мне.
– Чувак, это меняет дело. Ты можешь успеть. Пробегись по всем сортирам Москвы и собери использованную туалетную бумагу, постирай ее, просуши — и все! Никто не придерется. Реально. А можешь и так в рулоны скатать. У вас же была фишка по выпуску сувенирной использованной бумаги? Действуй, Владик. Еще и заработаешь на этом. Я могу посодействовать. Да. Скажу по секрету: я знаю сортир, где месяцами не выбрасывают бумагу. Там этого добра ну просто завались!
– Идиот! Ты идиот и гад! — Он отстраняется от меня.
– Не подходит мое предложение? Предложи тестю. Может, он впишется? По-моему, на этом деле можно не кисло подняться. Есть еще вариант. Помнишь, ходили такие письма счастья? Типа: «Вышлите мне сто рублей, а сами перепишите это письмо десять раз и разошлите своим друзьям и знакомым…» Помнишь? Письма счастья были изобретены еще в глубокой древности, они высекались на камнях и разносились по адресатам голубиной почтой. Подумай! Подъем стопроцентный.
Но мои выгодные предложения не находят отклика в сердце Влада. Вместо благодарности он осыпает меня градом упреков и оскорблений. После обвинений Влад переходит к угрозам:
– Я к бандитам обращусь!
– И что? Они тебе сопли утрут?
– Нет, они тебе жопу надерут!
– Не вопрос. Обращайся. Я с удовольствием пообщаюсь с милыми ребятишками в модных кожаных куртках. Только прежде включи голову в работу. Чтобы создать видимость суеты вокруг тебя, они реально предложат вначале бабла подкинуть типа на «производственные издержки».
Я чувствую, что меня конкретно достал этот гнилой базар и застремал непробиваемый тупизм Влада. Я подзываю официантку, которая опасливо косится на Влада, яростно осыпающего скатерть слюной, расплачиваюсь и, не прощаясь с бывшим компаньоном, встаю из-за стола. Я иду к выходу, строя рожи любопытным окружающим и дразня языком Влада. Персонал кафе и немногочисленные утренние посетители косятся на меня исподлобья. Но я не заметил ни одного осуждающего взгляда, лишь перманентный страх и недоумение.
Я вспоминаю, как студентом ехал провожать товарища на вокзал. В переполненном троллейбусе мы уютно расположились на чемодане моего приятеля на задней площадке. Закурили, стали плеваться. Вокруг нас образовался пятачок пустоты, этакий полюс недоступности, штрафная площадка. Однако ни одна живая душа не поставила на место зарвавшихся юнцов. Наши щуплые юношеские фигуры успели посеять страх в троллейбусе, полном сильных мужчин.
На улице я стараюсь вдыхать полной грудью солнечно-утренний московский воздух. Но даже здесь и сейчас мне кажется, что неприятный запах изо рта Влада продолжает меня преследовать. Пахнет гнилью и разложением. Я принюхиваюсь и чувствую, вижу, что этот запах исходит не от моего бывшего друга.
– Землячок, мелочишки не подкинешь? — Немытый бородатый бомж с таким же унизительным и просящим выражением лица, как у Влада, стоит передо мной и с надеждой подставляет ладонь.
Я извлекаю из кармана пятьдесят рублей и сую ему в его грязную руку.
– Премного благодарен, — скалится он, окутывая меня стойким ароматом помойки и нечистот.
– Чувак, — говорю я ему, — там за столиком в кафе сидит крендель в коричневом твидовом костюме. Он очень щедрый парень. Еще вчера я, как и ты, собирал бутылки по помойкам, но сегодня рано утром встретил этого святого человека, и видишь, как гламурненько теперь выгляжу. Принеси ему использованной туалетной бумаги, и он тебя реально отблагодарит.
Бомж непонимающе моргает закопченными ресницами.
– Чувак, я не знаю, зачем ему это надо, может, он не в себе, но какая разница? Он обрадуется этим бумажкам, как ребенок, и отвалит тебе тугриков и все такое.
Бомж больше меня не слушает. Он, что называется, хватает ноги в руки и бегом мчится на ближайшую помойку за бумажками. Я заранее радуюсь за Влада. Смех приходит глубоко из утробы и накрывает меня теплой волной перманентного удовлетворения.
