новому.
Булыга уже хвастается, что вот, мол, его совхоз вовремя и своими силами убрал картофель, а у других сотни гектаров не выкопаны. Он ставит это себе в заслугу, хотя, если говорить положа руку на сердце, в этом заслуга техники, которой в совхозе гораздо больше, чем в колхозах. И, конечно, люди, рабочие.
…Егоров ненадолго заехал в Лесной райком партии. Первого секретаря не застал - тот уже несколько дней подряд не возвращался из колхозов. Вместе с председателем райисполкома Егоров направился в колхоз, из которого поступила в обком телеграмма от студентов.
Грязная проселочная дорога свернула в лес, почти безлистный, общипанный резкими ветрами и дождем. Газик натужно завывал, но шел вперед упрямо и уверенно, швыряясь грязью. Сразу же за лесом от самой опушки начиналось картофельное поле, на котором два человека - женщина и мужчина - что-то обсуждали у большого бурта только что собранного картофеля. Егоров приказал шоферу остановиться и вышел из машины.
- А где же народ? - спросил он предрайисполкома.
- Должно быть, на обед ушли, - ответил тот и посмотрел на часы.
Картофель был разбросан по всему полю небольшими кучами. Егоров возмутился:
- Вы посмотрите - что ж это получается? Половина картофеля останется на поле. - Он копнул руками уже убранную борозду и вырыл несколько крупных картофелин. - Видите? Разве это работа! Называется, выкопали! Безобразие! Бесхозяйственность! - негодовал Егоров.
- Да-а, - виновато протянул предисполкома. - Наверно, студенты работали.
- Ну и что ж, что студенты! Есть же здесь бригадир?!
- А вот он, кажется, сам и есть, колхозный бригадир.
Подошли к колхозникам, поздоровались. Председатель райисполкома представил Егорова. Пожилая женщина в резиновых, заляпанных грязью сапогах и ватной куртке смотрела на приезжих выжидательно и с любопытством. Мужчина обратился к Егорову с преувеличенным возбуждением и фамильярностью, будто встретил своего старого приятеля.
- А-а, Егоров, здравствуй! Вот вовремя приехал.
- Кто из вас бригадир? - перебил его восторг Егоров; он почему-то решил, что бригадиром должна быть женщина.
- Ну, я бригадир. А что? - ответил мужчина и сделал грудь колесом.
- Плохой вы бригадир, - сорвалось у Егорова. Он смотрел на выкопанный участок, где так плохо, не чисто был собран картофель.
- А и тебя поставь на мое место - ты тоже не лучше будешь. А может, еще хуже меня, - вдруг выпалил бригадир задиристо.
Предисполкома, опасаясь скандала, попытался увести Егорова, говоря негромко:
- Захар Семенович, так ведь он же пьян. Пойдемте, что с ним говорить.
Это еще больше подзадорило бригадира, и он преградил дорогу.
- Нет, ты погоди уезжать. Давай разговаривать по душам. Коль пожаловал, давай будем говорить.
- Да ты же пьян, - зло сказал предисполкома.
- Пьян? Верно, угадал. Я не пьян, я выпимши. С этими бандитами не только запьешь, с ними с ума можно сойти, - заговорил бригадир, обращаясь к Егорову. - Их же тридцать штук прислали на мою голову… помощников. С ними волком завоешь, товарищ Егоров. Да я бы без них никакого горя и забот не знал. А то накорми, напои, спать уложи и глаз не спускай, потому что это же не люди, а сплошные хулиганы.
Егоров решил не перебивать его, терпеливо слушал, а бригадир, все норовя стать спиной к предисполкома, которого он почему-то явно игнорировал, все говорил:
- Достал я им тридцать кринок молока, одолжение сделал. Так они, что ты думаешь? Молоко выпили, а кринки поразбивали. А мне бабы грозят за эти самые кринки голову разбить. Опять-таки клеенку на стол раздобыл для них, чтобы, значит, культурно, для порядку, как у людей. Украли. А мне отвечать за нее. А работают как? Ты бы посмотрел - цирк, а не работа. После них все заново перепахивать надо.
