сердце провинции Кордофан. Отсюда рукой подать до провинции Верхний Нил, где была расквартирована воинская часть майора. Он провел на этой прекрасной земле шесть лет, а теперь она была передана политикам Каира и Хартума и потеряна для майора. Шести лет довольно, чтобы любой армейский форт стал домом. А Эль-Обейд был так близко от этого дома, от Малакаля и холмов Долейб, от Белого Нила, от деревень, где жили племена динка и нуэр. Теперь майора отправили в Аден, а куда отправят оттуда – бог весть. Возможно, он никогда больше не попадет ни в провинцию Верхний Нил, ни даже в Кордофан. Майора охватило странное чувство. На мгновение он ощутил настоящую привязанность к Эль-Обейду и сказал себе, что это в общем-то замечательное место.
– Я не уверен, что мне сейчас хочется на что-нибудь смотреть, – откликнулся Отт.
– Мой дорогой друг, – сказал Харкнесс, – сейчас у нубийцев праздник. Вы не должны его пропустить. Вы действительно пожалеете об этом впоследствии.
Европейцы стояли на рыночной площади Эль-Обейда. Утро выдалось дождливым, но теперь выглянуло солнце и превратило город в огромный парник. Путешественники устали и пребывали в унылом настроении. Потоки дождя и жгучее солнце окончательно их доконали. Рибейра вяло озирался по сторонам. Даже мелькающие в толпе девушки-нубийки с обнаженной грудью вызывали у него лишь слабое оживление. Доктор Эберхардт принялся что-то бормотать себе под нос. Эчеверрья напоминал выбившегося из сил вьючного мула. На его смуглом лице отражалось лишь одно желание – упасть и уснуть. Мак-Кью был даже более раздражительным, чем обычно. Отт выглядел изможденным. Лицо его приобрело какой-то желтоватый оттенок, а когда родезиец закурил, стало заметно, что у него дрожат руки. Один лишь майор Харкнесс изменился к лучшему. Остальные европейцы чувствовали себя отвратительно.
– К тому же, – добавил Харкнесс, – мы можем увидеть все прямо отсюда.
Европейцы без особого интереса последовали за майором. Они подошли к располагавшейся на западной стороне рынка площадке размером с футбольное поле. Земля на ней была утоптана до твердости камня. На площадке находилось около семидесяти негров, а большая толпа, состоящая из негров и арабов, наблюдала за ними.
– Это что, какие-то танцы? – поинтересовался Рибейра.
– Вы думаете, что я потащил бы вас сюда смотреть на танцы? – с чувством оскорбленного достоинства спросил Харкнесс. – Это бой.
– Полагаю, я не особо интересуюсь боями, – заявил доктор Эберхардт.
– Эти вас обязательно заинтересуют, – настаивал на своем Харкнесс. – Нубийцы – лучшие атлеты во всей Африке. Сейчас здесь начнется борьба.
Европейцы решили полюбоваться зрелищем, но на первый взгляд на площадке ничего не происходило. Борцы пританцовывали друг вокруг друга, время от времени испуская пронзительные вопли. Все участники праздника были великолепно сложены и обладали прекрасно развитой мускулатурой. Рост большинства из них превышал шесть футов. Тела нубийцев были покрыты слоем белой золы, придающей борцам вид трупов. Некоторые из борцов были нагими, другие – в набедренных повязках. У некоторых с поясов свисали медные украшения вперемежку с полосками меха. У одного или двоих на запястьях и лодыжках красовались плетеные браслеты. Борцы резко выкрикивали что-то в лицо друг другу, плавно наступали и отступали и внимательно следили за противником. Наконец двое борцов сошлись вплотную и сцепились. Другие тоже приблизились друг к другу. Над площадкой поднялась туча пыли. Вот кто-то полетел на землю. Толпа завопила. Пыли прибавилось.
– Зачем они вымазываются золой? – поинтересовался Рибейра.
– Чтобы за них можно было крепко ухватиться, – пояснил Харкнесс. – Видите вон тех борцов с медными колокольчиками на поясе? Такие колокольчики имеют право носить только победители состязаний.
– А кто эти парни с повязками на руках и ногах? – спросил Отт.
Харкнесс присмотрелся повнимательнее и наморщил лоб:
– Честно говоря, не знаю. Но, наверное, это тоже что-то значит.
