Оба неудержимо расхохотались над ее остротой.
– Марвин Флинн, – представился Марвин.
– Фристия Хелд, – назвалась молодая женщина.
– Я буду звать вас Кэти, если вы не возражаете, – сказал Марвин.
Они снова рассмеялись. Затем Кэти стала серьезной. Увидев, как быстро летит время, она сказала:
– Еще раз большое вам спасибо. А теперь мне пора.
– Конечно, – ответил Марвин, тоже вставая. – Когда мы увидимся?
– Никогда, – проговорила она тихо.
– Но мне это необходимо! – воскликнул Марвин. – Я хотел сказать – теперь, когда я вас нашел, я ни за что не соглашусь вас потерять.
Она грустно покачала головой.
– Вы будете вспоминать обо мне хоть изредка? – прошептала она.
– Мы не должны расставаться! – сказал Марвин.
– Ничего, переживете, – ответила она вовсе не в строгом тоне.
– Я теперь никогда больше не улыбнусь, – пригрозил Марвин.
– Кто-нибудь займет мое место, – предсказала она.
– Вы просто демон-искуситель! – вскричал он в ярости.
– Мы разошлись, как в море корабли, – поправила она.
– Неужели мы не встретимся? – осведомился Марвин.
– Время покажет.
– Я бы ходил за вами как тень, – с надеждой сказал Марвин.
– К востоку от солнца и к западу от луны, – произнесла она нараспев.
– Как вы немилостивы, – надулся Марвин.
– Я забыла про время, – сказала она. – Но теперь я о нем вспомнила!
С этими словами она вихрем метнулась к двери и исчезла.
Марвин проводил ее глазами, потом сел за стойку бара.
– Один за мою крошку, другой на дорожку, – бросил он бармену.
– Все бабы фальшивые, – сочувственно заметил бармен, наполняя бокалы.
– При ней иссохну, без нее сдохну, хандра у меня, – пожаловался Марвин.
– Парню нужна девушка, – изрек бармен.
Марвин осушил бокал и снова протянул его бармену.
– Розовый коктейль за мою голубую мечту, – распорядился он.
– Может, она устала, – предположил бармен.
– Не знаю, за что я ее так люблю, – констатировал Марвин. – Но по крайней мере знаю, отчего в небе померкло солнце. Среди моего одиночества она преследует меня, как бренчанье пианино в соседней квартире. Я буду поблизости, как бы она со мной ни обращалась. Может, все это напрасно, но я сохраню в памяти весну и ее, и не для меня ласкает кроны вешний ветерок, и...
Неизвестно, долго ли продолжал бы Марвин свои причитания, если бы где-то на уровне его ребер, на два фуга влево, кто-то не прошептал:
– Эй, миштер!
Обернувшись на зов, Марвин увидел на соседнем табурете маленького толстенького цельсианина в лохмотьях.
– Чего тебе? – грубо спросил Марвин.
– Вы хотеть видеть тот очень красивый мучача еще раз?
– Да, хочу. Но что ты можешь...
– Я частый сыщик разыскивать безвестно пропавших успех гарантирован иначе ни цента в вознаграждение.
– Что за странный у тебя говор? – поразился Марвин.
– Ламбробианский, – ответил сыщик. – Я Хуан Вальдец, родом из земель фиесты, что у самой границы, а сюда, в большой город Порт, я приехал сколотить состояние.
– Чучело гороховое, – ощерился бармен.
– Какая вещь ты меня назвать? – с подозрительной кротостью переспросил маленький ламбробианин.
– Я назвал тебя «чучело гороховое», паршивое ты чучело гороховое, – ощерился бармен.
– Так я и услышать, – сказал Вальдец. Он потянулся к поясу, вытащил длинный нож с двусторонним лезвием и, всадив его бармену в сердце, уложил того на месте.
– Я человек кроткий, сеньор, – обратился он к Марвину. – Я не легко обижаться. Право же, в родном селе Монтана Верде де лос трес Пикос меня считать безобидный. Я ничего не просить, только разводить пейотовый побеги в высокий горах Ламбробии под сень того дерева, что называться «шляпа от солнца», ибо то есть лучшие в мире пейотовые побеги.
– Вполне сочувствую.
– И все же, – продолжал Вальдец с нажимом в голосе, – когда эксплойтатор дель норте оскорбляет меня, а тем самым позорит память взрастивших меня родителей, о сеньор, тогда глаза мои застилает красный туман, нож сам вскакивает ко мне в руку и оттуда без пересадки вонзается в сердце тому, кто обидел сына бедняка.
– С каждым может случиться, – сказал Марвин.
– А ведь, несмотря на острое чувство чести, – заявил Вальдец, – я в общем-то как дитя – порывист и беспечен.
– Я, собственно, успел это заметить, – отозвался Марвин.
– Но хватит об этом. Так вы хотеть нанять меня сыщик искать девушка? Ну конечно. Эль буэн пано эн эль арва се венде, вердад?[13]
– Си, омбре, – со смехом ответил Марвин. – И эль дезео венсе аль миедо! [14]
– Луэс, аделанте![15]
И рука об руку два приятеля шагнули в ночь под тысячи сверкающих звезд, подобных остриям пик несметного воинства.
Глава 18
Выйдя из ресторана, Вальдец обратил смуглое усатое лицо к небесам и отыскал созвездие Инвиднус, которое в северных широтах безошибочно указывает на северо-северо-восток. Приняв его за базисную линию, Вальдец мысленно начертил крест с учетом ветра (дующего в щеку с запада со скоростью пять миль в час) и мха на деревьях (отрастающего с северной стороны стволов роняписа на миллиметр в день). Он сделал поправку на восточную погрешность – один фут на милю (снос) и южную погрешность – пять дюймов на сто ярдов (совокупность эффектов тропизма). Затем, приняв к сведению все данные, зашагал в юго-юго-западном направлении.
Марвин последовал его примеру. Не прошло и часу, как они вышли из городской черты на покрытые жнивьем поля. Еще через час исчезли последние признаки цивилизации, потянулось нагромождение гранита и скользкого полевого шпата.
Вальдец не выказывал намерения остановиться, и в Марвине смутно шевельнулось беспокойство.
– Нельзя ли все же узнать, куда мы идем? – спросил он наконец.
Вальдец сверкнул белозубой улыбкой на загорелой физиономии цвета сиены:
– Искать вашу Кэти.
– Неужто она живет так далеко от города?
– Понятия не имею, где она живет, – пожал плечами Вальдец.
– Не имеете?
– Да, не имею.
Марвин остолбенел.
– Но вы же говорили, будто знаете.
– Никогда я ничего подобного не говорил ни прямо, ни косвенно, – сказал Вальдец, наморщив темно- коричневый лоб. – Я говорил, что помогу вам искать ее.
