Пространственный канал отличался от энергетического лишь тем, что поглощал куда меньше энергии и вещества из окружающего мира, не оставляя дырок в пространстве. Зато он позволял быстро перейти из одного места в другое, минуя обычные длинные пути. Иметь в арсенале личное подпространство было очень удобно. Мешал только плохо поддающийся укрощению страх перед неизвестностью финиша. Больших расстояний Сова пока что старательно избегала. Но сейчас ей был нужен канал минимальной длины, всего каких-то полметра. Шагнув в него, Сова мигом очутилась по другую сторону решетки, не потревожив систему сигнализации.
Оказавшись на свободе, Сова принялась тщательно исследовать вывески в надежде обнаружить рекламу кафе или ресторана. Вывесок было много, но к еде они не имели никакого отношения. Каждая вертикальная поверхность была щедро обклеена рекламными плакатами букмекерских контор, приглашавших делать просто ставки, делать крупные ставки, очень крупные ставки и ставки на победителя. Несколько перетяжек, располагавшихся между ярусами движения, желали «удачи на арене всем выпускникам школы Симаргла». Больше читать было нечего, и это означало, что в пределах непосредственной видимости еда отсутствует. Признаться, Сова не рассчитывала слишком далеко удаляться от места своего домашнего ареста, но раз уж ей удалось его покинуть, возвращаться с полпути было бессмысленно. Тогда она зашагала вдоль улицы, внимательно разглядывая надписи на домах в надежде отыскать место, где согласились бы ее покормить.
Однако, сделав всего несколько шагов, она вынуждена была остановиться и уставиться себе под ноги. Оказалось, что широкий тротуар, по которому она шла, расчерчен на ровные полосы для движения пешеходов. Не успела Сова решить, что такое рвение местных властей в деле регламентации жизни подданных довольно забавно, как ее уже толкнули в спину.
– Чего стоишь? – рявкнули сзади.
Сова развернулась с намерением дать отпор, но толкающийся субъект уже обгонял ее но полосе встречного движения. Там он лоб в лоб встретился с другим, не менее дружелюбным типом. Сова отошла в сторону и с удовольствием принялась наблюдать за их перепалкой. «Куда прешь?» – «Да вот идиот какой-то стоит на дороге!», «Тебя не спросили!», «Береги здоровье!» – долетало до нее. «Милая планетка, – отметила она, – Любопытно, тут выдают права для хождения по тротуарам?» Когда затор, вызванный этим столкновением, наконец прорвался, Сова двинулась по своей полосе, стараясь соблюдать скорость и придерживаться нужного направления потока.
Разыскивать место общественного питания пришлось довольно долго. Три встреченные по пути кафе оказались закрытыми. У дверей каждого из них, там, где обычно хозяин вывешивает для всеобщего обозрения меню, были очерчены площадки для парковки пешеходов, заинтересовавшихся перечнем блюд. На каждой из трех площадок Сова постояла чуть дольше, чем позволяло праздное любопытство обыкновенного зеваки. Она надеялась, что ее муки голода все же заметят – и заведение откроют. У третьей по счету запертой двери ее удостоили вниманием. Недовольный голос из динамика сообщил ей, что сегодня ресторан не работает по причине праздника.
– Какого праздника? – Сова возмущенно вскинула голову, раздражаясь от необходимости расспрашивать камеру наружного наблюдения, установленную над входом в место общественного питания.
– Кхордад, – чуть помолчав, пояснила камера и больше признаков жизни не подавала.
Вероятно, граждане Тонатоса и мысли не допускали о том, чтобы общественно питаться во время национальных торжеств.
Единственный на этой улице оказавшийся незапертым бар располагался в подвале, куда и вела узкая лестница с выщербленными, давно нуждающимися в замене ступеньками. Делать нечего, Сова спустилась вниз и, игнорируя все надписи, украшающие входную дверь, потянула на себя дверную ручку.
Бар, куда она попала, был полностью лишен электрического света и освещался тем же странным способом, что и улицы Тонатоса, с той лишь разницей, что здесь рыжий огонь горел в центре обеденного зала в каменном круге на возвышении. Сам обеденный зал сверху донизу, от пола до потолка был покрыт зеркалами. Даже пол, по которому Сова сделала несколько шагов, пока глаза привыкали к сумеркам подвала. Зеркала здесь не без умысла были установлены так, чтобы многократно отражать языки пламени, отчего стены, пол, потолок и даже лица посетителей казались огненно-рыжими.
Когда Сова вошла, в баре было умеренно шумно. За столиками располагались исключительно представители мужской части населения, одетые в те самые длинные белые хламиды, на которые она уже насмотрелась на улице. У стойки другие белохалатные граждане пили алкоголь, поджигая зажигалками верхний слой напитка. Пахло ароматическим дымом, жареным мясом и специями. Но по мере того, как головы поворачивались в сторону Совы, разговоры стихали, так что через несколько секунд единственным звуком, отражавшимся от зеркальных стен, стало звяканье столовых приборов и стаканов с выпивкой. Сова вежливо сняла фуражку, положила ее на облюбованный свободный столик в самом темном углу, пригладила короткие волосы, уселась, послала через пульт управления вызов официанту и принялась ждать его появления. На нее оглядывались с изумлением, в котором не было ничего, напоминающего дружелюбное любопытство завсегдатаев пивнушки к новому посетителю. Через пару минут пожаловаться на недостаток внимания она уже не могла, но это пристальное наблюдение нравилось ей все меньше и меньше.
Будь Сова расположена проявлять осторожность и осмотрительность, ей стоило бы немедленно отправиться на поиски другого места для обеда. Но, предвидя неприятные последствия бегства из дворца, она торопилась покончить с чувством голода как можно скорее. Вызов пришлось повторить. Но только после третьего сигнала она добилась внимания, но не официанта, а бармена – маленького щуплого человечка, едва различимого за высокой стойкой. Казалось, он специально вышел оттуда в зал, чтобы смерить Сову оценивающим взглядом от макушки до пяток, как будто оценивал свои шансы на случай, если придется играть роль вышибалы. Но, вероятно, его должность исключала право затевать конфликты по собственной инициативе. Сова же была тверда в намерении голодной во дворец не возвращаться и потому – очень вежлива.
– Здесь можно поесть?
Ее вопрос повис в тишине. Теперь на нее смотрели так, словно ей удалось совершить нечто вызывающее и подлежащее общественному порицанию. Сова осторожно оглянулась на остальных посетителей, замерших в ожидании ответа. Определенно, в тарелках у них была еда.
– Допустим, – нехотя протянул тем временем бармен.
– Тогда сделайте одолжение, допустите для меня кусок жареного мяса и какой-нибудь салатик, – как можно доброжелательнее попросила из своего темного угла Сова,
Как всегда, голос ее не подвел. В обычной ситуации Сова не стала бы прибегать к помощи голосового воздействия на аудиторию, но сейчас, когда по непонятным причинам возникла и стала накапливаться в воздухе скрытая до поры враждебность, пренебрегать подобными приемами было неразумно. Ей редко приходилось говорить на таких тонах, но ее учили, что низкий тембр и мягкие интонации действуют на
