и он либо затаится неподалеку, либо пойдет совсем в другую сторону. Я это знал, на его месте я бы так и сделал, хорошо, что я не на его месте. Одно точно: за границу он не пойдет, особливо после того, что увидел. Не нужна ему ни свобода, ни тишина в оставшейся недолгой жизни. Адель – вот что ему нужно, и не ему одному. Богатая невеста, о которой все слышали, но никто не знает, есть ли она на самом деле. Никто, кроме него. Такой трофей, попавший в руки, – это могущество и власть, а еще всякие разные приятные штуки, на которые хватит фантазии.
Холодок сбил меня с ног и, ткнув мордой в болотную жижу, зашипел:
– Лежи тихо, Медный, слушай!
Твою мать, еще один Следопыт на мою голову. Но этот хоть старше по званию. И я лежал, слушал, пускал ртом пузыри, но ничего, кроме хлюпов, не слышал.
– Пойдем! – Лейтенант поднял меня за шкирку и потащил за собой.
Мы пробирались сквозь кусты и камыши и когда в очередной раз замерли, я наконец расслышал, о чем говорил Холодок. Голос, тихий голос, шептал проклятия, насылая их на болота. Придумал тоже, они и так прокляты, незачем добавлять еще. Но голос не унимался, кто-то пыхтел, кряхтел и слал проклятия.
Мы двинулись очень осторожно. Голос становился яснее с каждым шагом. Я уже различал знакомые интонации, когда из кустов вывалился человек в лесфадской форме. Он упал рядом с нами, тяжело выдохнул и подмигнул.
– Нашли гада! – радостно изрек он.
– Ты его видел? – Холодок недоверчиво взглянул на солдата.
– Ага, вон там, за камышом, на полянке, – весело ответил он.
– И как ты его узнал? – спросил я, проявив доверчивости не больше, чем мой лейтенант.
– А чего его узнавать? – удивился солдат. – Кто, кроме него, будет по болотам шляться и человека на себе таскать?
– Ладно, – Холодок почесал лоб, – веди, коль такой умный.
Поляна, твою мать. Так, прогалина меж камышей и болот. Небольшой такой холмик с пожухлой травой. Грамаль сидел в центре и шептал заклинания. Меж его пальцев носились огоньки, ныряли в спутанную бороду, выскакивали из-под одежды, поднимались над головой и снова возвращались к хозяину. Князь лежал без движения у самого края поляны. Если, конечно, это был князь, а то у Грамаля ума хватит вырядить своего помощника в княжеские шмотки, а самого князя грохнуть и в болоте утопить.
Холодок знаками показал местному бойцу обойти с одной стороны, сам двинулся с другой. Я остался ждать сигнала. Невесело это – сидеть на месте и ждать, когда все прочие займут свои позиции. Хорошо еще, что этот клоун с бородой меня маленько развлекает, а то бы совсем грустно было. Я продвинулся чуть ближе, положил меч поудобней и стал следить за мелькающими пальцами колдуна. Может, научусь чему полезному, пока гляжу за ним.
Грамаль словно почувствовал неладное. Он повернул голову в мою сторону и поймал взглядом мои глаза. Не страх, скорее жалость, жалость к нам и усмешка были в его глазах. И еще что-то неотвратимое, страшное, древнее. Дрожь бежала по спине от этого взгляда. Я отвел глаза в сторону, но Грамаля не выпустил из виду.
Колдун улыбнулся и отвернулся. Он знает, что я здесь. Он меня чувствует. Он знает, как трясутся у меня поджилки. Он слышит, как мелькают в голове мысли, слышит, какой шум они создают, ударяясь о череп. Проклятый колдун! Я поднял руку, пальцы тряслись, а вместе с пальцами и вся ладонь. Надо унять дрожь, надо что-то с этим сделать. Я сунул руку под колено и крепко сжал ногу. Колено начало дрожать.
Холодок истошно завопил. Они выскочили одновременно с двух сторон. Я задержался лишь на мгновение, уничтожая в себе накативший страх и унимая дрожь во всем теле. Это спасло мне жизнь.
