- Ну, а раз так, тогда давайте - за работу. Добросовестно, так, чтоб не посрамить честь студентов, да еще медиков, - закончил Егоров, а когда вышли на улицу, неприязненно бросил бригадиру: - Эх, вы… руководитель! Запил с горя. А может, на радостях, что помощь пришла. - А про себя подумал: 'Неправильная эта практика - посылать людей из города в село на уборку картофеля. Пора бы с ней кончать. Сумел вырастить урожай, сумей и убрать его сам, своими силами'.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Осень в этот год затянулась небывало долго. В декабре совсем не было ни мороза, ни снега. А люди ждали зимы со странным, непривычным нетерпением; с унынием и разочарованием слушали ежедневно сводку погоды - холода где-то задерживались.
Поля лежали серые, влажные и тихие. Пожалуй, только кабаны да зайцы были рады такой затяжной осени и этой бесснежной мягкой земле: была для них в лесах и на полях пища, и снежная пороша не выдавала охотникам следов. Лишь зайцы беляки вскоре почувствовали на своей шкуре коварство не желающей приходить зимы: как издавна заведено в заячьем мире, они по календарю поменяли серые шубки на белые и теперь стали прекрасной мишенью для охотников. Бедных зайчишек, даже издалека хорошо заметных на темном фоне сырой бесснежной земли, в эту долгую осень били нещадно. Даже Станислав Балалайкин, который всем рассказывал, что он стреляет только жирных зайцев, а худых отпускает с миром, и тот за эту осень принес домой шесть беляков.
С нетерпением ждали не только снега, который должен был укутать теплой шубой озимые посевы, - ждали и морозов, чтоб они хоть немного сковали раскисшие, разбитые в пух и прах дороги, по которым уже невозможно было ходить автомашинам без помощи тракторов. Ежедневно из совхоза 'Партизан' по грязному проселочному тракту в районный центр и на железнодорожную станцию медленно тянулся обоз со свиньями, льном, молоком и другими грузами, а следом за машинами шел постоянный конвоир - трактор 'Беларусь', весь, до последнего винтика, заляпанный грязью. А у ручья, возле болотца, где и колесный 'Беларусь' не всегда справлялся с обязанностями тягача, стоял на дежурстве гусеничный богатырь ДТ- 54.
Итак, несмотря ни на что, жизнь продолжала пульсировать, машины ходили регулярно и даже директорский газик за весь осенний сезон лишь один раз вынужден был прибегнуть к помощи трактора, а то везде сам проходил. Эта дорожная распутица напоминала старым солдатам военные весны и осени, когда ничто - никакая грязь, слякоть и дожди - не могло остановить неумолимого движения армий.
В один из этих бесснежных и безморозных декабрьских дней Роман Петрович Булыга направился в областной центр, чтобы израсходовать остаток денег, отпущенных для оборудования нового клуба. Провожали директора парторг, комсорг и завклубом, говорили в один голос напутственное слово: в первую очередь покупай пианино. Без пианино, мол, и не возвращайся.
Накануне поездки за культтоварами Булыга подписал приказ о назначении на должность заведующей клубом Веры Ивановны Титовой. Для Веры этот приказ не был неожиданным. Еще неделю назад, когда в фойе клуба в торжественной обстановке по инициативе Веры была открыта выставка произведений местного скульптора, как громко именовали деревянных дел мастера, Котова Федота Алексеевича, Роман Петрович, в присутствии редактора районной газеты и областного фотокорреспондента, там же на выставке заявил, кивком указывая на Веру: 'Это она открыла нам такой талант, она - наш завклубом'. - 'Вы ошиблись, Роман Петрович, - возразила тогда Вера, - я только заведующая библиотекой'. - 'Начальство, дорогая моя, ошибаться не может, - ответил ей веселый и довольный собой Булыга, - Директор знает, что говорит'.
Вера не скрывала своей радости по поводу нового назначения.
Она хотела поехать вместе с директором закупать культтовары - это было вполне естественно и логично, однако Роман Петрович сказал, что он и сам управится, намекнув при этом, что едет он не один, а с 'мамочкой', которая должна показаться медицинской звезде областного масштаба. Узнав, что едет Полина Прокофьевна, Вера не стала настаивать на своей поездке.
