кораблей горючим, смазочным, боеприпасами — это работа БАО. Оружейники, не разгибая спины, еле успевали, подвешивая 100-, 250-, 500-, и 1000-килограммовые бомбы, набивая пулеметные ленты; они проверяли всю систему вооружения, устраняли повреждения. Работал на пределе и технический состав винтомоторной группы.
Кончалась ночь. Усталый, но довольный проделанной работой, летный состав шел завтракать и отдыхать. А наземники? Им-то отдыхать некогда. Многие самолеты привозили пробоины, повреждения, порой довольно внушительных размеров — их нужно было успеть устранить, всё тщательно проверить, подготовить, обеспечить всем необходимым. На сон оставалось нередко всего два-три часа…
При четкой организации всей этой машины порой даже как бы не замечаешь, что эти службы существуют. После возвращения с задания все осведомляются: как связь, вооружение, как приборное, кислородное хозяйство? Всё нормально, отвечаешь, — замечаний нет. Видимо, потому и не замечаешь этих вспомогательных служб, что их хозяйство работает, как правило, четко, бесперебойно. А уж как им это удается — это их искусство. Корни не требуют благодарности от дерева за то, что они питают плоды. Но само дерево без этих корней не имело бы плодов. Кто же эти корни, эти видные и незаметные службы?
Дальнебомбардировочная авиация укомплектовалась личным составом вспомогательных служб из расчета, что боевые вылеты совершаются не каждый день. После полета в глубокий тыл, как правило, дня два уходит на профилактический осмотр и подготовку к следующему боевому вылету.
Но жизнь диктует свои условия. Боевая обстановка требует удвоить, утроить удар по врагу. И вместо одного вылета в три дня делали по три вылета в ночь и ежесуточно. Значит, обслуживающий персонал работал с удесятеренной нагрузкой.
Самая трудоемкая работа — это труд оружейников. Не разгибая спины, они почти вручную подкатывали и подвешивали бомбы, готовили бомбы и взрыватели к следующему вылету, набивали патронами пулеметные ленты. Пальцы рук распухали от набивки лент, и приходилось на эту работу поочередно привлекать все остальные службы. А все эти службы состоят в основном из комсомольцев; комсорг В. Кикнадзе применил всё свое организаторское искусство, и боевые вылеты производились без задержки.
Все службы действовали исправно и поэтому были мало заметны. Кто же эти малозаметные труженики? Назову только некоторых из 3-й эскадрильи, выдержавших высокое напряжение в полетах на Курской дуге; это старший техник вооружения офицер Краснов Е. К., техники звеньев по вооружению старшины Федосеев В. Т., Болтов О. П., Дмитриев В. Я.; механики по вооружению, или основная рабочая сила сержанты Акопян А. А., Бершанский М. Т., Синаев М. М., Плошкин В. П., Елисеев М. М., Сиротин Б. А., Байдуков А. П., и др.; это электрики Локтюхин А. И., Кикнадзе В. В. прибористы Крюк И. И., Воробьев Б. Ф., механик кислородного оборудования Гуськов П. Т., радиотехники Брисковский Ф. М., Цибизов М. И. и др.
Все мы летали с парашютами. При необходимости пользовались ими. Ни одного случая отказа, нераскрытая парашюта не было замечено. Никто из нас не следил за сроками их переукладки и не занимался этим. А парашютная служба действовала безотказно, и ее не замечали. Парашютоукладчик 2-го гвардейского полка Мухамед Шарипов горд тем, что на переуложенных им парашютах в полку спаслись 183 человека летного состава, что значительно превышает полный состав полка.
Наше командование принимало меры к тому, чтобы обезвредить зенитные батареи гитлеровцев.
Вызывают меня однажды в штаб и дают задание. Я должен появиться над целью в сумерках, на 20 минут раньше остальных самолетов, сделать три захода, равномерно распределив бомбовый груз, и вызвать огонь зенитных средств на себя.
Только и всего, остальное зависит уже от других.
Подлетаю к цели. Непривычная тишина. На боевом курсе меня начали щупать прожекторы, но темнота еще не наступила, и увидеть меня трудно. Заработала зенитная артиллерия. Но вот прожекторы начали гаснуть один за другим. «Ну, — думаю, — сами потушили. В сумерках они почти бесполезны».
