Какое-то время ответа не было. Джо от души затянулся своей сигаретой.
— Возможно, я его спрошу, — наконец сказал он. — Как-нибудь на днях.
— Мне кажется, вы должны. Все очень по вам скучают.
— Твой отец так и сказал, что он по мне скучает?
— Вообще-то нет, но он скучает, — заверил его Томми. В последнее время ему стало тревожно за Джо. В те месяцы, что последовали за его вылазкой на лонг-айлендские пустоши, он все реже и реже покидал здание. Казалось, визиты Томми стали для него заменой регулярных сношений с внешним миром. — Пожалуй, вы бы могли приехать туда вместе со мной, на поезде. Вот было бы славно. У меня в комнате есть лишняя кровать.
— Что, такая низенькая, на колесиках?
— Угу.
— А смог бы я воспользоваться твоим купальным полотенцем «Бруклин Доджерс»?
— Да, конечно! В смысле, если захотите.
Джо кивнул.
— Может, и захочу. Как-нибудь на днях, — снова сказал он.
— Почему вы продолжаете здесь оставаться?
— А почему ты продолжаешь об этом спрашивать?
— Ну, разве вас… разве вас не коробит, что вы здесь в одном здании с ними? С «Эмпайр Комикс»? Когда они так скверно с вами обошлись и все такое прочее?
— Совсем не коробит. Мне нравится быть рядом с ними. С Эскапистом. И потом… никогда не знаешь заранее, кто кого покоробит. Как-нибудь на днях, может статься, я их покороблю.
Сказав это, Джо быстро поднялся с пола, вставая на колени.
— Это вы о чем?
Джо отмахнулся от вопроса сигаретой, замутняя его облаком дыма.
— Не бери в голову.
— Нет, скажите.
— Брось.
— Терпеть не могу, когда так делают, — сказал Томми.
— Угу, — отозвался дядя Джо. — Я тоже. — Бросив сигарету на голый бетонный пол, он носком своей резиновой сандалии ее раздавил. — Сказать правду, я сам не очень себе представляю, что именно собираюсь сделать. Мне бы хотелось как-нибудь их огорошить. Выставить Шелдона Анаполя в неприглядном свете. Может, я оденусь Эскапистом и… спрыгну с этого здания! Только мне придется придумать какой-то фокус, чтобы все выглядело так, будто я и впрямь спрыгнул и покончил с собой. — Джо едва заметно улыбнулся. — Тогда как на самом деле я, разумеется, с собой не покончу.
— Вы смогли бы такое проделать? А что, если бы что-то не сработало, и вы бы, типа, расплющились как блин о Тридцать четвертую улицу?
— Такое определенно бы их огорошило, — сказал Джо и принялся хлопать себя по груди. — Где же тут у меня… ох-х.
Вот и настал момент, когда все переменилось. Джо сделал шаг к чертежной доске, чтобы взять оттуда пачку «олд голдс», и споткнулся о ранец Томми. Хватаясь за воздух, он качнулся вперед, но прежде чем сумел за что-либо ухватиться, лоб его с громким и до обидного деревянным стуком ударился об угол чертежной доски. Джо выдавил из себя что-то невнятное, а затем крепко треснулся о бетон. Томми сидел в кресле, ожидая, что дядя выругается, перекатится на спину или хотя бы расплачется. Но он просто лежал ничком, недвижно и безмолвно, а его длинный нос сгибался, упираясь в пол. Тогда Томми поспешно выбрался из кресла и встал рядом с дядей. Затем нагнулся и схватил его за руку. Она была все еще теплая. Ухватив Джо за плечи, Томми потянул его на себя, дважды качнул, а затем резко перевернул на спину. На лбу у дяди виднелся короткий порез — совсем рядом с бледным полумесяцем старого шрама. Порез казался глубоким, хотя крови оттуда вытекало совсем немного. Грудь Джо слабо, но равномерно поднималась и опускалась, а дыхание звучно выходило через нос. Он был без сознания.
— Дядя Джо, — тряся его, взмолился Томми. — Очнитесь. Пожалуйста, очнитесь.
