магазины, где заказала мебель и шторы. Потом купила серебро и фарфор. Она наняла местных рабочих, чтобы починить неисправный водопровод и отремонтировать крышу. С утра и до вечера дом был наполнен малярами, столярами, электриками и оклейщиками обоев. Она доводила себя до изнеможения в течение дня, надеясь спать ночью, но демоны вернулись, мучая ее кошмарами.
Она посещала антикварные магазины, покупая лампы, столики и другие произведения искусства. Купила также фонтан и статуи для сада.
Постепенно все внутри дома приобрело законченный и красивый вид.
Живот Дженифер становился все больше, и она сходила в поселок, чтобы купить соответствующую одежду. На всякий случай в доме был установлен незарегистрированный телефон, номер которого она никому не сообщила. Единственным человеком в конторе, который знал, где она, был Кен Бейли, который поклялся соблюдать секретность.
Как— то вечером он приехал навестить ее, и она показала ему дом и участок, испытывая огромное удовольствие от его восхищения.
— Это красиво, Дженифер, действительно красиво! Ты проделала уйму работы.
Он посмотрел на ее вздувшийся живот.
— Как скоро это случится?
— Через два месяца.
Она положила его ладонь на свой живот и сказала:
— Послушай…
Он ощутил толчок.
— Он становится сильнее с каждым днем, — с гордостью сказала она.
Потом приготовила ужин для Кена. Когда они приступили к десерту, Кен перешел к делу.
— Я не хочу совать нос в чужие дела, но гордый папа, кем бы он не был, должен был сделать…
— Тема закрыта…
— О'кей, прости… В конторе тебя чертовски не хватает. У нас новый клиент, который…
Она подняла руку.
— Я не хочу слушать об этом…
Они беседовали, пока не наступило время его отъезда. Ей очень этого не хотелось. Кен был дорогим для нее человеком и хорошим другом.
Она укрылась от мира всеми доступными для нее способами. Перестала читать газеты, смотреть телевизор и слушать радио. Ее вселенная была здесь, в этих четырех стенах. Это было ее гнездо, ее чрево, место, где она даст жизнь своему сыну. Она прочла все книги о воспитании детей от доктора Спока до Эймса и Гессела.
Когда детская была полностью декорирована, она заполнила ее игрушками. Она зашла в магазин спортивных товаров, где смотрела на футбольные мячи и бейсбольные биты. Это смешно, сказала она себе, он еще не родился… Потом все-таки она купила биту и перчатку. Футбол тоже привлекал ее, но она решила, что это может и подождать.
Прошел май, наступил июнь.
Рабочие закончили свои дела, и дом стал тихим и пустынным. Дважды в неделю она ездила в поселок за продуктами и каждые две недели она посещала доктора Харвея, своего врача. Послушно пила больше молока, чем ей хотелось, принимала витамины и ела все полезное и питательное и становилась все более громоздкой и неуклюжей, ей стало тяжело двигаться. Она всегда была активной и, казалось, ей претила неторопливость и неловкость. Но сейчас ей это почему-то не мешало. Торопиться было некуда. Дни стали длинными, сонливыми и умиротворенными. Ее внутренние часики замедлили свой ход. Она как бы резервировала свою энергию, переливая ее в другое тело, живущее в ней.
Однажды утром доктор Харвей, осмотрев ее, сказал:
— Следующие две недели, миссис Паркер…
Это было так близко! Она думала, что ей будет страшно. Она много наслушалась рассказов старых жен о боли, несчастных случаях, искалеченных младенцах… Но страха она не чувствовала, только желание увидеть своего ребенка, скорее родить его, чтобы можно было, наконец-то, взять его на руки.
Кен Бейли приезжал сейчас каждый день, привозя с собой кипы детских книжек.
— Он полюбит их, — говорил он.
И Дженифер улыбалась, потому что он говорил «он». Хорошая примета!
Они гуляли возле дома и организовывали пикники у воды, на солнышке. Она не заблуждалась в отношении теперешнего своего вида. Она думала: 'Зачем он тратит свое время на безобразную, жирную
леди из цирка?' Кен, глядя на нее, думал: «Она самая красивая женщина из всех, которых я когда- либо видел!».
Первые боли появились в три часа ночи. Они были так остры, что она просто задохнулась. Через несколько минут приступ повторился, и она ликующе подумала: «Началось!».
Она стала считать время между приступами, и когда интервал составил десять минут, позвонила доктору.
Затем ехала в больницу, прижимаясь к обочине при каждой схватке. Медсестра ожидала ее у входа, и несколько минут спустя доктор Харвей уже осматривал ее. Закончив, он произнес:
— Похоже, что все пройдет легко, миссис Паркер. Просто расслабьтесь. И пусть действует природа.
Это оказалось нелегко, но Дженифер могла сопротивляться боли, потому что происходило нечто замечательное. Она трудилась почти восемь часов, и к концу этого срока, когда ее тело было измучено бесконечными спазмами, и казалось, что конца этому уже никогда не будет, она почувствовала внезапное облегчение, ошеломляющую пустоту и блаженное умиротворение. Она услышала тоненький голосок. Доктор Харвей поднял ее ребенка со словами:
— Не хотите ли взглянуть на своего сына, миссис Паркер?
Улыбка Дженифер осветила комнату.
Глава 4
Его звали Джошуа Адам Паркер. Он весил восемь фунтов и шесть унций и был отлично сложен. Дженифер знала, что новорожденные обычно безобразны: сморщенные, красные, похожие на маленьких обезьян. Но только не Джошуа! Он был красив. Сестры в больнице беспрестанно твердили ей, какой у нее красивый ребенок. Сходство с Адамом было поразительным. У мальчика были отцовские серо-голубые глаза и красивой формы голова. Когда она смотрела на него, она видела Адама. Это было странное чувство: смесь радости и печали. Как был бы рад Адам, увидев своего сына!
Когда Джошуа было два дня, он улыбнулся Дженифер, и она, восхитившись, позвонила, вызывая сестру:
— Смотрите! Он улыбается!
— Это газы, миссис Паркер.
— У других детей это, может быть, и газы, — упрямо сказала она, — а мой сын улыбается.
Дженифер волновалась, как она будет относиться к своему ребенку, будет ли хорошей матерью… Ведь дети так утомляют! Они пачкают пеленки, требуют, чтобы их постоянно кормили, плачут и спят. И с ними невозможно объясниться!
Я не буду к нему абсолютно ничего чувствовать до четырех или пяти лет, думала она. И была неправа! С того момента, как родился Джошуа, она любила его любовью, о способности к которой она даже не подозревала в себе. Ей владело дикое желание укрыть, защитить его. Джошуа был так мал, а мир так
