расплаты наступил. Хорошо бы, пошли они сегодня, вот сейчас. Святослав не дрогнет. Он пойдет на подвиг, он не боится смерти, готов умереть за Родину, но прежде должен отомстить. Он должен убить не одного, а хотя бы трех фашистов: за маму, за Наташку, за себя. Вот только плохо, что у него не автомат. Он машинально потрогал противотанковую гранату. Тяжелая она. Но если фашисты пойдут на них в атаку, он швырнет противотанковую в самую гущу атакующих. Ему живо представляется психическая атака белых, запомнившаяся с детства по кинофильму 'Чапаев'. Жаль, что у чапаевцев не было противотанковых гранат и автоматов. А Максим снова прерывает мысли, мешает думать:
- Посмотри, Слава, на березку… Как хорошо, что мы ее не срубили. Красотища какая. А? Как невеста. А скажи, отчего так получается: одна сторона у березки желтая, другая зеленая? Я такого прежде не видел.
- Прежде ты многого не видел, - вместо Святослава сказал сержант. - Фашистов тоже не видел. А теперь увидишь.
Холодное тело противотанковой гранаты все время напоминает о себе. Уничтожить одного или даже пять фашистов просто (так кажется Святославу). Выйдут они вон из того леса, идут на тебя, подпускай поближе, целься хладнокровно и нажимай на спуск. По правде сказать, это не такой уж и подвиг. Другое дело - сбить самолет или уничтожить танк. Святослав уже представил себе, как пойдет на него танк и как он удачно бросит гранату под гусеницу, а потом будет расстреливать экипаж. Вот это уже подвиг. За это полагается боевой орден. А может, и Золотую Звезду Героя дадут.
А музыка боя все ближе, слышна отчетливей. Она врывается в приятные и тревожные думы Святослава и развеивает их. Слышен явственно гул моторов - там, впереди, в роще. И вдруг - это так неожиданно - из рощи на опушку выскочил танк. За ним второй. Выскочили и на какую-то минуту остановились. Осмотреться, что ли? И потом сразу, урча моторами, взяли курс на окопчик, в котором залегло отделение сержанта.
Сердце заколотилось, все мускулы напряглись, по телу пробежала холодная дрожь. Много дней готовился к этой встрече Святослав, ожидал, а когда настала эта грозная минута встречи с врагом, он почувствовал в себе что-то такое, чего не мог предвидеть: не страх - в этом он даже себе самому не мог признаться, - а странную неуверенность. Он посмотрел на товарищей пытливо и вопросительно. По лицу Максима широко и явственно, почти кричаще распласталась нескрываемая растерянность. Бледное лицо сержанта было суровым. Холодные глаза смотрели решительно и жестоко из-под нахлобученной на лоб каски.
- Приготовиться! - скомандовал он сухим и отчужденным голосом.
К чему, собственно, приготовиться? Ведь готовились с самого утра, зарываясь в землю. А танки идут, вот они уже совсем хорошо видны. Открывается верхний люк головной машины, поднимается над башней красный флажок и раскачивается в стороны.
- Не стрелять! - приказывает сержант. - Кажись, свои.
Действительно, это были наши танки. Из первого вышел, судя по ремням на комбинезоне и биноклю на груди, командир. Спросил начальнически:
- Вы что здесь? Передний край?
- Боевое охранение, - доверчиво выпалил сержант. Он, видно, очень обрадовался тому, что вместо немцев оказались свои.
- А минное поле есть там, перед передним краем? - Танкист говорил стремительно, дорожа временем.
- Противотанковый ров, - ответил сержант. - А насчет мин не знаю. Возможно, и есть. Тут ходили минеры.
- Проход где? У противотанкового рва есть проход?
Сержант заколебался: а вдруг это переодетые немцы? Ищут проход. Подай им тайну…
- Ну что молчишь, сержант? - В голосе танкиста настойчивость и нетерпение.
И тогда Святослав вклинивается в разговор неожиданным вопросом:
- А вы, случайно, не знаете лейтенанта Макарова? Он тоже танкист и где-то на фронте.
- Макаров? В какой бригаде? Нет, не слыхал о таком. Он кто тебе, брат?
- Дядя.