Вернулся из города Роман Петрович поздно вечером и вместо пианино привез трубы для духового оркестра. Роман Петрович знал, что покупка медных труб вместо пианино вызовет бурю недовольства со стороны местной интеллигенции, которую возглавит Посадова как вообще принципиальная противница духовых оркестров. Он даже побаивался, что Сорокин 'закатит' на этот счет злой фельетончик, но слишком сильно было в нем давнишнее желание иметь свой совхозный оркестр. На другой день он даже успокаивал расстроенную Веру, намекнув ей наедине; что пианино, мол, купим, ты только внуши этим крикунам, вроде Сорокина и Гурова, чтоб они зря не шумели: ну не было на базе пианино, лгал Булыга, а деньги пропадут, если их в декабре не потратим.
Страсти вокруг медных труб не разгорелись, и Роман Петрович ходил довольный и радостный.
Дня через два после приобретения труб в кабинет к директору зашла Нюра Комарова. Вид у нее был решительный и недовольный, и Роман Петрович без особого труда догадался о надвигающейся грозе, хотя причину этой грозы он еще не знал, но думал: Комаровы - и старая и молодая - причину всегда найдут. Поэтому, не успела Нюра поздороваться, как он попробовал атаковать ее обезоруживающим вопросом:
- Ну как, товарищ Комарова, новая квартира?
Комаровы переехали в новую квартиру вместе с другими семьями еще к октябрьским праздникам, так что вопрос Булыги был несколько запоздалым, а Нюра не принадлежала к числу тех, кого можно обезоружить таким нехитрым маневром.
- За квартиру спасибо. Но скажу вам откровенно, не радует она меня.
- Что так? Ай опять строители грехи оставили? - И быстро обратился к Посадовой, сидевшей здесь же вместе с Гуровым: - Придется нам, товарищ парторг, разговаривать со строителями в партийном порядке. Хватит безобразничать.
- Роман Петрович, - хмуро перебила Нюра, - я хочу заявить вам о другом. Не о квартире.
Настойчивость лучшей доярки совхоза, даже, можно сказать, области, насторожила директора, он не стал больше перебивать.
- Я не выполню своих обязательств, - четко заявила Нюра и посмотрела на директора горестно и с упреком.
- Вот так раз, - Булыга встал из-за стола. - Ты уже выполнила и перевыполнила.
- Не об этом речь. Этот год кончился. Сейчас надо брать обязательства на новый. А я не знаю. Ну не знаю, как быть! - Она повысила голос, и светлые брови ее тревожно задвигались, а в глазах сверкал холодный, отчужденный блеск. Гуров понимал, что Нюра крайне раздражена, и он попытался смягчить, ослабить ее волнение, успокоить.
- Что произошло? - негромко спросил Михаил.
- Все то же, - резко бросила в его сторону Нюра. - И ты это отлично знаешь. Не могу я, товарищи начальники, в наступающем году надоить больше, чем в прошлом! Не могу.
- Почему? - Булыга уже догадывался, в чем тут дело, только виду не подавал.
- Корма давайте! - сдерживая себя, торопливо отвечала Нюра. - Где свекла, мука где?
- А разве силоса и сена недостаточно? - спросила Посадова.
- А разве вы не знаете, что на одном сене ехать нельзя? - в свою очередь и в тон Посадовой, ощетинившись, спросила Нюра. - И силос… Да разве это силос - навоз. Не едят его. Не хотят есть. Дайте кукурузный! Свеклу давайте. А это… - Нюра в отчаянии махнула рукой и насупилась.
- Хорошо, Комарова, давай без истерик, - как будто и миролюбиво, но не теряя начальнического тона, заговорил Булыга. - Кукурузного силоса у нас мало. Не уродилась у нас кукуруза. Тебе это известно. Это раз. Муки и свеклы свиньям не хватает, понимаешь - не хватает. У государства покупаем комбикорм для свиней. Для свине-ей, а не для коров, - подчеркнул Булыга.
- С этим кончать надо, Роман Петрович, - вдруг негромко, но резко сказал Михаил и, поднявшись,
