семье:
- Хороших людей, дорогая моя, много. А гость бывает нужный и бесполезный. Ты это должна знать.
- Ну хорошо, хорошо, не ворчи - они не придут: Жора болен, а Соня одна не пойдет, - успокоила Светлана Ильинична.
- Болен? Не может прийти? - вдруг обрадовался находчивый Макс. - Тогда надо обязательно пригласить, раз не придут. Все-таки пусть знают, что и им честь оказана. Меня можешь исключить из списка. Ну что вы так смотрите: я серьезно говорю - меня исключите.
- А в чем дело? Ты уезжаешь? Надеюсь, не в Мексику?
- Конечно, нет, кактусы меня не прельщают. Я буду встречать Новый год в компании холостой молодежи у натуральной лесной елки, не тронутой топором.
- На даче? - догадался отец. - Что ж, это не дурно со всех точек зрения.
- Но, Макс, ты мог бы и дома: не забывай, что у отца день рождения. К тому же у тебя есть невеста, - встревоженно вставила мать: идея сына ей явно не понравилась. - И я боюсь, как бы Ларочке не надоело ходить в невестах.
- Напрасно беспокоишься, дорогая, - успокоил отец, - твой сын вне конкуренции, и его невеста никуда от него не уйдет.
- Так что из того? - сказала Светлана Ильинична. - Сколько можно ходить в женихах? Ларочка славная девушка.
- Вот я и хочу, чтобы она всегда была славной, - шутливо заметил сын. - Опыт всемирной истории семьи и брака. Утверждают, что только невесты бывают хорошими, а жены, как правило, ни черта не стоят. Ты, мама, разумеется, исключение. Считай, что папе здорово повезло.
Николай Григорьевич не считает, что ему повезло, но говорит сыну совсем о другом:
- А на чьей даче, осмелюсь поинтересоваться, ты будешь встречать Новый год? Надеюсь, не на нашей?
- Не волнуйся, папочка. Фима Поповин предоставляет свой загородный особняк в полное распоряжение холостой молодежи.
- И кто же там будет? - не сдержала любопытства мадам Гризул.
- Какое это имеет значение? Впрочем, я, кажется, на самом деле уеду под Новый год в Новосибирск.
- Это так срочно? А как же Ларочка? - снова забеспокоилась мать.
- Невеста может подождать. А дела не терпят.
Николая Григорьевича не проведешь, он догадывается, что сын действительно решил встречать Новый год в компании молодежи и без Ларочки, для которой на ходу сочинил себе поездку в Новосибирск. Ах, это его личное дело: парень он взрослый и вполне самостоятельный, пусть живет как знает. Конечно, хорошо бы представить новому директору завода своего знаменитого сына - талантливого драматурга Макса Афанасьева. Но, видно, на даче у Поповина ему будет куда интересней.
Ефим Евсеевич Поповин работал 'по коммерческой линии'. Перебравшись в Москву на постоянное жительство сразу после войны, он не долго думая ринулся в торговую сеть. Там Ефим чувствовал себя как рыба в воде. Поповин родился и вырос в семье ростовских торговцев рыбой. Прежде ему никогда не приходилось заниматься коммерцией - сначала учеба, затем служба в погранвойсках, потом война. И хотя он не готовил себя к профессии работника прилавка - не пожалел, что начал свою жизненную карьеру службой в магазине. Родители мечтали видеть в нем знаменитого музыканта либо бойкого журналиста. Сам же Фима предпочитал последнее, потому что природа обошла его музыкальным слухом. Ну а что касается журналистики, то на этот счет у него сомнений не было, ибо писать умеет каждый мало-мальски грамотный человек и, как сказал какой-то классик, в каждом торговце живет журналист. Впрочем, может, классик и не так говорил, а афоризм этот принадлежит Евсею Петровичу, родителю Фимы. Но жизнь распорядилась по- своему, и теперь Фима довольствовался тем, что в нем в потенции сидел журналист с мировым именем. А пока что до поры до времени Поповин не только не стремился к мировой славе, но и всячески избегал ее, стараясь хранить свое имя в тени. Словом, в скромности ему нельзя было отказать. И в самом деле, Ефим Поповин не рвался сразу в генералы. Он начал войну рядовым на пограничной заставе, а кончил старшиной, заведовавшим складом трофейного имущества. Он не корил свою судьбу, трофеи - это тоже вещь, если понимать в них толк. Именно трофеи помогли ему поменять ростовскую квартиру на московскую.
