Ерменя.
– Беги, боярин, – крикнул ему Студень. – В ногах твое спасение.
Биармец и сам не помнил, как выскочил из огненного круга и как метнулся в заросли. Кажется, он дважды падал, потом катился по склону. А в ушах его звучал рев титана, поверженного в прах, и крики обманутых ориков, потерявших своего единственного бога и защитника.
Боярин пришел в себя на рассвете, на берегу небольшого ручья, медленно струящегося по равнине. Ермень ошалело огляделся вокруг и припал губами к живительной влаге. Чудо, в которое он почти не верил, все-таки произошло. Боярин был жив и практически невредим, если, конечно, не считать шишки на лбу и разбитых в кровь локтей и колен. Утолив жажду, Ермень поднялся на ноги и огляделся. Благородный олень, выскочивший было на поляну, в испуге отпрянул назад, в густые заросли, указав тем самым биармцу путь к спасению. Только лес мог сейчас укрыть Ерменя от разъяренных ориков, которые, надо полагать, сделают все, чтобы отомстить боярину за смерть титана Ильма. Конечно, биармец мог бы им объяснить, что не имеет к смерти тролля никакого отношения, но вряд ли кто-нибудь станет слушать его оправдания. Снесут голову секирой, как несчастному Ревеню, и дело к стороне.
– Но каков Студень!
Ермень произнес эти слова вслух и в ужасе закрыл рот ладошкой. Студень, конечно, был молодец, но вряд ли в округе найдется хотя бы пара ушей, которой будет приятно это услышать. Похоже, лезвие секиры расторопного мечника было смазано ядом гидры. Ермень никогда не видел действия этого яда, но много слышал о нем. Проникая в кровь, яд разрывал сосуды и превращал живое существо в кусок свежего мяса. И тело титана в этом смысле ничем не отличалось от человеческого. Знать бы еще, кто дал Студеню этот яд. Неужели альвы? Неужели царь Эльмир, в нарушение всех запретов, помог своей дочери убить живое существо? А то, что без участия княгини Турицы в этом страшном деле не обошлось, Ермень нисколько не сомневался. Вопросов у боярина возникло много, но вот ответы на них он может получить только в том случае, если целым и невредимым выберется из Угорья. И биармец заторопился…
Глава 11
Владыка Асгарда
Для боярина Бутуя наступили горячие денечки. Если честно, то боярин не верил, что каган Яртур возьмет Асгард. И еще менее он верил в то, что внуку рахмана Коломана удастся одолеть титана Аримана. Однако и Асгард был взят в один день, и Ариман заснул крепким сном, будем надеяться, что вечным. Бутуй, уже приготовившийся к ужасному концу вместе с миром Яви, воспрянул духом и поклялся самому себе, что будет жить долго и счастливо. Слухи о трагических событиях в замке Асгард по стольному граду ходили разные. В том числе и самые жуткие. Сходились все в одном – без участия богов в этом деле не обошлось. В частности, намекали на Вия и Перуна. Косвенно эти слухи подтверждал след от удара молнии, прошившей Срединную башню от крыши до самого подземелья, который Бутуй видел собственными глазами. Достоверно, однако, было известно только то, что князь Родегаст пал во время битвы, да не просто пал, а был буквально превращен в прах богом смерти Вием. Бутуй узнал эти страшные подробности от витязя Люта, не доверять которому не было никаких оснований. Тем не менее прах Родегаста был погребен с соблюдением всех необходимых обрядов, ибо, как заявил во всеуслышание каган Яртур, погибший князь от богов не отрекался, а ошибиться в толковании их воли может каждый. Такое благородство, проявленное к поверженному врагу, очень понравилось асам, как боярам, так и простым смертным. Но куда более их поразило решение кагана сохранить право выбора преемника князя Родегаста за витязями Асгарда. Спрашивается, зачем тогда Яртур вторгся в пределы многострадальной Асии, неужели только для того, чтобы не допустить Прозрения Аримана? Такое бескорыстие многим казалось невероятным. Тем более что соперником внука Коломана был совершенно никчемный княжич Ратмир. Многие были уверены, что младшего брата князя Родегаста устранят раньше, чем волхвы и витязи провозгласят его в храме Перуна владыкой Асгарда. Однако время шло, а Ратмир продолжал разъезжать по улицам Расены целый и невредимый, повергая тем самым в недоумение мудрых провидцев. Боярин Влад развил бурную деятельность, пытаясь убедить волхвов и витязей, что княжич Ратмир не самый лучший выбор для Асии, и куда разумнее было бы объявить владыкой Асгарда сына князя Родегаста, еще не рожденного, но уже вынашиваемого Лелей. А кагана Яртура объявить хранителем чрева княгини, а потом опекуном родившегося владыки.
