взят штурмом, и победители делят имущество побежденных. Добрая половина ополченцев Колбейна пострадала в бесчисленных стычках на запруженных беженцами улицах города, но даже подобия порядка установить не удалось.
Прискакавшего от короля владетеля Холеймского едва не разорвали в клочья в двух шагах от королевского дворца, когда он попытался помешать обезумевшей толпе взять штурмом мясную лавку, в которой мяса, надо сказать, давно уже не было. Владетель стоял перед Сигрид в разодранном алом плаще, забрызганный кровью и грязью, с обломком меча в руке и скрипел зубами от бессильной ярости. Оба сопровождавших Холеймского дружинника были убиты на улицах Бурга.
— Это конец, — поморщился владетель, разглядывая сломанный меч, — нужно уходить в Приграничье, здесь нам уже ничего не спасти. Так думает Рагнвальд, так думаю я. Король просит тебя, благородная Сигрид, позаботиться о его жене и сыне.
— И это все, о чем он просит?
— Это все. Через три дня гуяры будут в Бурге. Мы сделали все, что могли.
— Остлэнд молчит, словно подавился, — Лаудсвильский грязно выругался, что с ним случалось крайне редко, — нордлэндские владетели бегут в Приграничье, минуя Бург, и, вероятно, правильно делают — в этой каше их ждет участь дружинников Холеймского.
— А что Приграничье?
— Отранский прислал гонца. Бедный парень чудом добрался до Бурга кружным путем. Первая волна беженцев докатилась до Приграничья: все дороги забиты повозками и людьми, что там сейчас творится, трудно даже себе представить. Никогда не думал, что в Лэнде столько дерьма: гуяры еще далеко, а кровь уже льется рекой. Отранский советует нам поторопиться. Надо решать, Сигрид. Бург нам не удержать. Спасем то, что еще можно спасти: Кеннета, Кристин, маленького Бьерна. Боюсь, что это непросто будет сделать. Человек Отранского готов провести нас по лесным тропам до Расвальгского брода. Это наш единственный шанс вырваться из этого ада живыми.
— Благородный Рекин прав, — поддержал министра Холеймский, — и отправляться нужно уже сейчас.
В тот же миг с грохотом разлетелось стекло за спиной испуганно вздрогнувшей Сигрид. Холеймский поднял оперенную стрелу:
— А вот и послание от народа в подтверждение моих слов.
Рекин осторожно приблизился к окну. Толпа на площади росла с угрожающей быстротой, и, судя по крикам, совсем не для того, чтобы приветствовать королевскую семью. Кованая ограда вокруг дворца вряд ли могла послужить серьезным препятствием для разъяренного сброда. На дворцовую стражу и вовсе рассчитывать не приходилось: что может сделать горстка воинов, когда ей противостоят тысячи потерявших человеческий облик подонков.
— Ну что?
— Хуже не бывает, — покачал головой Рекин, — они ждут только наступления темноты — так им привычнее убивать.
Кеннет удивленно таращил серые глаза на мать, не совсем понимая, что же все-таки случилось. Тах оказался более расторопным, он уже застегивал ремни своих узких мечей. Сигрид охрипшим голосом велела сыну поторопиться.
— Мужики штурмуют дом, — пояснил Кеннету Тах. — Мы уходим.
Меченый не выглядел особенно встревоженным, зато Кеннету почему-то стало не по себе. Испуганные служанки жались друг к дружке посреди пустого огромного зала. Сигрид давно уже распустила свой двор, и кроме Эвелины да жены Рагнвальда Кристин во дворце никого из благородных дам не было. На руках у Кристин заходился в плаче маленький Бьерн. Женщина пыталась успокоить ребенка и что-то тихонько ему напевала, со страхом прислушиваясь к шуму, доносившемуся со двора. Тах молча сунул в руки Кеннета арбалет и жестом указал на окна.
