сотворит пастушку, там циркачку и, бросая людям своеобразный вызов, придаёт новую силу социальным переменам, готовит новые брожения, смешение сословий, новые торги между требованиями плоти и корыстью. Жюдит Туминьон являла собой одно из таких чудес, которые редко встречаются в столь абсолютной завершённости. Коварная судьба поместила её в центр Клошмерля и сделала приветливой коммерсанткой. Впрочем, это было лишь обманчивой видимостью, ибо её главная роль, таинственная и в то же время совершенно земная, сводилась к возбуждению плотских желаний. Хотя она была женщиной энергичной и темпераментной, её доля в общей сумме городских адюльтеров была ничтожной по сравнению с ролью возбудительницы страстей во всей округе. Эта лучезарная и пламенеющая весталка, подающая горожанам пример, поддерживала в Клошмерле огонь продолжения рода, выполняя предначертания неведомого языческого божества.
Жюдит Туминьон, бесспорно, была в своём роде шедевром. Обворожительные волны волос обрамляли широковатое, но красиво очерченное лицо. У неё были сочные и всегда влажные губы, развитые челюсти и безупречные зубы женщины, отнюдь не страдающей отсутствием аппетита. Чёрные глаза подчёркивали белизну лица. Трудно описать всю прелесть этого пьянящего тела. Его изгибы были рассчитаны на непогрешимую изощрённость глаза. Казалось, оно было создано содружеством Фидия, Рафаэля и Рубенса, ибо его формы были вылеплены с таким мастерством, которое совершенно исключало самую возможность изъянов и искусно подчёркивало завершённость творения, указуя верный путь Желанию. Груди круглились, как два прелестных холма, и взгляду повсюду открывались возвышенности, горки, заманчивые устья и сладостные лужайки, где охотно остановились бы в набожном благоговении пилигримы, чтобы утолить свою жажду у свежих источников. Но в эту благодатную страну не было доступа без особого пропуска, который получали немногие. Только взгляд властен был над нею витать, замечая затаённые уголки и лаская отдельные вершины, но никто не смел посягнуть на эти края. Кожа Жюдит была такой молочно-белой и шелковистой, что при взгляде на неё мужчины Клошмерля хрипли от волнения, обуреваемые желанием творить безумства.
Пытаясь отыскать в Жюдит изъяны и несовершенства, женщины в ярости ломали ногти и зубы о панцирь её безупречной красоты. Эта броня надёжно защищала душу Жюдит Туминьон, и на прекрасных губах её неизменно играла снисходительная улыбка. Она, подобно кинжалу, вонзалась в завистниц, которых почти никто не желал.
Женщины Клошмерля – во всяком случае, те, кто ещё мог рассчитывать на любовь – тайно ненавидели Жюдит Туминьон. Их ненависть была несправедливой и неблагодарной, так как все они были перед ней в неоплатном долгу. Под покровом ночной темноты, благоприятствующей подменам, они принимали дань от мужчин, которые пытались с помощью доступных средств окольными путями овладеть своим недостижим идеалом.
Магазин «Галери божолез» находился в самом центре городка, и мужчины Клошмерля чуть ли не ежедневно проходили мимо него. И почти ежедневно – открыто или тайно, цинично или лицемерно (в соответствии со своим характером, репутацией и общественным положением) – они созерцали олимпийскую богиню. Застигнутые внезапным голодом при виде этой праздничн плоти, они с удвоенной доблестью набрасывались дома на пресную похлёбку законной любви. В наскучившей домашней стряпне мысль о Жюдит Туминьон была душистым перцем и экзотическими специями. В ночном небе Клошмерля её чары сверкали ясным созвездием Венеры для всех горемык, затерянных в безлюдных краях, рядом с постылыми мегерам. Она сияла призывной Полярной звездой для молодых людей, умирающих от жажды в душной пустыне робости. От вечернего до утреннего звона церковных колоколов весь Клошмерль отдыхал, мечтал и трудился под знаком Жюдит, улыбчивой богини любовных объятий и честно исполненного супружеского долга. В награду за прилежание она наделяла мужчи утешительными иллюзиями. Благодаря этой чудотворной жрице ни один житель Клошмерля не оставался с пустыми руками. Щедрая чародейка согревала даже сонливых стариков. Нисколько не пряча спелые плоды своего тела, подобно Руфи, великодушно склонённая над дряхлыми Воозами, зябкими, беззубыми, с дрожащими голосами, она умела приводить их в слабый трепет, который немного утешал этих старцев, стоящих на пороге хладной могилы.
