объединяло единство вкусов и взглядов. Им было легко работать: Валя понимала Олега с полуслова, Олег понимал Валю. Для нее он был старшим товарищем и авторитетным наставником, с которым можно было советоваться по вопросам сугубо профессиональным. И она советовалась. Каждое его слово ей казалось особенно значительным, полным глубокого смысла, и она покорно следовала его советам. Установились доверительные отношения дружбы, и они мешали переступить рубеж. Он был старше ее на четырнадцать лет, и у нее тогда и в мыслях не было посмотреть на него глазами женщины и видеть в нем не заботливого и внимательного наставника, не уважаемого зодчего, а просто мужчину. Да он и сам для этого не подавал никакого повода. Его жена была родной теткой Святослава, и Валя по примеру мужа называла ее 'тетя Варя'. Чистая и светлая от природы, добрая и отзывчивая, Валя умела ценить в людях доброту и была бесконечно признательна Олегу за то, что он, поверив в нее, поручил ей, тогда еще желторотой девчонке, такое ответственное и почетное дело, как художественное оформление нового Дворца культуры. Доверил и помог отлично выполнить эту работу. Она везде подчеркивала, что именно Олег Борисович сделал из нее художника-монументалиста, работы которого получили широкое признание. И букет белых роз, подаренный сегодня Олегу, был знаком сердечной признательности и глубокого уважения. Но, как показалось Вале, Олег по-иному воспринял ее розы. Это была отрадная мысль. Она глубоко радовала и волновала, но волновала больше душу, чем чувства, порождая неизъяснимое блаженство. 'А может, мне только показалось? - с сомнением спросила себя Валя. - Может, это я хочу чего-то большего, чем дружба?' И тут же, испугавшись такой крамольной мысли, зашептала про себя: 'Нет, нет, нет… Дура я, дура'.
Это было еще там, на даче, до того, как гости сели за стол. Но 'крамольная' мысль продолжала ее преследовать, искушать, и когда разгорелся спор в вишневой беседке, она восхищалась Олегом. Но это еще не был окончательный подход к той запретной черте, у которой заканчивалась дружба и уважение и за которой уже начинались новые отношения. Она с благоговением ловила каждое слово, каждую фразу, произнесенную Олегом, и находила там гораздо больше смысла и значения, чем было на самом деле. Теперь она все исходящее от Олега воспринимала через призму своих чувств, а призма эта все окрашивала в розовые тона. Сегодня она уже не могла прямо смотреть на Олега, потому что взгляд ее был слишком откровенным и выразительным, в нем легко читались ее тайные чувства, и потому ее глаза лишь изредка, как бы невзначай, скользили по Олегу, а лицо при этом смущенно краснело. Олег провожал ее к железнодорожной платформе. Они шли вдвоем тропинкой через рощу, и белые стволы берез излучали мягкое сияние. Валя замедлила шаг, потом остановилась, переводя дыхание от нахлынувших чувств, и теперь уже смело, без боязни, подняла на Олега счастливый взгляд и сказала восхищенно:
- Какая симфония! Смотришь на эти березы - и кажется, музыку слушаешь, и боишься, что вот-вот она кончится.
- А ты обрати внимание на рисунок бересты: у каждого дерева - свой, неповторимый, - сказал Олег. - Деревья, они как и люди: каждое имеет свой характер, свою судьбу. А знаешь, Валенька, ты сегодня похожа на эти березы. Ты самая красивая женщина России. Тебе никто об этом не говорил?
Она молча покачала головой. Умные, полные любви глаза ее светились необъятным блаженством.
- И Святослав тебе об этом никогда не говорил?
- Нет. - И глаза ее, переполненные счастьем, весело, покорно улыбались, а лицо покрыл яркий румянец.
После этих слов почти весь путь до платформы шли молча, избегая рискованного разговора. Она тогда думала о своем муже: да, Слава ей никогда ничего подобного не говорил. Она считала его добрым человеком, умным, эрудированным и, по отзыву сослуживцев, толковым работником и хорошим товарищем. Так оно и было на самом деле. Святослав весь отдавался работе, службе, которой посвятил свою жизнь. По долгу службы он часто бывал в командировках, иногда довольно продолжительных. Человек спокойного, уравновешенного характера, он никогда не срывался ни на работе, ни дома, был всегда ровный и невозмутимый, сосредоточенный и уверенный в себе. В семье у них никогда не было никаких разладов или серьезных ссор. Казалось, все шло ровно, гладко: в доме был определенный достаток, росла дочь Галинка, умная, серьезная девчонка, были друзья - и его сослуживцы, военные, и ее институтские подруги - с разными судьбами. У одной не сложилась семья - разошлись, другого изводили семейные ссоры, третьи не ладили с родителями. У Макаровых же все, казалось, ладно, и Валя никогда не задумывалась, хороший у нее муж или плохой.
