были еще не готовы.
– Какими силами вы располагаете в данную минуту? – прямо спросил боярин Ермень.
– Пять тысяч мечников мы способны поднять, – не очень уверенно ответил Синегуб.
– У меня под рукой три тысячи беров и биармцев, готовых бросить своего князя и переметнуться на сторону Яртура, – решительно рубанул воздух Ермень. – Восьми тысяч мечников будет вполне достаточно, чтобы прогнать из города Волоха. Князь Себерии человек разумный, как только он поймет, что нас вчетверо больше, то наверняка примет все условия, которые мы ему продиктуем.
Напор Ерменя поверг в смущение его союзников. У асских бояр были причины не доверять биармцу, который до недавних пор считался прихвостнем Волоха. А что касается Прозрения Аримана, то, возможно, оно не наступит вовсе или наступит через год, через два, через десять лет. Зато у бояр Влада, Синегуба и Бутуя будут все шансы закончить свою жизнь на плахе, если в последний миг вдруг выяснится, что Ермень подослан князем Себерии.
– Воля ваша, бояре, – покачал головой биармец, – но если бы у меня вдруг появилось желание вас погубить, то я пришел бы сюда не один, а со своими мечниками. Не думаю, чтобы князь Родегаст уж очень скорбел о своих коварных ближниках. Неужели вы всерьез думаете, что владыке Асгарда неизвестно о ваших приготовлениях и что среди бояр, столь горячо вам сочувствующих, нет пары-тройки изменников, уже успевших послать донос Родегасту.
– Надо решаться, – поддержал Ерменя боярин Синегуб. – К утру мы будем готовы.
– До утра мы не доживем, – покачал головой биармец. – Волоху уже известно о ваших приготовлениях, и он отправил гонца в Асгард. Либо мы выступаем сейчас, либо я увожу своих людей из города.
– А как же княжич Ратмир? – растерянно произнес боярин Влад.
– Сажайте этого дурака в седло и объявляйте во всеуслышание князем и главарем мятежа, – усмехнулся Ермень. – В этом случае ему останется одно из двух – либо захватить власть в Расене, либо пасть с честью на городскую мостовую.
Горожане, уже успевшие отойти ко сну, были разбужены громкими криками и звоном оружия. Расенцы, и без того пребывающие в тревожном состоянии по случаю предстоящего штурма, немедленно подхватились на ноги и приникли к окнам. На центральных улицах города творилось нечто невообразимое. Какие-то люди, облаченные в колонтари, размахивая над головами факелами и секирами, бежали к дому купца Кипеня, где поселился князь Себерии Волох со своими ближними мечниками. За громкими криками и топотом ног трудно было разобрать, что пытается сказать человек на белом коне,