- Ты лучше, племянник, скажи, где проход через ров? Говорите быстрей, потому что фашист наступает на пятки. С минуты на минуту будут здесь. Дивизия СС 'Райх' и танковая дивизия. Головорезы. Так что не зевайте.
Сомнение сержанта рассеялось. Он поворачивается лицом на восток и машет туда рукой, говоря:
- Правее возьмите. Там проход. Но он охраняется. Смотрите не угодите под снаряды сорокапяток.
- Постараемся. А вы, если не хотите быть раздавленными немецкими танками, поглубже в землю заройтесь. Да рассредоточтесь. Чего все в одну кучу сбились? - Он уже собрался уходить, потом задержался на минуту, сочувственно посмотрел на курсантов, прибавил сокрушенно: - А вообще, не вижу смысла вам здесь оставаться. Винтовкой танк не остановишь.
- А это? - Святослав показал противотанковую гранату.
- Это? - Танкист скептически повел бровью. - На безрыбье и рак…
- У нас приказ, - обрубил сержант неуместный разговор.
- Желаю успешно выполнить приказ! - бросил на прощание танкист и, перед тем как захлопнуть люк, напомнил: - А в землю поглубже зарывайтесь. Землица, она - мать родная, выручит!..
Совет был добрый и своевременный. Пришлось немедля взяться за лопаты. Через час примерно справа и слева от окопчика появились две глубокие, в человеческий рост, щели. В правую ушел Святослав, в левую - Максим. Сам сержант с остальными курсантами остался в окопчике, вырытом теперь в полный профиль.
После полудня испортилась погода, притом как-то вдруг, внезапно, как это бывает обычно поздней осенью. Пока они копали землю, подул свежий ветер, нагнал откуда-то низких холодных туч, и в овальной светлой рощице, что лежала за спиной боевого охранения, начался золотой дождь. Пожалуй, это был даже ливень. Ветер нещадно, с яростью безумца колошматил кудри берез, и вьюга усыпала сырую землю миллионами мягких блесток.
Вот тогда и появились вражеские танки. Их нетрудно было опознать с первого взгляда по тупорылым пушкам и меченным крестами стальным бокам. Да и масти они были иной, чем наши, - темно-серой, мышиной. Они тоже вышли из дальней рощи и остановились на опушке, что-то высматривая. Постояли минуты три и рывком двинулись вперед по открытому полю, но не прямо на боевое охранение, а гораздо правее его. Сначала было два танка. Потом за ними вышли еще три. Никаких мотоциклистов, никакой пехоты и артиллерии. Просто шли одни танки, построившись клином. Один из них дал длинную пулеметную очередь по овальной рощице, и Святослав впервые в жизни услыхал настоящий свист пуль. Ему казалось, что стреляют совсем не по роще, а по ним, и он плотно приник к брустверу, из-за которого торчала лишь его каска.
Вслед за этими танками появилось еще несколько машин - правее и дальше от их окопчика. Судя по гулу моторов, их было много там, на старой Смоленской дороге. Затем и на левом фланге, у шоссейной магистрали Минск - Москва, послышались гул моторов и артиллерийская стрельба вперемежку со взрывами. Батальон курсантов вступил в бой с передовыми отрядами немцев.
Сержант смотрел на своих подчиненных вопросительно. В его нерешительном, слегка растерянном взгляде явно виделся немой вопрос: как быть дальше? Святослав повял его и сказал, будто размышляя вслух:
- Нас обошли справа и обходят слева. Мы окажемся в тылу у немцев.
Именно этих слов и ожидал сержант. Сказал:
- Надо отходить к своим, пока не поздно.
Оставив окопчик, они метнулись в овальную, теперь уже сквозную, завьюженную, шуршащую желтым листом березовую рощу. Справа и слева гремел бой. И тогда они увидели, что те танки, которые прошли правее их, стоят сейчас перед противотанковым рвом и ведут огонь из пушек и пулеметов по передовым траншеям нашей обороны. Один танк горит. Сержант дал команду, и они, рассыпавшись в цепь, побежали к своим, одним махом достигли противотанкового рва. Упали на спасительное дно его, чтобы отдышаться. Еще один бросок - и они будут в первой траншее своей роты.