Я ловлю такси и еду домой. Сытый и довольный, насколько в моем положении вообще возможно такое состояние, я разваливаюсь на заднем сиденье, как опальный король, принявший решение отречься от престола. Еду и смотрю в окно на поток машин, движущихся параллельно, и мне самому все параллельно и фиолетово.
Проезжая по площади трех вокзалов, я неожиданно для себя прошу водителя остановить автомобиль. Флегматичный шофер привык к любым капризам клиентов. Ничуть не удивившись неожиданному изменению маршрута, он лихо вклинивается в правый ряд и притормаживает у обочины. Я расплачиваюсь и покидаю салон автомобиля.
Я иду в сторону самого бестолкового и многолюдного Казанского вокзала. Очереди у касс не внушают мне оптимизма. Недолго потолкавшись в сутолоке, я разочарованно покидаю очередь и направляюсь по указателю к туалетам. Я иду, и у меня возникает чувство, что я здесь никогда не был, хотя мне не раз приходилось отправляться с этого вокзала. Удивительно, но я не нахожу туалетов, к которым иду. Я прохожу по сужающемуся коридору туда, где должны быть камеры хранения и туалеты, — ничего нет. Есть только бесконечно длинный коридор. «Видимо, я заблудился, попал не в тот проход и все такое», — думаю я и поворачиваю назад. Но, к моему дикому удивлению, за спиной больше нет никакого прохода. Я натыкаюсь на стену, отделанную дешевым сайдингом. Что за хрень? Только что здесь был коридор!
«Я сошел с ума?!?!?!» — эта мысль реактивным снарядом прошибает мне мозг. Я отмечаю, что не чувствую при этом никакой паники, сохраняю спокойствие и вместе с тем уверенность, что это не сон. Все реально, и я реально СОШЕЛ С УМА. Я трогаю возникшую стену, толкаю ее, тупо колочу по ней ногами, чувствуя, как под ударами подается грязный пластик, но в целом преграда неприступна. Мне не остается ничего другого, как продолжить движение вперед. Я осторожно ступаю, прислушиваясь к звукам. Но тишина обступила меня плотным кольцом. Я
Минут десять я иду. Одной рукой держась за стену, боясь раствориться в тишине и бесконечности. Любая бесконечность относительна. Бесконечность же коридора постепенно сходит на нет. Впереди я начинаю четко различать какое-то движение, оборачиваюсь и вижу надвигающуюся на меня стену. Я убыстряю шаг, почти бегу, когда начинаю слышать присущие железнодорожному вокзалу звуки.
– Скорый пое… но… во… т… — слабо доносится до меня голос диктора.
Звонкое многоголосое эхо заглушает его голос. Теперь я вижу и камеры хранения, и пропавший туалет. Я вхожу в него и долго умываюсь, брызгаю в лицо холодной водой. Придя к выводу, что длинный коридор лишь игра моего воображения, заезженного дорожками кокоса, я снова устремляюсь к кассам. Здесь я замечаю изменения, произошедшие в зале вокзала за те несколько минут, что меня не было. Это как в детских картинках «Найди десять отличий». Я не вполне замечаю
Странно, но теперь у касс мало народа. Я, все еще удивленный, подхожу к окошечку и тупо сую кассирше деньги:
– Дайте мне один билет в плацкартный вагон.
Молодая девушка с мягкой улыбкой на полных губах спрашивает меня о направлении, в котором я хотел бы уехать. Я не слушаю ее, скорее, догадываюсь, о чем она может спросить. Любуюсь изгибом ее бровей, ощупываю бесстыдным взглядом грудь под форменной рубашкой. Девушка, а это девушка (не чувиха или телка), снова повторяет свой вопрос.
– До Комска билеты есть? — удивляю я себя неожиданно выплеснувшимся вопросом.
– До Комска? — переспрашивает она.
– Да, до Комска, — повторяю я и прикусываю губу, боясь, что образ девушки рассыплется и на ее месте окажется телка или чувиха, которая рассмеется мне в лицо и посоветует меньше пить или что-то в этом роде.
– Да, — спокойно отвечают мне. — Билеты в этом направлении имеются. Вам на какое число?
Мне хочется ответить, что мне «навсегда», но я сдерживаюсь и просто отвечаю, что мне на сегодня, на ближайший поезд. Удивляюсь собственному спокойствию. Я был уверен, что такого города не
