стать вашим.
– У тебя крыша едет, – ответила женщина.
– Боюсь, что нет, – ответил Парети вежливо и немного безумно. – Сумасшествие – это, признаюсь, моя мечта, но боюсь, что мечта недостижимая.
Женщина проводила его взглядом, когда он распахнул дверь и вошел в «Секс-Город». Но она не поверила своим глазам, когда дверная ручка ласково похлопала Парети по ягодице.
– Дело, в общем, такое, – заявил продавец. – Исполнение не проблема; самое сложное – это желание, доезжаете? Исполненные желания
Продавец вцепился в рукав Парети турохваткой – резиновым захватом на телескопическом шесте, применяемом для удержания туристов, прогуливающихся по Аркаде Странных Услуг, и притягивания оных туристов поближе к прилавку.
– Спасибо, с меня хватит, – произнес Парети, без особого успеха пытаясь стряхнуть турохватку с рукава.
– Эй, парень, постой, обожди! У нас спецскидка, сущие гроши, только на этот час! Представь, мы тебе педофилию вставим, настоящее крутое желание, незатасканное еще, а? Или зоофилия... или
Парети ухитрился вывернуться из зажима и помчался по Аркаде, не оборачиваясь. Он-то знал, что никогда нельзя импульсно имплантироваться в уличных лавках. Один его приятель-сборщик, находясь в отпуске, совершил подобную ошибку: ему подсунули страсть к гравию, и бедняга скончался через три предположительно наполненных наслаждением часа.
Аркада кишела народом, крики и смех придурков и извращенцев на каникулах поднимались к центральному куполу, к переливчатым огням, орущим динамикам и травожогам, испускающим непрерывные струйки сладостного марихуанного дыма. Парети желал тишины, он желал одиночества.
Он забрел в «Лавку духов». В некоторых штатах половые сношения с призраками запрещались законом, но большинство докторов соглашались, что это вполне безвредно, если не забыть потом смыть остаток эктоплазмы тридцатипроцентным спиртом. Женщины, конечно, рисковали больше. (Парети обратил внимание на «Платный душ и биде» как раз напротив Аркады и изумился на мгновение тщательности Бюро по развитию бизнеса Восточных Пиритов – все продумано.)
Он расслабился в темноте, услыхал тихий, жуткий стон...
Потом дверь открылась.
– Мистер Джозеф Парети? – спросила служительница в униформе.
Парети кивнул:
– В чем дело?
– Прошу прощения, что побеспокоила, сэр, но вам звонят. – Она передала Парети телефон, погладила по ноге и вышла, закрыв дверь. В руках у Парети телефон зажужжал. Джо поднял трубку:
– Алло?
– При-ивет!
– Кто это?
– Это твой телефон, дурачок! А ты что подумал?
– Не могу я больше это выносить! Заткнись!
– Говорить-то несложно, – заметила трубка. – Сложнее найти, что сказать.
– Ну так и что ты хочешь сказать?
– Да ничего особенного. Просто хотела тебе напомнить, что где-то, как-то, но Берд еще жив.
– Берд? Какой Берд? О чем ты, мать твою, болтаешь?
Ответа не было. В трубке воцарилась тишина.
Парети поставил телефон на подлокотник и откинулся в кресле, искренне надеясь, что хоть немного побудет в тишине и покое. Телефон зажужжал почти сразу же. Парети сидел неподвижно, и телефон принялся звонить. Парети снова поднял трубку:
– Алло?
– При-ивет! – пропел шелковый голос.
– Да кто это?!
– Это твоя телефонная трубка, Джо, милый. Я уже звонила. Думала, ты запомнишь голос.
– Оставь меня в покое! – почти простонал Джо.
– Как же я могу, Джо? – спросила трубка. – Я люблю тебя! Ох, Джо, Джо, я так старалась тебе угодить. Но ты такой мрачный, детка, я прямо не знаю. Я была такой сосенкой, а ты даже не глянул на меня! Я стала газетой, а ты даже не удосужился прочесть, что я тебе написала, неблагодарный ты!
– Ты моя болезнь, – пробормотал Джо заплетающимся языком. – Сгинь!
– Я?
– Не знаю, о чем ты, – проговорил Парети.
– Ты прекрасно знаешь! Ты каждый день приходил ко мне, Джо, в теплое море. Я была тогда молодая и глупая, ничего не понимала. Я пыталась спрятаться от тебя. Но ты вытаскивал меня из воды, ты влек меня к себе; ты был так терпелив и нежен, и мало-помалу я выросла. Иногда я даже пыталась влезть по рукоятке сачка, чтобы поцеловать твои пальцы...
– Хватит! – Парети казалось, что рассудок отказывает ему, это безумие, все плывет и меняется, мир и «Лавка духов» завертелись каруселью. – Ты все не так поняла!
– Ну как же! – возмутилась трубка. – Ты называл меня ласковыми именами, я была твоим гребаным говном! Признаюсь, я пробовала и с другими мужчинами, прежде чем мы встретились, Джо. Но ведь и у тебя были женщины, так что давай не будем ворошить прошлое. Но даже с теми пятерыми я никак не могла стать тем, чем мечтала. Ты ведь понимаешь, как мне это было больно, да, Джо? Передо мной лежала вся жизнь, а я не знала, что с ней делать. Облик – это карьера, знаешь, и я так путалась, пока не встретила тебя... Извини, что я так болтаю, дорогой, но мы в первый раз смогли поговорить спокойно.
Парети прорвался сквозь этот многословный бред и наконец понял. Говно недооценили. Оно было юным, немым, но отнюдь не лишенным разума созданием, движимым могучей страстью, общей для всех живых тварей. Страстью обрести облик. Оно развивалось...
Во что?
– Так как ты думаешь, Джо? Чем бы ты хотел меня видеть?
– А ты можешь стать девушкой? – смущенно спросил Парети.
– Боюсь, что нет, – ответила трубка. – Я пыталась несколько раз, и симпатичной колли пыталась быть, и лошадью. Но, наверное, у меня очень скверно получалось, и чувствовала я себя ужасно. Я хочу сказать, это просто не для меня. Но что-нибудь другое – только попроси!
– Нет! – взревел Парети. На мгновение он поддался. Безумие захватывало его.
– Я могу стать ковриком под твоими ногами или, если тебе это не покажется неприличным, твоим бельем...
– Я не люблю тебя, будь ты проклята! – взвизгнул Парети. – Ты просто серое гнусное говно! Ненавижу тебя! Ты, зараза... что б тебе не влюбиться во что-нибудь вроде себя?
– Нет ничего похожего на меня, кроме меня, – всхлипнула трубка. – И я ведь люблю
– А я тебя в гробу видал!
– Ты садист!
– А ты воняешь, ты уродка, я не люблю тебя и
– Не говори так, Джо, – предупредила трубка.
– А я говорю! Я тебя никогда не любил, я
Он ждал ответа, но трубка хранила зловещее, мрачное молчание. Потом послышались гудки. Трубка