Выглянув из рва, сержант сообщил ликующим голосом:
- Еще один горит!
Как по команде, все вскочили, чтобы посмотреть на второй подбитый немецкий танк. Он стоял почти у самого края рва и густо дымил.
Максим, очутившийся рядом со Святославом, шепнул на ухо:
- Как? Страшно?
- Обидно, - мрачно и с досадой буркнул Святослав.
- А мне страшно, - признался Максим. - Если б на нас пошли - считай, крышка.
- Как сказать, - возразил Святослав. Теперь он понял, что на войне не всегда получается так, как бы тебе хотелось и как ты рассчитываешь. И совершить подвиг, оказывается, совсем не просто, и убить врага не легко, потому что враг не спешит подставить свою голову под твою пулю, а, напротив, старается убить тебя, а сам остаться в живых. Вот рыли они окопы, углублялись в землю, ждали врага, а враг обошел их, и вся работа оказалась впустую. Зато вот этот глубокий противотанковый ров, над сооружением которого трудились тысячи женщин из Москвы, в том числе и тетя Варя, сделал свое дело, оправдал труд женщин и надежды воинов. Перед ним остановились фашистские танки.
Сбив боевое охранение и преодолев лесные завалы и минные поля, на которых подорвалось несколько головных машин, фашистские танки вклинились в нашу оборону и потеснили курсантов, захватив деревню, что южнее шоссе Минск - Москва. Танки проскочили через первую траншею. Они не останавливались на окопах, не утюжили их, как это делали когда-то в июле - августе; проученные и битые, они побаивались противотанковых гранат и бутылок с горючей смесью - оставляли окопы своей пехоте, идущей вслед за ними. Но окопы не дрогнули, когда через них проскочили вражеские танки. Они ожили ураганным ружейно-пулеметным огнем, заставив залечь головорезов из дивизии 'Райх'. Отрезанные от своих танков, поливаемые свинцом из укрытий, эсэсовцы почувствовали себя неуютно. До них метров триста. Они, кажется, неподвижны. Но вот один из них подымается, что-то кричит, машет зажатым в руке пистолетом и тут же падает, сраженный пулей. Очевидно, это офицер или унтер-офицер. Он хотел поднять своих солдат в атаку и был сражен. Святославу обидно, что не он послал пулю в этого фашиста. Он выбирает темную точку, прикованную к земле, и стреляет - цель не движется, и неизвестно, попал или промазал. Он стреляет еще и еще. Эсэсовцы отвечают беспорядочной трескотней из автоматов, но их огонь не приносит вреда сидящим в окопах. Рядом со Святославом - Максим. Он стреляет из автомата короткими очередями, но стрельба его безалаберна - это очевидно.
- Зря патроны расходуешь. Стреляй одиночными, - советует Святослав.
- Подошли б они поближе и во весь рост, я б им показал, - говорит Максим взволнованно. На лице его уже нет улыбки, только в глазах следы прежнего удивления.
И вдруг голос командира роты, торжественно-тревожный и повелительный:
- Приготовиться к атаке!
Святослав вставляет в свою винтовку новую обойму. В первой осталось всего два патрона, а дозарядить некогда. Кладет ее в карман шинели и торопливо прикрепляет к стволу штык-кинжал.
- А я как же? Без штыка? - растерянно спрашивает Максим.
- Огнем будешь поливать с короткой дистанции в упор. И прикладом, - отвечает Святослав.
И в это время раздается клич:
- За Родину… в атаку… вперед!..
Святослав вскакивает и что есть силы на бегу кричит 'Ура!'. Он смотрит только вперед, обуреваемый яростью, и не столько видит, сколько чувствует, что справа и слева бегут его товарищи, вся рота, подхваченная единым порывом, и его голос сливается с сотней других голосов. Он думает в эту минуту о матери и сестренке, за которых должен отомстить. Обязан. И он исполнит сейчас этот долг.