- Работу я их вижу, поедем, их самих посмотрим, - решительно сказал Егоров.
Студенты медицинского института помещались в детских яслях. Сидели группами на соломе, покрытой брезентом, которая служила им постелями, громко и шумно разговаривали, спорили, смеялись. В углу худой и бледный юноша в наброшенном на голые плечи пиджаке углубился в книгу. Двое играли в шахматы, десять, окружив их плотным кольцом, 'болели', вслух высказывали свои соображения, азартно спорили. Одеты были кто во что горазд: один в фуфайке и шапке-ушанке, другой и вовсе без рубашки, обнажив бронзовое литое тело, голова повязана полотенцем, вроде чалмы. Ну прямо запорожцы, пишущие письмо турецкому султану.
На вошедшее начальство даже внимания не обратили. Не успел Егоров поздороваться, как торжествующий бригадир закричал:
- Вот, полюбуйтесь, товарищи начальники, на них. Банда батьки Махно. И кино никакого не надо.
- Да замолчите вы! - оборвал бригадира Егоров и взглянул на него так, что тот сразу осекся.
- Здравствуйте, товарищи! Да у вас тут что-то вроде шахматного чемпионата. - Он стал посредине большой комнаты, обвел ее изучающим взглядом, заметил: - Что же форточку не откроете? Душно ведь.
- Кому душно, кому холодно, - отозвался юноша в чалме. - Пар костей не ломит.
Егоров иронически посмотрел на большой обеденный стол, на котором грудой стояла немытая посуда, покачал головой, скептически произнес:
- Да, товарищи. Не похоже, чтоб жили здесь медики. Ни за что не поверил бы.
- Обедали, не успели убрать, - ответил, нисколько не смутясь, юноша в чалме.
- Выходит, не напрасно жалуются на вас руководители колхоза, - продолжал Егоров, всматриваясь в лица студентов. Взгляд его задержался больше обычного на юноше с книгой. Лицо у него было открытое, доверчивое.
- Что ж это вы так?
- А собственно, как так? - спросил юноша. - Любопытно, какие к нам претензии у руководителей колхоза?
- Кринки били? Били, - снова вспылил бригадир. - Клеенка куда девалась?
- Здесь ваша клеенка, не волнуйтесь, - ответил парень в чалме. - У девчат она. В поле с собой брали от дождя. Что ж, случилось… Как в сказке про курочку рябу, мышка бежала, хвостом задела, кринка упала и разбилась. Что ж теперь делать? Придется вернуть деду и бабе не простую, а хрустальную. Только и всего.
- Хрустальная денег стоит. А вы их еще не заработали, - сказал Егоров.
- Он денег раздобудет, - иронически кивнул юноша с книгой на того, что в чалме. - У него папаша директор мебельной фабрики.
- Вот оно что! - Егоров пристально, испытующе уставился на директорского сына. - Значит, можно вовсю распоряжаться отцовской сберкнижкой?.. А что будет потом? Ну, когда на счету останется нуль целых? Мм-да… Но главное, ребята, не в кринке и не в клеенке, - продолжал озабоченно Егоров, всматриваясь в глаза студентов. - Главное в другом. В халатном отношении к делу. Ведь вы приехали сюда помочь людям. А получается так, что ваша работа идет не на пользу людям, а во вред. Половина картофеля остается на поле. Это уже не работа, а настоящий брак. Куда ж такое годится?
Парень в чалме потихоньку отступил назад, незаметно вышел и вернулся уже одетым и без чалмы, но в разговор не вступал. Появились из соседней комнаты девушки, узнав о приезде секретаря обкома.
- А теперь, товарищи, выкладывайте ваши претензии к руководителям колхоза. Я получил вашу телеграмму. Ну, прошу вас…
Студенты молчали, отводя в сторону смущенные взгляды.
- Ну, что ж, говорите, товарищи, давайте разберемся. Кто давал телеграмму?
Все повернулись в сторону директорского сына, и взгляды их говорили: 'Что ж молчишь? Отвечай'.
- Я давал телеграмму, товарищ Егоров, - сказал парень. - Были у нас претензии на первом этапе. А теперь обе стороны пришли к взаимопониманию.