Хотите представить себе ещё яснее прекрасную коммерсантку в пору её расцвета и величия? Тогда послушайте рассказ сельского полицейского Сиприена Босолея, всегда уделявшего много внимания женщинам Клошмерля. Он уверял, что делает это только в интересах службы.
– Когда женщины спокойны – всё идёт, как надо. Но для того, чтобы они были спокойны, мужчины не должны лениться.
Говорят, что в этом отношении Босолей отличался недюжинным трудолюбием. Он всегда был готов сочувственно, по-братски протянуть руку помощи ослабевшим землякам, когда их жёны наглели и становились чрезмерно крикливыми. Впрочем, он держал в секрете маленькие услуги, оказанные добрым друзьям. Но послушаем лучше его простодушный рассказ.
– Когда эта самая Жюдит смеялась, сударь, она завсегда выставляла напоказ весь свой ротик. Зубки у неё были ровненькие да крепкие, а язычок такой аппетитный, что у вас аж слюнки текли, на него глядючи. Её приоткрытый мокрый ротик сразу наводил вас на всякие такие мысли. Да что ротик! Всё, что было у ней пониже, тоже многого стоило. Да, сударь мой, право слово, эта чёртова баба всех наших мужиков до болезни довела.
– До болезни, господин Босолей?
– Именно до болезни, сударь мой. А болели они от воздержания, потому как всё время удерживались от желания ухватиться руками за кой-какие её места. Эти места были у неё прямо-таки созданы для мужских рук, как ни у какой другой бабы на свете. Сколько раз я ругательски ругал её, чтобы отплатить за то, что она заставляет о себе слишком много думать. А поди попробуй о ней не думать после того, как её увидишь. Можно было лопнуть от злости, глядя, как она, будто бы невзначай, вертит у тебя на глазах своим задом, обтянутым юбкой, и суёт тебе под нос целый короб своих титек, пользуясь тем, что тут же торчит её болван Туминьон и нельзя оказать ни малейшего знака внимания этой чертовке. Когда она проносила мимо свои телеса, белые, пахучие да нежные, так я чувствовал, что просто помираю с голодухи, бес её задери!
– В конце концов, я перестал к ней ходить. Уж очень трудно было на неё глядеть. У меня потом голова ходуном ходила, как в тот раз, когда меня чуть не хватил солнечный удар. Это дело было ещё до войны, в тот самый год, когда так дьявольски пекло. Надо сказать, что солнце меня тогда пробрало по причине форменного кепи – от него голове чересчур душно. В такую жарищу и сушь нельзя пить вино крепче десяти градусов, если потом нужно выйти на жару. А я в тот день дёрнул у Ламолира пару бутылок старого винца градусов в тринадцать – четырнадцать. Он вытащил их из своего погреба и угостил меня в благодарность за одно дельце. Ведь нам, сельским полицейским, часто предоставляется случай оказывать всякие услуги. А это потом даёт возможность цепляться к человеку или оставлять его в покое, соответственно тому, нравится нам его физиономия или нет…
Но вернёмся к Жюдит Туминьон, королеве Клошмерля, которой мужчины платили дань своими вожделениями, а женщины глухой ненавистью, молясь денно и нощно, чтобы мерзкие язвы и выпадение волос поразили её бесстыжее тело.
Самой ярой противницей Жюдит Туминьон была Жюстина Пюте, предводительница добродетельных женщин Клошмерля, которая из своего окна легко могла наблюдать за чёрным ходом в «Галери божолез».
