Эта старая дева была самой непримиримой и неутомимой из всех ненавистниц Жюдит Туминьон, ибо она черпала великие силы в своём благочестии, а также в своём безысходном девстве, поставленном ею на службу всеблагой католической церкви. Прочно засев в неприступной цитадели своего целомудрия, Жюстина Пюте подвергала строгой критике городские нравы вообще и поведение Жюдит Туминьон в частности. Обаяние прекрасной коммерсантки, её звонкий голос и певучий смех ежечасно поражали в самое сердце старую деву. Прелестная Жюдит была счастлива и не скрывала этого. А такие вещи невозможно простить.
Звание официального владельца обольстительной Жюдит принадлежало Франсуа Туминьону, но её фактическим обладателем, которому она платила полной взаимностью, был судейский клерк Ипполит Фонсимань, высокий и красивый брюнет, с густой, слегка вьющейся шевелюрой. Даже в будни он носил манжеты и изысканные галстуки, каких никто, кроме него, в Клошмерле не имел. Будучи холостяком, он жил на полном пансионе в гостинице Торбайона.
Однако следует рассказать о том, каким образом Жюдит Туминьон оказалась во власти преступной любви, доставлявшей ей сильное и частое наслаждение, что хорошо отражалось на цвете её лица и благоприятствовало хорошему настроению. Слепец Франсуа Туминьон только выгадывал от благополучия своей жены. Завидный покой, которым он наслаждался дома, был оплачен ценой бесчестья. Увы, в бурлящем содоме людской суеты обстоятельства часто складываются самым безнравственным образом.
Жюдит была дочерью бедных родителей, и с юных лет ей приходилось зарабатывать на жизнь. Для неё это не составляло большого труда, так как она была девицей красивой и разбитной. В шестнадцать лет она покинула Клошмерль и поселилась в Вильфранше у своей тётки. Сначала Жюдит была служанкой в кафе, затем в отеле, а потом продавщицей в различных магазинах. Везде и повсюду она оставляла неизгладимый след. Её путь был усеян жертвами. Почти все её хозяева собирались бросить своих жён и торговлю, чтобы уехать с ней, прихватив одну лишь чековую книжку. Но все эти почтенные дельцы были безобразно пузаты, и она гордо отвергала их домагательства, ибо физически не могла сочетать денежные расчёты с любовью, считая, что последняя должна быть беспримесной и воплощаться в образе красивого юноши. Эта брезгливость определила её дальнейшее поведение. Прежде всего, она желала быть страстно любимой. Она хотела любви, которая не имела ничего общего с любовью отеческой или сентиментальной. Темперамент Жюдит заставлял её забывать о богатстве ради упоительной страсти. В её жизни не было дня без любви, хотя всё это оканчивалось горьким разочарованием. К двадцати двум годам она уже успела переменить нескольких любовников и пережить ряд мелких увлечений.
В 1913 году, в полном расцвете красоты, она снова появилась в родном городке и сразу же вскружила всем голову. Более всех влюбился в неё Франсуа Туминьон, которого называли сыном «Галери божолез», потому что он был бесспорным наследником этого богатого магазина. Франсуа Туминьон тотчас же покинул свою невесту, миловидную Адель Машикур, и стал досаждать прелестной Жюдит, предлагая ей руку и сердце. Жюдит в это время горевала, размышляя о разрыве со своим последним возлюбленным. То ли ей улыбнулась перспектива отбить у соперницы жениха, то ли она просто захотела устроить наконец свою судьбу, но Франсуа Туминьон получил согласие. Адель Машикур, ставшая вскоре Аделью Торбайон, не могла простить ей такую обиду. Нельзя сказать, чтобы покинутая невеста жалела о своём первом женихе (Артюр Торбайон явно превосходил красотой тщедушного владельца «Галери божолез»). Но женщины никогда не прощают подобных обид, и они полностью занимают досуги провинциальной жизни. Гостиница Торбайона стояла напротив «Галери божолез», и это соседство способствовало неприязни давних соперниц. Обе женщины осматривали друг друга с ног до головы по нескольку раз на день, в надежде обнаружить в красоте соперницы какие-нибудь изъяны. Злопамятство трактирщицы неминуемо вызывало ответное презрение со стороны владелицы магазина. Глядя друг на друга, обе принимали томные позы счастливых и удовлетворённых женщин, – позы, крайне лестные для их мужей. Они как бы хвастались друг перед другом своими альковными тайнами.
