оправдательные записки, и каждый четверг Томми думал, что он сейчас подойдет и скажет ему отсюда проваливать. На пороге магазина, которого он раньше никогда не переступал, мальчик заколебался. В том, как мужчина напряг плечи и чуть запрокинул голову, Томми узнал собственную манеру. То же самое он всегда делал, сталкиваясь с большой незнакомой собакой или еще каким-то зубастым животным.
— Чего тебе, сынок? — спросил мужчина.
— Сколько стоит лист бумаги? — спросил Томми.
— Листами я бумагу не продаю.
— Понятно.
— Что дальше?
— А сколько тогда стоит пачка?
— Пачка чего?
— Бумаги.
— Какой бумаги? Для чего?
— Для писем.
— Каких писем? Личных? Деловых? Она тебе самому нужна? Ты собираешься написать письмо?
— Да, сэр.
— Хорошо. Так что это за письмо?
Несколько секунд Томми серьезно обдумывал вопрос. Ему совершенно не хотелось получить какую- нибудь не ту бумагу.
— Письмо с угрозой убийства, — наконец сказал он.
Невесть почему, но это заявление рассмешило мужчину. Обойдя вокруг прилавка, он нагнулся открыть ящик.
— Вот, — сказал он, вручая Томми лист плотной коричневой бумаги, гладкой и приятной на ощупь, как марципан. — Моя лучшая двадцатипятицентовая бумага из хлопчатобумажного сырья. — Мужчина по- прежнему смеялся. — Уж позаботься как следует их убить, ладно?
— Да, сэр, — сказал Томми. Затем он вернулся к пишущей машинке, закатал туда лист фасонной бумаги и за полчаса напечатал то самое послание, которое в конечном итоге собрало на тротуарах вокруг Эмпайр-стейт-билдинг многолюдную толпу. Такого результата Томми вообще-то не очень ожидал. Собственно говоря, он так толком и не знал, на что он надеялся, отправляя свое послание издателю нью- йоркской «Геральд трибьюн». Томми просто хотел помочь дяде Джо найти дорогу домой. Он не был уверен, к чему все это приведет, поверят ли вообще его письму, хотя на его взгляд оно звучало до жути официально и реалистично. Закончив печатать, Томми аккуратно вынул письмо из пишущей машинки и вернулся в магазин.
— А сколько стоит конверт? — спросил он.
7
Когда все вышли из лифта на семьдесят втором этаже, мальчик повел их налево, мимо дверей какой-то импортной компании и производителя париков. Наконец они оказались перед дверью, на матовой стеклянной лампе которой были намалеваны слова: «КОСМЕТИЧЕСКИЕ КРЕМЫ КОРНБЛЮМА ИНКОРПОРЕЙТЕД». Тут мальчик, выразительно подняв брови, повернулся посмотреть на взрослых. Либеру подумалось, что он проверяет, уловили ли они шутку, хотя детектив не был уверен, в чем именно здесь шутка. Затем мальчик постучал в дверь. Ответа не последовало. Он постучал снова.
— Где он? — спросил мальчик.
— Капитан Харли!
Все дружно повернулись. К ним спешно присоединился Ренси, второй по чину сотрудник охраны здания. Полицейский приложил палец к носу, словно собирался поделиться некой деликатной или неловкой информацией.
— В чем дело? — настороженно осведомился Харли.
— Наш парень там, наверху, — сообщил Ренси. — Ну, тот прыгун. Он уже на наружном диаметре.
— В костюме? — спросил Харли.
Ренси кивнул.
— Чудесный синий костюмчик, — сказал он. — Большеносый. Тощий. Короче, это он.
— Как он туда попал?
— Не знаю, капитан. Богом клянусь, мы за всем всюду наблюдали. У нас был человек на лестнице и еще один у лифтов. Не знаю, как он туда попал. Он просто вроде как взял там и появился.
— Идемте, — бросил Либер, уже направляясь к лифтам. — И не забудьте вашего мальчика, — сказал он Сэмми Клею, а сам подумал: «Надо было захватить планку и покрепче их обоих к ней привязать». Бескровное лицо мальчика было смущенным. Еще там читалось изумление. Невесть каким образом его обман обернулся чистейшей правдой.
Они вошли в лифт с искусной деревянной мозаикой.
— Он на парапете? — спросил капитан Харли.
Ренси кивнул.
— Погодите минутку, — сказал Сэмми. — Я совершенно озадачен.
Либер вполне допускал, что он тоже самую малость озадачен. Ему казалось, что загадка письма в «Геральд трибьюн» разрешена, что все это был всего лишь безвредный, пусть и малопостижимый фокус, исполненный одиннадцатилетним мальчуганом. Никаких сомнений, думал детектив, он и сам был в этом возрасте достаточно малопостижим. Этот ребенок просто искал внимания; он пытался выразить смысл, который никто вне его семьи не был способен уразуметь. А потом невесть каким макаром вышло так, что дядя мальчика, которого Либер до того момента имел все основания считать мертвым, сбежал по какой-то богом проклятой дороге из Кэт-Батта, что в штате Вайоминг, после чего и впрямь опять же невесть каким макаром затаился в конторском помещении на семьдесят втором этаже Эмпайр-стейт-билдинг. И теперь все получалось так, как будто вовсе не ребенок был автором письма; как будто Эскапист сдержан свое мрачное обещание городу Нью-Йорку.
Они проехали еще четырнадцать этажей в специальном экспрессе, когда Ренси вдруг негромко, с явной неохотой произнес:
— Там сироты.
— Да, кстати, сержант, — осведомился капитан Харли. — Откуда они там?
— Ну, это самое… гм, ну, в общем, непохоже было, что этот джентльмен в синем… это самое, костюме… в общем, что он собирается там показаться, — промямлил Ренси. — А мелкие сопляки аж из самого Уотердауна прибыли. Это десять часов на автобусе.
— Итак, аудитория, — проговорил Харли. — Из малолетних детей. Просто идеально.
— А ты? — спросил Либер у мальчика. — Ты тоже озадачен?
Мальчик пристально на него посмотрел, затем кивнул.
— Тебе надо собраться с мыслями. Том, — сказал Либер. — Нам потребуется, чтобы ты переговорил со своим дядей.
— Не родным дядей, — уточнил Сэм Клей и откашлялся. — Двоюродным.
— Может статься, ты смог бы поговорить со своим двоюродным дядей насчет тех приютских, — вмешался Ренси. — А то для меня это в новинку.
— Насчет приютских, — повторил капитан Харли. — Насчет сирот. — Он потер искалеченную половину своего лица. — Догадываюсь, там еще и монашка есть.
— Падре, — уточнил Ренси.