Нельзя сказать, что это предложение боярина Влада было совсем уж неразумным. К сожалению, воплощению замысла влиятельного боярина мешали слухи, весьма нелестные для княгини Лели. Да что там слухи, коли боярин Синегуб в открытую заявил о непричастности Родегаста к зачатию ребенка. При этом он ссылался на мнение боярынь, видевших Лелю, которые в один голос утверждали, что княгиня находится не на третьем, а на пятом месяце беременности. В спор, вспыхнувший по этому прискорбному случаю, готовы были вмешаться волхвы, но княгиня Леля на суд ведунов не явилась, подтвердив тем самым нехитрую мысль, что дыма без огня не бывает. После этого волхвам Перуна ничего другого не оставалось, как признать ребенка, еще не рожденного Лелей, бастардом, не имеющим никаких прав на асский стол. Самым удивительным для многих в этой ситуации было, что ни князь Волох, родной дядя Лели, ни князь Авсень, ее отец, ни княгиня Турица, ее бабка, не стали протестовать по этому печальному поводу, признав тем самым правоту белобородых старцев. Для боярина Бутуя такой поворот событий явился прямо-таки даром небес, ибо его имя ни разу не было произнесено в связи со скандалом. И ему не пришлось свидетельствовать против Лели, наживая тем самым кучу могущественных врагов.
Разумеется, в Расене нашлись люди, которым решение волхвов пришлось не по вкусу. Шептались даже о сознательном ущемлении прав еще не родившегося сына Родегаста со стороны то ли самого кагана Яртура, то ли даже Слепого Бера, которые-де вынудили старцев принять нужное им решение. Предположение, что и говорить, было смелое, ибо бросало тень не столько даже на волхвов, сколько на самого Перуна, в храме которого и вершился этот суд. Сомневающимся объяснили, что решение волхвов выгодно не Яртуру, а княжичу Ратмиру, который тем самым избавился от опасного конкурента и стал, по сути, единственным претендентом на асский стол и звание владыки Асгарда. Подозревать же Ратмира в коварстве и принуждении волхвов к нужному решению было бы слишком несправедливо, что понимали даже вечно во всем сомневающиеся маловеры. Многие бояре и купцы немедленно ринулись во дворец Ратмира, дабы засвидетельствовать княжичу свое почтение, чем привели того в замешательство и даже в смущение. Похоже, Ратмир всерьез опасался каверз со стороны кагана Яртура, который был полным хозяином в Асии, Расене и Асгарде.
Однако внук Слепого Бера молчал. Более того, он начал потихоньку распускать свое многочисленное войско, избавляя тем самым асов от непосильного бремени по содержанию пришлых людей и нелюдей. Первыми ушли псиглавцы, получив свою заранее оговоренную долю добычи. Потом Асгард покинули волкодлаки во главе с нелюбимым многими воеводой Стемиром. Последними ушли дусени, увозя в тороках асское золото, коим Яртур распоряжался по праву победителя. Не приходилось сомневаться, что после таких изъятий сокровищница Асгарда очень сильно пострадала. Но расенцам и в голову не пришло предъявлять по этому поводу претензии кагану. В конце концов, по праву победителя он мог взять все, что находилось в замке. И если Яртур оставит хотя бы малую толику сокровищ новому владыке Асгарда, то его следует признать одним из самых благородных людей нашего времени.
После того, как под рукой кагана Яртура остались только беры, туры и орланы, асские бояре и витязи стали вести себя посмелее. Теперь уже мало кто сомневался, что внук Слепого Бера действительно не собирается брать власть в Асии силой, хотя, вероятно, надеется стать владыкой Асгарда по праву наследования. В конце концов, Яртур женат на дочери князя Родегаста Олене, чей прекрасный лик обыватели Расены могли неоднократно видеть, когда княгиня проезжала по городу в сопровождении темников своего мужа. А от княжьего стола Яртура отделяли только княжич Ратмир и его будущий ребенок. Последнего в расчет можно было не брать. Во-первых, он еще не родился, во-вторых, мог оказаться девочкой, и в-третьих, после конфуза с княгиней Лелей многие сомневались и в безгрешности княгини Златы, известной своим легкомысленным поведением еще до замужества. Тем более что жена княжича Ратмира не скрывала своих симпатий к боярину Бутую и навещала последнего едва ли не каждый день, порождая тем самым множество самых разнообразных слухов. Справедливости ради надо заметить, что и княжич Ратмир почти открыто сожительствовал с дочерью боярина Бренко, которого многие асы совершенно справедливо считали предателем.
Княгиня Олена разместилась во дворце своего отца, покойного Родегаста, и самые предусмотрительные