И уже потом, сменив военную гимнастерку на штатский костюм, Ефим Поповин, опять-таки из скромности, не пошел сразу в Министерство торговли. Нет, он стал рядовым продавцом магазина 'Мосодежда', бойко продавал штатские костюмы и пальто направо и налево: один направо, десять налево, конечно, за скромное вознаграждение. Но что в этом плохого: услуга за услугу. И благодарные покупатели совали ему в ответ хрустящие бумажки: и овцы целы, и волки сыты. И не только сыты, а и постепенно поднимаются по служебной лесенке, скромной, незаметной лесенке в торговой системе. Через год Ефим Поповин заведовал секцией мужской одежды, а еще через год стал директором магазина. Прибавилась, так сказать, официальная зарплата, весомей и внушительней стали 'благодарности' покупателей. У директора магазина как по щучьему велению появилась дача: отличный двухэтажный особняк на песчаном берегу Москвы-реки в звонко-певучем сосновом бору. Он не строил его, нет, дело это долгое, хлопотное. Он купил дачу у вдовы погибшего на фронте генерала. Вот и все.
Теперь Ефим Поповин уже мог мечтать о кабинете в Министерстве торговли. Он подошел к самому порогу этого кабинета. Еще бы один год, один шаг, и перед ним широко распахнулась бы дверь. Впрочем, справедливости ради, надо сказать, что сам Ефим и не очень рвался в начальники: должность директора магазина его вполне устраивала. Но вдруг в газете появился фельетон о взяточниках из магазина 'Мосодежда', того самого магазина, которым управлял Ефим Евсеевич Поповин. Впервые в жизни он прочитал свое имя в центральной газете и сразу возненавидел журналистику, которая показалась ему врагом торговли. Никогда не жаждавший славы. Ефим смутился, как красная девица, и готов был провалиться сквозь землю. Но земля удержала его: выручили два человека - следователь и защитник. Довели его до скамьи подсудимых, а дальше не пустили. Приговор был снисходительный и мягкий: три года условно. Правда, эти условные три года стоили Поповину довольно внушительной суммы безусловных рублей, которых хватило бы на три года скромной жизни рядовому труженику. Директорское кресло пришлось уступить другому. Оставшись не у дел, Ефим Евсеевич не отчаялся, не огорчился, даже обрадовался. Можно было наконец отдохнуть от напряженной, изнурительной работы.
Наивные люди почему-то считают, что жить без службы трудно, даже невозможно в обществе, где действует принцип: 'От каждого по способностям, каждому по труду'. На способности Поповин не жаловался. Что же касается труда, то на этот счет он любил повторять: 'Хай трудится трактор: он железный'. И получал по своим способностям. Потеряй работу Лугов, или Глебов, или даже маститый актер Посадов, они не на шутку бы заволновались. Прежде всего, во всей наготе встал бы вопрос: как и на что жить? Перед Попоенным подобной проблемы не возникало. Около двух лет Ефим нигде не состоял на службе, и это были самые счастливые годы его жизни: они принесли ему круглую сумму - один миллион рублей в старых деньгах. Имея за плечами опыт по части взяток, полученный в торговой сети, Ефим Евсеевич все эти два золотых года занимался посредничеством по передаче взяток. Речь шла не о каких-то жалких сторублевках. Теперь были иные масштабы. Из рук в руки без всяких свидетелей передавались десятки и сотни тысяч рублей.
И все это делали не так уж проворные, с виду мясистые руки Поповина, пораженные мелкой дрожью. Именно за эту дрожь и получал Ефим довольно солидные куши с обеих сторон. 'Плата за страх', как в шутку называл он эти деньги.
В те годы Ефим Евсеевич и познакомился с Николаем Григорьевичем. Инженер Гризул, по собственному признанию, впервые в жизни брал 'вознаграждение за услугу'. Его 'крестным отцом' в этом деле оказался Ефим Поповин. Так сошлись пути-дороги этих внешне несхожих людей. Николай Григорьевич был очень осторожен. Сперва его осмотрительность даже насторожила Поповина, породила тревожное подозрение: а не связан ли этот главный инженер с ОБХСС? Но страхи его были напрасны. С той поры они стали постоянно нуждаться друг в друге. Исподволь Ефим Поповин вошел в семью Гризула, в круг его знакомых и друзей. При встречах здесь любили поболтать, поспорить о науке и технике, литературе и
