июне 1991 г., когда уже земля должна была гореть под ногами у депутатов, после выступления в Верховном Совете СССР B.C. Павлова (с требованием дать правительству больше полномочий), В.А. Крючкова (с зачитыванием теперь хорошо известной записки об «агентах влияния»), Б.К. Пуго (с информацией о состоянии преступности), вдруг «появляется Горбачев, произносит обо всем и, как всегда, ни о чем пламенную речь (в артистизме ему не откажешь), и рассмотрение вопросов как-то непонятно повисает в воздухе»[452]. Как такое назвать? Непрофессионализм депутатов? Оболванивание?.. Здесь чаще всего использовался некий психологический феномен, так называемый groupthink —
Совет Министров заседал в полном составе (более 100 человек) примерно один раз в квартал. Как правило, обсуждалось выполнение квартальных заданий, намечались планы на перспективу. Президиум же — председатель, его заместители, министр финансов, управляющий делами — заседали еженедельно[454].
Н.И. Рыжков пишет о том, что отношение к Совмину было неоднозначным: «В отделах ЦК КПСС формировалась открытая неприязнь, критическое отношение ко всему, что делало правительство Косыгина, на Политбюро ближайшее окружение Брежнева, Кириленко и ему подобные пытались подавить всякую инициативу, исходившую от Совета Министров СССР. (…)
Хорошо помню, что в ЦК КПСС было признаком „хорошего тона“ быть в оппозиции к Косыгину и его правительству, а у работников ЦК обычно преобладал этакий пренебрежительный тон, когда речь шла о работе Совета Министров»[455].
Потом это отношение перешло к другому органу власти — Верховному Совету СССР, который тоже был поставлен над Совмином, только времена были уже другие и это привело к тому, что в пучину ушли они вместе — один за другим: «Пребывая в эйфории в связи с установившимся верховенством в стране Съезда народных депутатов и Верховного Совета СССР и видя корень зла в исполнительной власти в лице Совета Министров, которую они всячески и нередко безосновательно поносили, парламентарии вряд ли до конца понимали, что тем самым разрушали основы устойчивости функционирования государства. Впрочем, во многом это делалось сознательно и не являлось результатом ошибок и заблуждений. Искусственно насаждаемый плюрализм мнений, подготовленный на неподготовленную почву, позволил безнаказанно расшатывать устои государства.
Агрессивное меньшинство депутатского корпуса, за спиной которого стояли известные в стране режиссеры из Межрегиональной группы, а у них, в свою очередь, были отечественные, а главное зарубежные кукловоды, (…) настойчиво и целенаправленно вело работу по изменению существующего общественного строя (…) Огонь велся на поражение»[456].
Теперь бывшие министры и председатели госкомитетов вспоминают [457].
Любопытно, что министр иностранных дел Э.А. Шеварднадзе был единственный, кто прошел единогласно, остальные, как говорится, со скрипом. Качественный состав нового Совмина был, пожалуй, не лучше прежнего.
Хотя и пишут, что в новом (1989 г.) составе Совета Министров оказалось 8 академиков и чл. — корров, а также около 20 докторов и кандидатов, не стоит забывать, что в их числе и такой кандидат наук, как известный «златоуст» B.C. Черномырдин.
Сам «стиль работы Совета Министров стал все больше походить на практику работы Политбюро: на заседаниях Правительства можно было говорить, сколько хочешь и что хочешь, вносить любые предложения, но каких-либо поручений по ним, как правило, никому не давалось. Принимаемые решения не выполнялись. (…)
Правительство, неспособное убедить если не народ, то хотя бы парламент в том, что валовой национальный продукт, реальный объем национального дохода страны не позволяет одновременно решать многие социальные проблемы, осуществлять масштабные программы, какими бы привлекательными они ни были, Правительство, которое запускает на полную мощность печатный станок для выпуска денежных купюр, не обеспеченных золотом, драгоценностями, валютой, товарным покрытием, открывает шлюзы безудержной инфляции, вместо того чтобы обеспечивать наращивание народу продукции, добиваться Увеличения национального дохода, — такое Правительство было обречено.
Но довести экономику страны до катастрофы, превратить могущественное государство в банкрота оно успело»[458].
Верховный Совет плотно подмял Совмин и вывел его из прежней схемы влияния аппарата ЦК. Это произошло уже менее чем через три месяца работы. 1 сентября 1989 г. проект плана на 1990 г. и пакет законодательных инициатив отправлен в Верховный Совет. ЦК получил их в тот же день в порядке информации.
Следующий крупный удар Правительство получило через полтора года на рубеже 1990–1991 гг., когда после отставки доведенного до инфаркта (в ночь на 26 декабря 1990 г.) Н.И. Рыжкова Совет Министров СССР был реорганизован в
Функции одного из высших органов власти были столь урезаны, что, как пишет экс-премьер Н.И. Рыжков, «у этого органа не было даже права законодательной инициативы, которое имело, скажем… общество филателистов»[459]. Смешно? Согласен, но ведь — факт! Но в то же время хочу сказать — это и некая норма. Ибо тут не обязателен злой умысел. Юристы и не такое могут написать — мы это уже с вами проходили…
На июньском (1987 г.) Пленуме ЦК КПСС «провозглашался курс на проведение крутой экономической реформы, сердцевиной которой должна была стать замена „командно-административных“ рычагов управления экономическими. Доклад М.С. Горбачева на Пленуме отличался наиболее острой за весь предшествующий период критикой положения страны до марта 1985 года. К Пленуму были подготовлены проекты важнейших государственных правовых актов по реформе. Они были опубликованы вскоре после Пленума в виде закона СССР о государственном предприятии и десяти совместных постановлений ЦК КПСС и Совета Министров СССР. Столь мощного разового выброса в экономику совместных решений партии и Правительства у нас не проводилось, пожалуй, со времен раннего Л.И. Брежнева. Конечно, все в документах Пленума было надлежащим образом теоретически обосновано и взаимоувязано. На практике, однако, дело пошло не так, как рассчитывали авторы реформ. Начался прогрессирующий процесс разрушения реально существовавших управленческих структур и хозяйственных связей. Вместе с тем те формы, которые были придуманы в документах, чтобы заменить прежние, вопреки ожиданиям никак не удавалось привить живому еще дереву экономики. Несколько лет спустя, говоря об этой поре в интервью для журнала „Spiegel“, М.С. Горбачев заметил, имея в виду положение госпредприятий в ходе реформы: „Мы как бы вывели их из старой системы управления, а новой, регулируемой системы не создали. И нас стало разносить“. И разнесло, можно было бы теперь добавить, вдребезги» [460].
Что касалось отдельных органов исполнительной власти, то
