Лабиринт Минотавра (сборник)

память. Богатые пользовались услугами фирм типа «Сайкосмелл, Инк.», где за известную плату эксперты вроде Кромптона составляли индивидуальные ароматы, подобранные с учетом расположения желтовато- коричневых волокон, связанных с нервными узлами обонятельных органов клиента. Специалисты класса Кромптона могли совершенно точно определить, какие возбудители вызывают те или иные обонятельные реакции и, таким образом, вызывать по заказу любые видения.

Но самое главное испытание лучших творений Кромптона, окончательная оценка его искусства происходили раз в пять лет, когда из разных миров в свою «alma mater» в Нью-Джерси собирались члены Совета директоров. По такому случаю главный эксперт обычно составлял особую субстанцию для величайшего из гурманов по запахам – легендарного Джона Блаунта.

Кромптон был снабжен исчерпывающими данными об обонятельных реакциях Блаунта. Пользуясь инфракрасными фотографиями обонятельных емкостей и химическими анализами слизистых оболочек, покрывающих нервные ганглии Блаунта, Кромптон готовил свой очередной шедевр.

В такие исключительные дни не жалели никаких затрат. Из глубочайших погребов Кромптон заказывал самые дорогие субстанции: масло редоленса с Тармака II; целых десять щепоток коры ржиа с Алклептона, одна унция которой стоила шестьдесят тысяч долларов; и даже шестьдесят граммов несравненных почек люристии, сверхценного растения, которое произрастает только на пяти акрах священной земли на грязной планете Альфон IV.

Все эти субстанции, стоившие на черном рынке запахов целое состояние, доставали только в этот особый день. И Кромптон творил из них чудеса.

Подготовить смесь нужно было за мгновение до презентации, ибо такими летучими были некоторые из этих редких масел, такими нежными были эфиры и капризными кетоны, что драгоценный плод трудов за несколько часов мог превратиться в свою противоположность.

Кромптон работал, а все сотрудники «Сайкосмелла», затаив дыхание, ждали результатов, так как успех или поражение Кромптона они разделят с ним. Сумму вознаграждения для работников фирмы старый Джон Блаунт выделит в зависимости от настроения. А настроение его будет целиком зависеть от того, как он отнесется к стряпне Кромптона.

После презентации завод закроется на ежегодный двухнедельный отпуск, а перед этим сотрудникам объявят о причитающихся им премиях. Так что от Кромптона будет зависеть, проведут ли они неделю на Луне – в случае, если все пойдет хорошо, или денек в Асбери-парке – во всех остальных случаях.

Кромптон трудился, не замечая царившей вокруг него почти осязаемой атмосферы напряженности. Он бестрепетно отхватил целый грамм люристии – десятитысячную долю всех галактических запасов! У мисс Анакос при виде этого перехватило дыхание, но она надеялась, что он не переборщит с редкой разновидностью, что он понимает: шок от злоупотребления дорогостоящим веществом не обеспечит нужного эффекта. Старый Джон Блаунт был слишком хитрой лисой, чтобы попасться на эту удочку!

Целиком погруженный в работу, Кромптон бесстрастно колдовал над своими бальзамами, смолами, черенками, прутиками, кусочками коры, листочками, мускусом, шелухой, корнями, спрессованными лепестками цветов, плодами, семенами и прочими компонентами. Наблюдая, с каким хладнокровием он действует, мисс Анакос готова была разрыдаться. Она, конечно, знала, что Кромптон в известном смысле уродец, неполноценный человек. Правда, знала она не слишком много: поговаривали, что при родах произошел какой-то несчастный случай и в раннем возрасте его подвергли операции по ныне дискредитированному психомеханическому методу массированного расщепления. Мисс Анакос догадывалась, что это означает, что Кромптону недостает каких-то качеств. Но каких именно, она не знала и не особенно этим интересовалась. Она привыкла видеть в Кромптоне робота без личных вкусов и прошлого. Так же думали о Кромптоне многие – как о человеке сухом, бездушном и бесчувственном.

И все они ошибались. Еще немного – и Кромптон покажет им, какая у него глубокая натура.

Стрелки настенных часов неуклонно подползали к двенадцати. Мисс Анакос заскрипела зубами: что он там копается? Почему не кончает? Он что, не понимает – ведь ее премия зависит от того, что произведут его талантливый нос и искусные белые костлявые руки!