Обезумевшая толпа уже прорвалась во внутренний двор королевского жилища. Десятка два стражников, со всех сторон окруженных нападавшими, отчаянно отбивались тяжелыми мечами. Тах поднял арбалет и выстрелил, но на толпу это произвело слабое впечатление. Кеннет последовал примеру Таха. Тщательно прицелившись, он пустил стрелу в оборванца, потрясающего окровавленным мечом. Оборванец подпрыгнул и рухнул навзничь, длинный меч со звоном покатился по каменным плитам. Кеннет испуганно охнул и отшатнулся: в первый раз он стрелял в человека, и, кажется, удачно, но радости в душе не было. Какой-то мальчишка тронул Кеннета за плечо, возвращая к действительности. Кеннет с трудом узнал сестру Таха Дану в этом наряде. Шум внизу усиливался, а звон оружия становился все отчетливее. Не было сомнения, что драка идет уже на первом этаже дворца и на лестнице, ведущей на второй. Внезапно дверь растворилась. Кеннет узнал в первом из вошедших владетеля Рекина и вздохнул с облегчением. Второго воина Кеннет опознал не сразу, да и то только по голосу. Уж очень изменили кольчуга и стальной шлем облик его матери, благородной Сигрид. В руках у нордлэндской королевы был арбалет, и, судя по ее уверенным действиям, пользоваться им она умела. Лаудсвильский направился к глухой стене и нажал невидимый глазу рычаг. Стена сдвинулась в сторону, открывая проход, о существовании которого Кеннет даже не подозревал.
— Быстрее, — нетерпеливо махнул рукой Рекин.
Сигрид, Кеннет и Тах покидали зал последними с арбалетами в руках, нацеленными на распахнутые двери. С парадной лестницы доносился уже не шум, а настоящий рев. Кеннету показалось, что в проеме дверей на секунду мелькнуло лицо владетеля Холеймского и тут же превратилось в алое кровавое пятно. Сигрид вскрикнула и выстрелила. Громадный детина с рыком покатился по блистающему в свете сотен свечей полу. Тах тоже выстрелил, а Кеннет не успел. Сигрид схватила сына за плечо и вытолкнула на потайную лестницу. Стена встала на место, отрезая их от преследователей. Кеннет, полагавший, что знает дворец как свои пять пальцев, был немало удивлен тем количеством переходов, которыми они воспользовались, убегая от обезумевшей толпы. Зато благородный Рекин чувствовал себя здесь как рыба в воде, безошибочно выбирая дорогу даже в полутьме, при неверном свете колеблющихся факелов. Кажется, они находились под землей. Побелевшие от плесени стены сочились влагой. Плутали они в дворцовом лабиринте столь долго, что даже маленький Бьерн утомился кричать и затих на руках у матери.
У выхода из подземелья их поджидала карета в окружении десятка всадников.
— И это все? — в голосе владетеля Рекина Кеннету послышался испуг.
Воин, в котором Кеннет, несмотря на темноту, узнал старого Эрлинга, развел руками.
— Служанок придется оставить, — негромко сказал Эрлинг, — карета не выдержит.
— Нет, — решительно возразила, Сигрид, — либо все уедем, либо все останемся.
Эрлинг легко забросил Кеннета в седло, Тах с удивительным проворством запрыгнул на коня сам. В карету кроме Эвелины и Кристин поместили еще трех служанок. Сигрид решила ехать верхом, и никакие уговоры благородного Рекина на нее не подействовали. Остальных девушек усадили на крупы коней. Кеннет невольно поежился, когда чужое горячее тело прижалось к его спине. Он обернулся и вздохнул — конечно, Дана веселая девчонка, но лучше бы она сейчас находилась в карете. Зато Тах счастливо избежал обременительной напарницы. Его вороной конь вдруг разгорячился и ни в какую не захотел подпускать к себе чужаков. Кеннет не без зависти подумал, что меченый оказался сообразительней принца. Эрлинг негромко отдал команду, и карета тронулась. Дана вцепилась в Кеннета так крепко, что у него дыхание перехватило. Эрлинг хорошо знал город и вел караван самыми глухими улочками. Кеннет далеко не сразу сообразил, что двигаются они не к Южным воротам, откуда начинается дорога в Приграничье, а к Западным. Но и здесь их поджидала толпа. Ворота, к счастью, оказались открытыми, но перед ними что-то происходило, и собравшийся городской сброд ожесточенно переругивался между собой.
— Эй, малый, — крикнул какой-то оборванец Кеннету, — оставь девчонку нам, мы найдем ей работенку на всю ночь.
Окружающие дружно заржали. Толпа плотнее сомкнулась вокруг кареты. Кеннет стиснул зубы и натянул поводья. Дана дрожала за его спиной, и эта дрожь передалась и ему. А может он сам испугался диких рож, опухших от беспробудного пьянства. Славный Бург веселился в ожидании дорогих гостей. На что надеялась рвань, вылезшая из потаенных щелей большого города, сказать было трудно. Да вряд ли они сами задумывались над этим вопросом. Возможность погулять и пограбить вволю кружила многим головы, а там хоть трава не расти — гуяры так гуяры.