Уже довольно много борцов оказалось на земле, и, соответственно, клубы пыли стали еще гуще. Толпа ревела, но разобрать, что происходит, было трудно. Видны были лишь призрачные фигуры, движущиеся в серовато-коричневом облаке.
– Превосходные атлеты, – сказал Харкнесс. – Нубийские племена поставляют наилучших солдат. Эти борцы в основном из племени коронго. А видите людей, которые стоят вон там? Это те, кто дерется на палках. Они по большей части из племени масакинов. Полагаю, следующими выступят они. Вы будете поражены: они дерутся так, словно прошли обучение в европейской фехтовальной школе.
– А сколько это будет продолжаться? – спросил Эчеверрья.
– Ну, трудно сказать, – ответил Харкнесс. – Смотрите, на дальнем конце стоят бойцы с браслетами. Видимо, кау и фунгор. Совершенно первобытные племена. Они устраивают ужасные представления. Они наносят друг другу такие раны, которые для европейца оказались бы смертельными; но эти люди поразительно живучи. Ага, начался бой на палках!
Стало немного прохладнее. С запада налетел свежий ветер и развеял пыль. Действительно, некоторые из бойцов с палками уже сражались.
– Изумительно, не правда ли? – сказал Харкнесс. – Просто-таки гладиаторские бои.
Европейцы вежливо покивали.
– Теперь стоит посмотреть… – начал было Харкнесс, но его перебил Отт, лицо которого стало совсем желтым:
– По-моему, я заболел.
Отт повернулся, чтобы уйти, и едва не упал, но Эчеверрья успел подхватить родезийца. С помощью Эчеверрьи и Эберхардта Отт кое-как удержался на ногах. Эберхардт потрогал лоб Отта и внимательно посмотрел на его лицо.
– Кажется, это малярия, – сказал немец. – Но я не врач. Ему нужно немедленно показаться врачу.
– Это не похоже на малярию, – дрожащим голосом сказал Отт.
– Я только высказал предположение, – пояснил Эберхардт. – В здешних краях можно подхватить желтуху, дизентерию, сонную болезнь, холеру…
– Ладно, ладно, – прервал его Отт. – Я подцепил какую-то дрянь – это ясно. Потому-то меня ноги и не держат. Вы не поможете мне добраться до врача? Кстати, а в этой дыре вообще есть врач?
– В прошлом году, когда я здесь проезжал, был, – ответил Эберхардт. – Он останавливается в доме уполномоченного. Пойдемте, поймаем такси.
Эберхардт и Эчеверрья почти вынесли Отта из толпы. Такси они не нашли, но зато им удалось остановить грузовик «Форд» с водителем-арабом.
Рибейра, Мак-Кью и Харкнесс в нерешительности стояли на краю толпы. Ветер утих, и снова начал накрапывать дождь.
– Надеюсь, с ним все в порядке, – сказал Харкнесс.
– С ним будет все в порядке, если они найдут врача, – отозвался Мак-Кью. – Западному человеку трудно сохранить здоровье в тропическом климате.
– Я живу в этом климате уже пятнадцать лет, – возразил Харкнесс, – и ни разу не страдал ничем серьезнее головной боли.
– Везет, – хмыкнул Мак-Кью. – А я уже со счету сбился, сколько раз подхватывал дизентерию.
– Мне тоже не нравится этот климат, – сказал Рибейра, – и я достаточно мнителен, когда речь заходит о болезнях. Так что пойду-ка я в кофейню и укреплю свой организм порцией спиртного. Кто-нибудь составит мне компанию?
Харкнесс покачал головой, а Мак-Кью сказал:
– В той дряни, которую здесь подают, я бы даже руки не стал мыть.
Рибейра слегка кивнул на прощание и удалился.
Мак-Кью несколько минут смотрел на бойцов с палками, потом сказал:
– Да ну их к черту! Пойду лучше пройдусь. Не хотите?
– Нет, спасибо, – отказался Харкнесс. – И вы бы лучше остались. Вы же пропустите самую интересную часть соревнований.
– Именно это я и намерен сделать, – заявил Мак-Кью и тоже ушел.
Оставшись в одиночестве, майор Харкнесс почесал подбородок и задумался над тем, почему же
