Меня сегодня на месте не будет.

Холленд написала на обороте листка фамилию Фрэнка и название отдела. Только Нормен не собирался легко сдаваться. Он достал из кармана свою визитную карточку и протянул ей.

— На всякий случай, — сказал с белозубой улыбкой. — Может, потребуется сделать увеличенный отпечаток, мало ли что.

Холленд решила, что он славный парень. Засовывая карточку в сумочку, она думала о том, как полюбезнее с ним распрощаться, и вдруг ощутила острую боль. Отдернула руку. Указательный палец был в крови.

— Что с вами? — спросил Нормен, беспокойство его выглядело наигранным.

— Ничего, — раздраженно ответила Холленд. — Должно быть, булавка...

Нет, она укололась не о булавку. Запустив в сумочку левую руку, Холленд осторожно повела вдоль молнии к нашитому на подкладке карману и обнаружила острый, влажный от крови уголок. Ощупала его. Конверт?

Конверт. С дискетой Уэстборна.

Нормен, вытянув шею, с любопытством глядел вниз.

— Послушайте, мне надо бежать. Не забудьте прислать пленку, ладно?

— Не забуду.

Холленд, не оборачиваясь, помахала ему через плечо рукой. Шагая по дорожке так быстро, что кресты сливались перед глазами, она мысленно корила себя за забывчивость. И лишь когда подошла к «хонде», сообразила: Уэстборн говорил, что на дискете материал, относящийся к обсуждению законопроекта. Три дня назад дискета наверняка была нужна. А теперь это просто лишнее напоминание о незавершенной работе.

9

Пастор рассеянно слушал, как священник бубнит надгробное слово. В свое время он присутствовал на многих похоронах и был знаком с этой недолгой речью. По ней можно было точно измерять время, не прибегая к неприличному взгляду на ручные часы.

Как и Холленд, Пастор приехал на кладбище раньше кортежа, но вошел через другие ворота. Выразить уважение к усопшему было бы уместнее в часовне, но подвергаться самоубийственному риску он не хотел. К тому же кладбище вполне подходило и для осуществления другого намерения.

Переодетого агента Пастор обнаружил почти сразу. Он знал, что соглядатай там будет, притом с примитивным снаряжением, не то что возле часовни. Поэтому его нисколько не беспокоило, попадет ли бородач на видеопленку. Незначительная гримировка делала Пастора совершенно неузнаваемым.

Не беспокоило его и то, что родственники покойного могут поинтересоваться, кто он такой. Под пальто, к нагрудному карману пиджака у него была прикреплена точно такая же пластиковая карточка, как те, что в то утро выдали агентам ФБР.

Покуда священник талдычил, что праведные упокоятся у вод тихих, Пастор обратил внимание на женщину, к которой подошел переодетый агент. Она стояла спиной к нему, но вскоре повернулась, смахивая со щеки выбившуюся прядь волос. Глаза Пастора за темными стеклами очков расширились.

Что же привело тебя сюда, малышка?

Пастор заинтересовался. Лицо женщины, стоящей на пригорке, он видел на одной из фотографий, доставленных ему в отель три часа назад. Холленд Тайло, двадцативосьмилетняя, незамужняя, прослужила в секретной службе меньше года, проштрафилась и находится на грани увольнения. Что ей здесь делать?

И упрекнул себя за недогадливость. Ее черная одежда, место, где она стояла, ясно говорили об этом. Приехала проститься с покойным. Точнее, ей так кажется. На самом деле ищет прощения, искупления.

Пастор наблюдал, как разговаривают Тайло и агент ФБР. Судя по ее жестам, юный фотограф неуклюже с нею заигрывал. Пастор задался вопросом, может ли эта стройная малышка иметь какое-то отношение к пропавшей дискете. Характеристика гласила, что она компетентна, в некоторых сферах профессиональной деятельности незаменима. Однако ее неопытность красноречиво свидетельствовала о себе. Пришло бы Уэстборну в голову обратиться к ней за помощью, чтобы спрятать дискету?