Мать Туминьона умерла в год свадьбы сына, и Жюдит стала полновластной хозяйкой «Галери божолез». Она обладала коммерческой жилкой и значительно увеличила торговые обороты магазина, которому могла посвятить всё своё время, так как Франсуа Туминьон её ни капельки не отвлекал. Он оказался до жалости хилым и неловким и вдобавок ко всему приводил Жюдит в отчание своей чисто птичьей быстротой. У Жюдит появилась привычка раз в неделю ездить либо в Вильфранш, либо в Лион (якобы по торговым делам). Война сделала Франсуа окончательно бессильным и в довершение всего превратила в алкоголика.
В конце 1919 года в Клошмерле появился Ипполит Фонсимань. Он обосновался в гостинице Торбайона и немедленно занялся поисками необходимых дополнительных удобств. Проще всего было бы их искать у хозяйки гостиницы, но этому мешала подозрительность Артюра Торбайона. Ипполит Фонсимань стал ходить в «Галери божолез» за мелкими покупками с регулярностью, достойной восхищения. Покупая поштучно, он постепенно приобрёл восемнадцать металлических застёжек. (Эти застёжки-кнопки предпочитали носить холостяки, лишённые женской заботы.) Глядя на такие застёжки, сострадательные особы обычно говорят: «Вам бы следовало жениться, сударь». А находчивые молодые люди галантно отвечают: «На такой женщине, как вы, мадам…» В глазах красивого клерка светилась восточная нега. Эти глаза произвели неотразимое впечатление на нашу Жюдит и воскресили в ней пылкость юных лет, обогащённую опытом, который приходит только со зрелостью.
Вскоре заметили, что по четвергам, в тот самый день, когда Жюдит садилась в автобус, идущий в Вильфранш, Фонсимань неизменно куда-то укатывал на своём мотоцикле и неведомо где проводил весь день. Горожане обратили внимание также на то, что прелестная коммерсантка стала очень часто совершать велосипедные прогулки. Она это делала якобы из гигиенических соображений, но забота о здоровье всегда увлекала её на дорогу, ведущую прямиком в лесок Фон-Муссю, прибежище влюблённых Клошмерля. Жюстина Пюте обнаружила, что с наступлением темноты, в то время как Франсуа Туминьон попивал винцо в кабачке, юный клерк проскальзывал в «Тупик монахов», к чёрному ходу «Галери божолез». Наконец, злые языки утверждали, что не раз встречали клерка и коммерсантку на одной из улиц Лиона, изобилующей гостиницами. После этого никто уже не стал сомневаться в опале Франсуа Туминьона.
Эти бесстыжие проделки тянулись более трёх лет, и к осени 1922 года обитатели Клошмерля утратили к ним интерес. Горожане долгое время предвкушали трагедию или хотя бы семейный скандал и теперь, убедившись в полной безнаказанности прелюбодеев, окончательно перестали судачить об этой истории. Во всей долине единственным человеком, который ни о чём не догадывался, был сам Туминьон. Он сделал Фонсиманя своим ближайшим другом, постоянно затягивал его к себе и безудержно хвастал перед ним своей Жюдит. Дело дошло до того, что сама Жюдит запротестовала. Она заявила мужу, что молодого человека видят у них слишком часто. Рано или поздно об этом станут болтать досужие языки.
– Болтать? Но о ком? О чём? – спросил Франсуа Туминьон.
– Ну… Фонсимань… и я… Сам понимаешь, что тут можно наговорить. Эта противная Пюте с удовольствием раззвонит повсюду, что Фонсимань мой любовник.
Эта мысль показалась Туминьону невероятно комичной. Он воображал, что знает свою супругу лучше, чем кто бы то ни был. Уж кто-кто, а его жена никогда не имела склонности к этим занятиям. Больше того, она их не выносила и не раз говорила ему об этом. И Туминьон обратил свой гнев против пакостных клеветников:
– Если ты поймаешь хоть одного – веди его ко мне немедля. Он будет иметь дело со мной!