Грамаль метнул одной рукой молнию в Холодка, другой в солдата князя, но на меня у него времени не хватило. Меч описал дугу и рукоять саданула его по голове. Грамаль рухнул.
Я бросил взгляд на лежащие вокруг тела. Солдат князя бился в конвульсиях, колдовство Грамаля пробило ему грудь, остальные лежали без движения. Колдун запыхтел и поднялся на колени.
– Это ты, мальчик мой? – улыбаясь, спросил он.
– Ослеп, что ль, на старости лет? – ответил я. – Че развалился? Вставай! Домой пойдем.
– Отпусти меня, – жалобно попросил он, – отпусти, и твоя тайна уйдет вместе со мной.
– Да что ж ты вредный такой? Сказано тебе, не отпущу!
– Отпусти, – голос стал настойчивей, – или все узнают, кто твоя подружка. А если ты меня отпустишь, я клянусь тебе, что исчезну навсегда и никогда никому не скажу об этом.
Поверила мышка кошке, и что вышло? Нет, я не та глупая мышь. Тебе же только дай свободу, так ты сразу петь начнешь на всех углах. Интересной для многих будет эта песня, но не веселая для меня. Грустная такая песенка о потерянной жизни.
– Нет, – коротко ответил я.
– Почему? – удивленно спросил Грамаль
– Че пристал, сказано – не отпущу! – Я пнул его в костлявый зад.
Колдун перевернулся в воздухе и, смеясь покатился по земле.
– Ты солдат, хороший солдат, – смеясь, сказал он, вновь поднимаясь на колени, – ты готов пожертвовать всем ради долга. Вокруг тебя призраки несбывшихся желаний и зажимаемых тобой страстей. И ты готов пожертвовать мечтой. Ты готов умереть, скрывая ото всех то, что может навредить твоей девочке. Ведь она твоя девочка? Но она не только твоя девочка, но и богатая наследница, а это нельзя скрывать вечно. Подумай над этим. То, что знаем мы с тобой, скоро станет известно многим, и что тогда? Ты не хочешь отпускать меня, я понимаю, ты думаешь, что я сам не буду держать это в тайне. Может, так, а может, и нет. Может, моя жизнь и не зависит от молчания. Или ты думаешь, я случайно сбежал? Мальчик, не становился бы ты на пути голодного дракона. Этот дракон сожрет тебя и не подавится. Подумай, что с тобой будет, если все узнают о том, что ты прячешь?
Я задумался, точнее, сделал вид, что задумался. И так все понятно, убьют меня или в лучшем случае сгноят в подвалах того же Лесфада. Но сначала им надо будет найти меня и Адель.
– Знаешь, – я почесал затылок, – а, пожалуй, ты прав. – Мой взгляд скользнул по камышам. – Пожалуй, я тебя отпущу.
– Да? – Он оживился и тоже оглядел камыши. – Хорошо, что ты надумал. – Он начал подниматься. – Я уже засомневался, есть ли в тебе хоть капля разума. Вижу, что есть. На твоем месте я бы, как и ты, сделал все, чтобы никто не узнал, кто она, по крайней мере до тех пор, пока не найдется человек, которому я бы поверил.
– Я отпущу тебя, если ты поклянешься сохранить тайну, – не обращая внимания на его болтовню, проговорил я.
– Я же уже поклялся.
– Еще раз! – рявкнул я, ну, если нас кто подслушивает.
– Хорошо. – Он встал на колени и поднял руку. – Клянусь тебе днем и ночью, клянусь светом и тьмой, клянусь небом, землей и своим здоровьем, что никогда, ни при каких обстоятельствах не скажу никому о том, кто твоя девочка. Достаточно?
– Да. – Я смотрел сквозь него, ему за спину.
Он повернулся в ту же сторону.
Грамаль не пикнул, не издал ни звука, и только в глазах его отрубленной головы было непонимание.
– Теперь, старик, – я наклонился к голове и заглянул в глаза, – теперь я