Захожу второй раз. Снова вспыхнули прожекторы, но уже из другого сектора обороны противника, и снова начали по одному гаснуть. Реже била артиллерия.
Захожу в третий раз. Изредка вспыхивают лучи прожекторов и тут же гаснут. В воздухе редкие облачка разрывов. Мои 20 минут истекли, я отвалил, и тут налетела армада наших бомбардировщиков. Вниз устремились серии бомб, а с земли никакого сопротивления. Зенитные средства обороны противника были подавлены. Кто же это сделал? Оказывается, здесь побывали неутомимые и вездесущие «воздушные тихоходы». Славно поработали!
Пока я барражировал над целью, вызывая огонь на себя, наши ПО-2, или, как их фамильярно называли, «кукурузники», забросали мелкими бомбами прожекторные установки и батареи зенитных орудий.
С уважением до сих пор вспоминаю тех храбрецов, которые так умело и удачно провели отлично разработанную командованием операцию. Молодцы, ребята, думал я, настоящие штурмовики. А они оказались совсем не штурмовиками и даже… не ребятами. Это были девчата, наши советские девчата. Честь и слава вам, дорогие девушки, бесстрашные наши соратницы! Своей отвагой вы спасли не одного моего товарища, летавшего на эту цель.
Как только сопротивление противника было сломлено, еще до исхода Курской битвы, командование сочло, что необходимость нашего участия в ней отпала, а может быть, появилась острая необходимость в действиях нашей авиации на Ленинградском фронте. Во всяком случае, нас перенацелили на Ленинградское направление, и началась интенсивная обработка железнодорожного узла Мга, который мы бомбили ежедневно — в течение двух недель.
При подведении итогов соревнования трудно было назвать победителя. Победил весь личный состав полка.
Такого высокого напряжения, как в битве на Курской дуге, наш полк, пожалуй, не знал. Да и не только наш полк и даже не только авиация. Весь советский народ делал всё, чтобы сломать фашистской гидре хребет и в этом сражении.
К началу августа эскадрилья моя пополнилась. Из глубокого тыла прибыло несколько новых экипажей. Мы систематически бомбили вражеские эшелоны на железнодорожном узле Мга под Ленинградом.
4 августа 1943 года я шел в свой двухсотый боевой полет. На борту корабля был корреспондент военной газеты капитан Морозов. О своих впечатлениях он написал заметку под названием: «Над укрепленным узлом противника».
Привожу эту заметку, ибо в ней, как мне кажется, действия авиации схвачены глазами наблюдательного человека.
«Экипажи получили задание бомбардировать сильно укрепленные узлы на переднем крае обороны противника.
Сегодня экипаж гвардии майора Швеца идет на двухсотый боевой вылет. На борту его самолета находится ваш корреспондент. Перед вылетом командир тщательно проверяет машину. Он, конечно, доверяет своему технику Лобанову, который за время войны обслужил 230 боевых вылетов, но это нисколько не ослабляет его требовательности. Командир заглядывает в моторы, люки. Машина, как всегда, исправна. В прошлом месяце гвардии майор Швец сделал на ней наибольшее количество вылетов в части.
Маршрут проходит вдоль грозового фронта. Восточнее нас ни на минуту не прекращаются грозовые разряды. Это — красивое, но опасное зрелище. У всех одна надежда, что грозовой фронт не помешает сегодня выполнить боевое задание. Перед линией фронта всё чаще попадаются светомаяки, которые указывают правильность маршрута. Вот и линия фронта. Она хорошо обозначена световыми средствами, указаны „ворота“, откуда следует заходить на боевой курс. Длинный луч прожектора указывает, где находятся укрепления противника, где скрываются немцы. Взаимодействие с пехотой организовано отлично. Сказывается опыт разгрома немцев под Сталинградом, но средства наведения бомбардировщиков на цель здесь более усовершенствованы. Они исключают возможность ошибочного бомбометания по своему переднему краю.
Штурман уточняет расчеты, выводит корабль на боевой курс, открывает люки. Бомбы рвутся