Без пяти минут двенадцать Кромптон встал из-за стола, держа в руках простой пузырек для проб из розового кварца. Он спокойно сказал:

– Теперь я подымусь в зал Совета. Вы можете присоединиться к другим сотрудникам в зале заседаний. Потом я сам здесь все приберу, как обычно.

– Да, сэр! – воскликнула мисс Анакос и помчалась из комнаты, унося с собой специфический женский аромат, более тонкий и прекрасный, чем самые изысканные кристаллические консерванты.

Кромптон проводил ее взглядом. На его иссохшем лице не отразилось никаких чувств. Однако он был рад, что напоследок посмотрел на мисс Анакос и вдохнул ее аромат. Победит ли он, или потерпит поражение, или исчезнет – что бы с ним ни случилось, ее запахи больше не потревожат его. Да-да, в последний раз он вдохнул их! Потому что скоро, очень скоро наступит момент, когда он…

Он оборвал свою мысль: не стоит загадывать наперед, это опасно. Он знал, что ему нужно сделать. И сделать это необходимо быстро и чисто – как хирургический разрез.

Держа в руках драгоценное вещество, заключенное в кварцевый сосуд, Кромптон покинул свой кабинет и направился к директорским апартаментам, где его ожидал почти легендарный Джон Блаунт.

Глава 2

Тридцать лет назад в Антарктиде, на Земле Мэри Бэрд, в городке Амундсвилле родился мальчик. Родителями его были Бесс и Лиль Кромптоны. Лиль работал техником на шотландских плутониевых рудниках. Бесс была занята неполный рабочий день сборкой транзисторов на местном радиозаводике. У них обоих было зарегистрировано вполне удовлетворительное физическое и умственное здоровье. Ребенок, названный при крещении Элистером, проявлял все признаки отличной послеродовой приспособляемости.

Первые десять лет жизни Элистер рос во всех отношениях нормальным ребенком, разве что был несколько угрюм, но дети часто без всяких на то причин бывают угрюмыми. А вообще-то Элистер был любознательным, подвижным, привязчивым и беззаботным созданием, а по интеллекту даже превосходил своих сверстников.

На десятом году жизни замкнутость Элистера заметно возросла. Бывали дни, когда ребенок часами оставался сидеть в полном одиночестве, уставясь в пустоту и порой даже не откликаясь на свое имя.

Никому не пришло в голову расценить эти приступы зачарованности как симптомы заболевания. Посчитали, что он просто впечатлительный, нервный ребенок, что он предается мечтам и что со временем у него это пройдет.

Периоды зачарованности стали чаще и интенсивнее на одиннадцатом году его жизни. Мальчик сделался раздражительным, и местный врач выписал ему успокоительные таблетки. Однажды, когда ему было десять лет и семь месяцев, Элистер без всякой причины ударил маленькую девочку. Когда она закричала, он попытался задушить ее. Убедившись, что это ему не по силам, он поднял учебник и попытался раскроить ей череп. Какой-то взрослый оттащил брыкающегося, орущего Элистера от ребенка. Девочка получила сотрясение мозга и почти год провела в больнице.

А Элистер, когда его расспрашивали об этом случае, утверждал, что ничего такого не делал. Может, это был кто-то другой. Чтобы он причинил кому-нибудь зло – да никогда! И вообще – ему нравилась эта девочка и он собирался жениться на ней, когда они вырастут. Дальнейшие расспросы привели к тому, что он впал в оцепенение, которое длилось пять дней.

Тогда еще можно было спасти Элистера, если бы кто-нибудь распознал у него ранние симптомы вирусной шизофрении.

В средней полосе очаги вирусной шизофрении существовали в течение многих веков, иногда вспыхивали и настоящие эпидемии – такие, например, как эпидемии кликушества во времена Средневековья. Иммунологи никак не могли найти вакцину против вируса. Поэтому обычно, пока шизоидные компоненты были достаточно податливы, прибегали к массированному расщеплению; затем определяли и оставляли в организме доминирующую личность, а остальные компоненты с помощью проектора Миккльтона перемещали в инертное вещество тел Дюрь-ера.