Пастор счел это маловероятным, но полностью подобной возможности не исключил. В конце концов Уэстборн уже проявил свою хитрость. Доверить дискету ничего не подозревающей охраннице было бы вполне в его духе.

В отличие от своего заказчика Пастор полагал, что сенатор спрятал дискету где-то в Дубках. Но пока поиски продолжались, он решил присмотреться к тем, кто в тот вечер общался с Уэстборном, к трем опытным агентам... и этой новенькой. Если дискеты в Дубках не окажется, Пастор собрался первым делом заняться Холленд Тайло. В конце концов Уэстборн отдавал ей предпочтение перед другими агентами...

Речь священника подходила к концу. Теперь Пастор сосредоточился на Синтии Палмер.

Вдова начинала ерзать. Вот если в только чуть повернулась. О, да она красавица...

На расстоянии в несколько ярдов вуаль не играла особой роли. Пастор оценил белую с румянцем кожу Синтии, полные губы, свежесть которых скрадывала телесного цвета помада. Белокурые волосы она заплела по-французски в косу, и он нашел, что ей это идет. Ее глаза беззастенчиво разглядывали его сквозь черную сетку. Когда они раскрылись пошире, явив всю свою голубизну, Пастор понял, что понравился ей.

Он улыбнулся одной стороной рта, решив, что это является достаточным ободрением. Его старание было вознаграждено. Палмер передвинулась на скамье, открыв ему прекрасный вид на свои длинные, упругие икры.

Пастор подождал, пока она снова не повернется к священнику, а потом чуть отступил назад. И лишь когда вдова скрылась из виду, пошел, срезав угол, к взятой напрокат машине, поставленной вдали от лимузинов.

Синтия будет разочарована, обнаружив, что его нет. А также удивлена и немало заинтригована. Зато приятно удивится, когда он явится к ней в уотергейтские апартаменты.

Пастор жаждал встречи с Синтией. Ему предстояло расспросить ее о многом, прежде всего о том, не приносил ли кто-то небольшой пакет для сенатора. Если да, где его можно найти. Это послужит возбуждающим прологом. Пастор не сомневался, что Синтия окажется весьма веселой вдовой.

10

Арлисс Джонсон снимал номер «люкс» с двумя спальнями в верхнем этаже «Виндзорского герба». Этот отель, расположенный рядом с Джорджтаунским университетом, описывается в путеводителях как «своеобразный» или «уютный». Джонсон жил там двадцать два года, на плоской крыше у него была своя терраса, где летом он выращивал розы.

Поднялся с постели Джонсон в три часа дня. Он не ложился всю ночь, вел разговоры с людьми в разных часовых поясах и за демаркационной линией суточного времени. Приняв душ, Джонсон быстро оделся. Через несколько минут он уже шел по вестибюлю. Дневная консьержка с улыбкой кивнула ему, но ничего не сказала. Служащие отеля знали, кто такой Джонсон, и не тревожили его по пустякам.

Ветер дул с Потомака, и воздух был чистым. Джонсон свернул с Оу-стрит и пошел северо-западной окраиной студенческого городка в сторону университетской часовни с часовой башней. Дорожки, которые он выбирал, шли сквозь густые живые изгороди и темные рощицы. Шагал Джонсон, подставляя лицо ветру и расстегнув куртку, «зауэр» терся о его ребра.

Прилегающий к часовой башне английский сад с фонтанами был разбит по проекту Генри Мура[2]. Журчание воды в фонтанах заглушало звук шагов. Но это не имело значения. Человек, на встречу с которым шел Джонсон, уже поджидал его, дымя крепкой французской сигаретой.

— Привет, Роберт.

Вышедший из тени ирландец был здоровяком. Роберт Кокран некогда играл за Ирландию на розыгрыше кубка мира по футболу. С годами его торс стал еще мускулистее, сплющенный во время полуфинального матча с Аргентиной нос так и оставался сплющенным.

— И тебе доброе утро, Арлисс.

Из-за перебитых хрящей Кокран гнусавил.

— Спасибо, что явился так быстро.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату