здесь нет и сосед-художник не станет поднимать шума, да он и знать не будет: подумаешь, каких-то десять сантиметров.
Алчная до вещей, Ариадна сначала как бы шутя, с иронией в голосе, спросила:
- И что же Гриша обещал привезти из Франции?
- Конечно, не флакон духов.
- Пусть привезет финский холодильник, настенный и плоский.
- Но, дорогая, ты путаешь Финляндию с Францией. Это не одно и то же.
- Тогда автомобиль 'рено'. Так, кажется, у них называют?
- А если говорить всерьез, то модная шубка тебе не помешает.
- А Фролову?
- С него достаточно бутылки коньяка 'Наполеон' и какой-нибудь безделушки.
- Ты плохо, Лео, знаешь Фролова.
- Согласен, ты знаешь его лучше. В конце концов ему можно вручить в конверте сотенный банкнот.
- Дешево ты его ценишь. - В круглых глазах Ариадны забегали иронические огоньки.
- Подлинная цена ему четыре рубля и двенадцать копеек, - съязвил Брусничкин и, улыбаясь своей остроте, прибавил: - Но если ты его попросишь, он все сделает. Тебе он не откажет. И ты это прекрасно знаешь.
Ариадна не ответила. Мысль ее уже умчалась в далекий Париж, в котором она в позапрошлом году побывала по туристической путевке вместе с Брусничкиным. Представила шубку - элегантную шубку из натурального волчьего меха. Сейчас это модно. Французы умеют. И чем больше она думала о Париже и шубке, тем проще и безопаснее казалась ей просьба Гриши Матвеева. Да и сам Гриша становился ей как-то ближе и заслонял собой Колю Фролова. Но без Коли не может быть и шубки. Как поведет себя Фролов - этого она определенно не знала. Напрасно Лео считает, что она имеет безграничную власть над Колей. Нет, власть эта была когда-то, а теперь между ними наступил холодок, и повинна в нем она сама.
Брусничкин в эту минуту думал совсем не о волчьей шубке, а как заманить Колю. Встреча и знакомство с Гришей Матвеевым могли быть удобным предлогом. И он перебил приятные думы жены о французской шубке советом:
- Пригласи к нам Фролова, стол накрой, как положено, для гостя дорогого. Придет Гриша, познакомим, все обсудим, как полагается у порядочных людей.
И опять в этих словах его Ариадна заподозрила тайный подвох: настораживали фраза 'гостя дорогого' и 'порядочных людей' и фарисейский, с примесью елея голосок Брусничкина. 'Не задумал ли он против нас с Колей какой-то подлый спектакль? И Гриша понадобился ему в роли свидетеля. Не играй, Брусничкин, с огнем, смотри, как бы самому не обжечься', - мысленно хорохорилась Ариадна, опасливо, с тревогой воспринимая советы мужа. Сказала категорично:
- Не пойдет к нам Фролов.
- Почему? Пригласишь, тебе не откажет.
'Как это назойливо-грубо: 'тебе не откажет'! Нет, Брусничкин, спектакль устроить тебе не удастся. А что касается Гриши, то я сама с ним поговорю, без посредников'. Решив так, она в тот же вечер позвонила Матвееву, кокетливо поинтересовалась, почему он не приходит на стройплощадку посмотреть, как быстро поднимаются этажи его дома. Дирижер понял это как намек, стремительно спросил:
- Тебе Лео передал мою просьбу?
- А ты действительно едешь во Францию? - вопросом на вопрос ответила Ариадна, и находчивый Матвеев решил продолжать в том же стиле:
- Ты когда будешь на строительстве нашего дома?
- Могу завтра, если тебя это устроит.
- Вполне, мой повелитель. Назови время, и я, как преданный раб, предстану перед моим ангелом, - дурашливо ответил Матвеев и поспешил прибавить: - Ну а этот Фомин, или как его, прораб, будет? Я увижу его?
- Фролов, - поправила Ариадна и назвала время встречи на стройплощадке. Это означало одновременно и встречу с прорабом.
Николай Фролов в последние два года любил проводить воскресные дни со своим сыном в новых районах столицы. Это вошло в привычку, стало какой-то внутренней потребностью. Первое время к ним присоединялась и Зина, но ей эти поездки не доставляли особой радости, быстро надоели, и она предпочитала оставаться дома: благо в семье за неделю накапливалось немало дел по хозяйству. Она не могла понять, что так тянет мужа в выходной день в новые микрорайоны столицы, притом прежде всего в те, где он строил. Разве не надоели ему эти места во время повседневной работы, такой однообразной и скучной, как считала Зина? Оказывается, не надоели. Страстный и ненасытный в работе, Николай Фролов на строительной площадке находил душевный подъем и умиротворение. К строительству здания, будь то жилой дом или административный корпус, он относился так, как относится художник к своей картине, хотя и не все и не всегда шло гладко в работе: были неприятности, досадные упущения, недоделки, были напряженные дни и недели, когда не укладывались в сроки, были задержки со стройматериалами, всякое бывало - и огорчения и радость. Такова жизнь: без неудач и удачи по-настоящему не оценишь. Но Николай Фролов находил в этом смысл жизни и по-своему был счастлив.
За добрый десяток километров от центра столицы возвышался комплекс многоэтажных домов, сверкающих на солнце большими светлыми окнами. И хотя дома эти отличались друг от друга окраской стен, а не архитектурной конструкцией, Коля знал, что там, за этими окнами, в удобных, благоустроенных квартирах, поселилась людская радость. Много радости - сколько квартир, столько и радости. Там жили новоселы. В каждой квартире - одна семья, каждой семье - отдельная квартира, предоставленная государством безвозмездно. Кто-кто, а он-то уж знал, во сколько обходится государству квадратный метр жилой площади.
С душевным волнением смотрел Николай Фролов на новые районы столицы и вспоминал предвоенную и военную Москву. Это были отроческие воспоминания, они всплывали в памяти яркими и четкими картинами, трогательными, как детство. Фроловы жили тогда в старом доме в Лялином переулке, в пятикомнатной квартире с длинным коридором и одной кухней. Занимали небольшую, в четырнадцать метров, комнату с одним окном. Кроме них в квартире жили еще четыре семьи. Новые дома на улице Чкалова, построенные перед войной, ему казались тогда сказочными дворцами. В одном из них жил его школьный приятель, в отдельной двухкомнатной квартире, которая казалась Коле пределом мечты. Он спрашивал тогда приятеля:
- Сколько вас здесь живет?
- Мама, папа, я и сестренка.
- И все? - удивлялся Коля.
- Все. Кого еще надо?
- А соседи?
- Какие соседи! Никаких соседей, только мы.
- Ой, как здорово! - восхищался Коля. - И ванная, и кухня, и телефон, и никаких соседей. И в уборную не надо в очереди стоять.
Теперь у Коли была тоже двухкомнатная квартира со всеми удобствами. На троих. И все это считалось так естественно, обычно. И та, предвоенная Москва по сравнению с сегодняшней представлялась совсем небольшой: до окраины от Лялина переулка - а это все-таки центр - рукой подать. Новые многоэтажные корпуса жилых домов стремительно и напористо выходили за окраины старой Москвы, сметая на своем пути трущобы сараюшек, наступали на пригородные села, от которых оставались лишь их названия, прочно закреплялись на просторе, среди зелени лесов, лугов и полей, и их высоким этажам открывалась необъятная ширь горизонта.
Этой ширью любовался Коля во время работы, обозревая ее с высоты четырнадцатого или шестнадцатого этажа строящегося дома. А по воскресным дням его душу радовали уже готовые, принявшие