Святослав не говорил ей комплиментов, не баловал ласками и нежностью - а ей их ох как не хватало, - он словно не видел, какая она хорошая, красивая, ласковая и нежная. Он считал, что так и должно быть, само собой разумеется. Валю огорчала невнимательность мужа: сделала себе новое платье, на работе, женщины сгорали от зависти, мужчины отмечали - а муж даже не обратил внимания. Был день ее рождения, а он не только цветы не подарил - поздравить забыл. Было обидно и горько, но Валя прощала, находила объяснение невнимательности: мол, он весь погружен в работу, в серьезные дела, перед которыми и новое платье, и день рождения, и вообще семья - сущая мелочь. Оправдание было зыбким, она это понимала.
В народе говорят: как аукнется, так и откликнется. Черствость и невнимательность Святослава исподволь, постепенно оставляли горький осадок на душе Валентины, она тайно страдала, чувствуя, как черствеет ее душа, не находя ответа на ласки и тепло. Тонкая, чувственная женщина долго не может без взаимности, рано или поздно найдет ответный отклик, даже если и не будет искать его - сам отыщется…
Валя наполнила ванну негорячей, теплой водой, вошла в спальню, разделась и, обнаженная, задержалась у большого зеркала. Удивленная, она с любопытством смотрела на свое отражение, словно видела себя впервые вот так, во весь рост, нагишом. Перед ней стояла стройная девушка, классически сложенная, точно изваянная великим скульптором античной Эллады. Ее особенная грация таила в себе страстную томность. Удивительные пропорции тела, гибкого и нежного, еще сохранившего ровный и негустой загар юга, две пряди темно-каштановых недлинных волос, взметнувшиеся двумя крылами, - все это объединено в удивительную гармонию изящества и целомудрия. Да, природа хорошо позаботилась о ней. Именно природа. Валя родилась и выросла в деревне, предки ее и родители испокон веков пахали землю, растили хлеб и скотину. Валя познала нужду, холод и голод в годы войны: их деревня, на западе Московской области, несколько месяцев находилась под фашистской оккупацией. Работала в поле и на колхозной ферме, была пионервожатой, активной комсомолкой, окончила столичный институт.
Глядя в зеркало, Валя застыдилась и ушла в ванную. Она не умела расточать свою красоту. Мылась долго, нежилась, вспоминая сегодняшний юбилей и его участников. Улыбнулась невольно, вспомнив, как Орлов-старший щеголял словами 'интеграция', 'параметры', 'эскалация' и тому подобное. А ведь, наверно, неглупый человек, при солидной должности. Но почему Олег его откровенно недолюбливает? Разные они. И позиции у них разные - идейные и эстетические. Орлов - это Брусничкин, два сапога. И Людмила Борисовна - сестра Олега - достойна своего мужа. Туда же глядит. Верно говорят: куда иголка, туда и нитка. Но мысли ее не задерживались ни на Орловых, ни на других участниках юбилея. Она думала об Олеге и гнала преследующие ее мысли. Попыталась отвязаться от них за чтением последнего номера 'Огонька'. Телефонный звонок, длинный, междугородный, спугнул ее мысли. 'Это Слава', - подумала она, беря трубку. И удивилась, обрадовалась, когда услыхала голос Олега. Он звонил с дачи, спрашивал, как она доехала. Доехала нормально, что могло случиться? И стоило ли ради этого заказывать междугородный разговор? И конечно же не ради того, чтоб спросить, как добралась, звонил Олег. У него было важное дело: просил завтра же показать ему эскизы наружной мозаики и внутренних фресок подгорской гостиницы. Он вспомнил - это нужно безотлагательно, завтра. Он ждет ее в своей мастерской…
Это был предлог. Эскизы можно было показать и через неделю, и через месяц. Олегу хотелось видеть Валю, просто видеть. Валя давно ему нравилась, еще со времени строительства Дворца культуры. Уже тогда в нем пробуждалось к ней нечто неиссякаемое, он это понимал и, подчиняясь голосу рассудка, подавлял в себе это чувство. Сегодняшняя встреча, начиная с букета белых роз, все в нем опрокинула вверх дном, сломала барьеры и тормоза. Он испытывал изнуряющее душу томление. Страсть приносила ему страдания. И он, придумав эту невинную ложь об эскизах, позвонил. Валя, доверчивая и немножко наивная, поверила, что дело в эскизах, заволновалась. Отбросила в сторону 'Огонек', встала и разложила на полу эскизы. Многие представляли собой незаконченные наброски, иные ей самой не нравились. Словом, все еще находилось в стадии работы, творческого поиска. Тематически они разделялись на три части. Первая