Затем он вышел в соседнюю комнату и открыл кран. Намочив какую-то рваную тряпку холодной водой, Томми принес ее к Джо и нежно потыкал неповрежденную часть его лба. Никакого эффекта. Тогда он приложил к лицу Джо полотенце и энергично его потер. Но Джо по-прежнему неподвижно лежал и дышал. Теперь Томми начало тревожить целое созвездие малознакомых ему понятий вроде комы, транса и эпилептического припадка. Он понятия не имел, как помочь дяде, как его оживить, а порез тем временем кровоточил все сильнее. Что же теперь Томми было делать? Первым побуждением было позвать на помощь, но он поклялся Джо, что никогда и никому не раскроет его присутствия в этом номере. И все же Джо был жильцом этого здания, неважно, нелегальным или нет. Его имя должно было значиться в каком-то документе об аренде. Администрация здания знала, что Джо здесь. Сможет ли она ему помочь? И захочет ли?
Тут Томми вспомнил учебную экскурсию, когда еще во втором классе водили в Эмпайр-стейт-билдинг. На одном из нижних этажей находился большой лазарет — как выразился экскурсовод, миниатюрная больница. Томми видел там прелестную молодую медсестру в белой шапочке и туфельках. Она наверняка знала, что делать. Томми встал и направился к двери. Уже почти взявшись за ручку, он повернулся посмотреть на лежащего на полу Джо. А что с ним, раз уж на то пошло, сделают после того, как приведут в чувство и перевяжут порез? Не посадят ли его в тюрьму за то, что он ночь за ночью спит у себя в конторе? Не посчитают ли Джо каким-нибудь психом? Да и не был ли он в самом деле каким-нибудь психом? Не запрут ли его в «психушку»?
Рука Томми уже лежала на дверной ручке, но он не мог заставить себя ее повернуть. Он был просто парализован; понятия не имел, что делать. И только теперь он по-настоящему оценил дилемму Джо. Не то чтобы дядя Томми не желал дальнейшего контакта со всем миром в целом и с Клеями в частности. Хотя, возможно, именно так все для него началось в те странные послевоенные дни, когда он вернулся с какого- то секретного задания (по словам матушки Томми) и выяснил, что его мать была умерщвлена в концлагерях. Джо сбежал, пропал бесследно, а потом пришел сюда прятаться. Но теперь он был готов вернуться домой. Вся проблема была в том, что он не знал, как это сделать. Томми никогда не суждено было узнать, сколько усилий Джо стоило отправиться в поездку на Лонг-Айленд, каким страстным было его желание увидеть мальчика, поговорить с ним, услышать его тонкий писклявый голосок. Зато Томми ясно понимал, что Секретмен оказался пойман в ловушку в этих Тайных Палатах и что Жук должен его спасти.
В этот самый момент Джо застонал, и глаза его распахнулись. Прикоснувшись пальцем ко лбу, он посмотрел на приставшую туда кровь. Затем приподнялся на одном локте, перекатываясь в сторону стоящего у двери Томми. На лице у Томми, надо думать, ясно все читалось.
— Все хорошо, — хрипло выговорил Джо. — Вернись.
Томми отпустил дверную ручку.
— Вот видишь, — продолжил Джо, медленно поднимаясь на ноги, — как вредно курить. Это тебе наглядный пример. Курить очень вредно для здоровья.
— Да, конечно, — согласился Томми, дивясь странности вывода, извлеченного Джо из всей этой ситуации.
Уйдя в тот день от Джо, Томми отправился к пишущей машинке марки «Смит-Корона», привинченной к подиуму перед фасадом магазина «Образцовый офис». Затем изъял из нее лист писчей бумаги, который закатывали туда, чтобы люди могли опробовать работу машинки. Там красовалась регулярная еженедельная басня в одно предложение длиной о шустрой рыжей лисе и ленивой собаке, убеждавшая Томми в том, что сейчас для всех добрых людей самое время прийти на помощь своей родине. Затем Томми закатал в машинку лист почтовой бумаги, в самом низу которой Джо всегда подделывал подпись его матушки. «Уважаемый мистер Саварезе», — напечатал он кончиками указательных пальцев. А потом остановился. Выкатив лист почтовой бумаги из пишущей машинки, Томми отложил его в сторону и поднял взгляд на полированный черный камень, облицовывавший фасад магазина. Его отражение глянуло на него в ответ. Затем Томми подошел открыть дверь с хромированной ручкой и оказался немедленно перехвачен взглядом худого седовласого мужчины, чьи брюки были перехвачены ремнем где-то в районе его диафрагмы. Этот мужчина частенько наблюдал за Томми с порога своего магазина, пока мальчик печатал