Фашисты встречают атакующих огнем автоматов, но Святослав этого не замечает. Сраженный пулей, падает Максим, но в стремительном азарте атаки Святослав не замечает и этого. Он одержим одной мыслью: побыстрее перемахнуть эти сотни метров и вонзить штык в серую тушу проклятого фашиста. Но что это? Немцы подымаются и убегают, показывая завидную прыть. А рота мчится за ними во весь дух, и встречный западный ветер уносит их протяжное 'Ура-а-а!..' назад, во вторые эшелоны. И снова звучит голос командира роты:
- Огонь!.. С колена - огонь!
Святослав становится на колено, торопливо целится в убегающего врага. Выстрел. 'Мимо', - думает с досадой и снова целится, стараясь взять себя в руки. К нему приходит хладнокровие. Еще выстрел. Фашист падает.
- Есть один! - кричит Святослав, и удивительные глаза его искрятся восторгом. 'Это за маму', - прибавляет мысленно.
Погоня прекращена. Только вслед убегающим еще бьют наши пулеметы.
Рота возвратилась на свои позиции.
Вечерело. Но - как это было в первые месяцы войны - на этот раз ночь не остановила немцев. Немецкое командование, окрыленное сегодняшним успехом - только что заняли Калугу, - приказало наступать и ночью, чтоб уже к утру 14 октября выйти на станцию Бородино.
Ночью командарму пятой позвонил новый командующий войсками Западного фронта генерал армии Жуков и потребовал доложить обстановку. Зная, что Жуков огорчен сдачей Калуги, Лелюшенко в волнении доложил, что противник крупными силами наступает в полосе обороны 32-й дивизии. Особенно сильный нажим немцев на левом фланге, где им удалось, потеснив курсантов, овладеть деревней Юдинки. Тяжелые бои проходят на участке 17-го стрелкового полка. Там танки врага вклинились в первую линию нашей обороны. Один батальон ведет бой во вражеском полукольце. Пехота врага отрезана от танков и решительной контратакой отброшена. К утру постараемся восстановить положение. В результате боев за прошедший день нами уничтожено семь вражеских танков и более сотни солдат и офицеров. Наши потери незначительны.
Очевидно, сообщение о потерях, которые Лелюшенко преднамеренно приберег на конец доклада, смягчило гнев командующего фронтом.
- Продолжайте упорно оборонять можайский рубеж. Обязательно выбейте вклинившиеся танки. Ни шагу назад, - твердо, но спокойно сказал Жуков.
- Разрешите, товарищ командующий, - быстро заговорил Лелюшенко. - Противник подтянул к полосе армии крупные танковые и моторизованные части и соединения. Завтра, надо полагать, будет жестокий бой, особенно в полосе тридцать второй дивизии. Я просил бы, товарищ командующий, поддержать нас авиацией.
- Поддержим, - пообещал Жуков и прибавил: - Но рассчитывайте на свои силы. У меня резервов нет. Умело маневрируйте армейскими резервами, используйте их разумно, не израсходуйте преждевременно. Держитесь за каждую пядь земли. Желаю успеха.
А в это ночное время батальон капитана Романова, окруженный полком эсэсовцев, несколько раз ходил в контратаки. За ночь фашисты подтянули ближе к переднему краю тяжелую артиллерию. Ее громкий, оглушительный бас оповестил наступление утра 14 октября 1941 года на Бородинском поле. Вернее, вначале, перед самым восходом солнца, высоко в небе появилась 'рама' - двухфюзеляжный самолет- корректировщик. А уж потом по целям, указанным 'рамой', ударила фашистская артиллерия. Ее огонь был малоэффективен для пехоты и танков.
А потом в небе появилось три десятка 'юнкерсов' и 'мессершмиттов'. Они шли клином, заслонив собой полнеба.
Глеб Макаров и Александр Гоголев стояли на наблюдательном пункте, внимательно следя за самолетами. Оба они - командир и комиссар - не были новичками на фронте, не такое видали в июле и августе и теперь, наблюдая за самолетами, с каким-то будничным спокойствием обменивались лаконичными репликами.
- Минут через двадцать - тридцать надо ждать танковой атаки, - сказал Гоголев.
- Похоже, что будут бомбить вторые эшелоны. Их танки прорвались на левом фланге. Там жарко. Дело доходит до рукопашной, - размышлял Глеб. - Не пришлось бы нам разворачивать часть орудий на сто восемьдесят градусов.
