— Скоро начинается крупный турнир по гольфу, и, если вы не вылечите мою спину, я не смогу насладиться этим зрелищем.
Кэт тяжело вздохнула.
— Турнир по гольфу.
— Да.
Она с трудом сдерживала себя.
— А знаете что, идите-ка вы домой. Примите две таблетки аспирина и, если утром не почувствуете себя лучше, позвоните мне. — Кэт выскочила из неотложки, оставив пациента с раскрытым от изумления ртом.
«Маленькая моторная лодочка» Гарри Боумана оказалась моторной яхтой длиной почти пятьдесят футов.
— Добро пожаловать на борт! — воскликнул он, приветствуя Пейдж, Кэт и Хони.
Хони с восхищением осматривала яхту.
— Она просто великолепна, — не удержалась от похвалы Пейдж.
Три часа они плавали по заливу, наслаждаясь теплым летним днем. Впервые за много недель все они действительно отдыхали.
Когда яхта бросила якорь у острова Эйнджел и все приступили к роскошному обеду, Кэт сказала:
— Вот это жизнь! Давайте не возвращаться на берег.
— Прекрасная мысль, — поддержала ее Хони. Да, это был благословенный день. Потом все вернулись на палубу, и Пейдж обратилась к Боуману:
— Не могу передать тебе, как мне здесь нравится.
— Мне приятно это слышать. — Он легонько похлопал ее по плечу. — Можем повторить. В любое время. Вы трое всегда желанные гости на борту моей яхты.
«Какой приятный мужчина», — подумала Пейдж.
Хони нравилось работать в родильном отделении. В его палатах все время возникала новая жизнь, появлялись новые надежды, это был бесконечный, радостный процесс.
Женщины, рожавшие впервые, нервничали, побаивались, а те, кто уже через это когда-то прошел, думали только о том, как бы побыстрее все закончилось.
Одна из рожениц, у которой начались схватки, сказала Хони:
— Слава Богу! Не могу дождаться, когда снова смогу увидеть носки своих туфель.
Если бы Пейдж вела дневник, то день пятнадцатое августа она отметила бы красным. Именно в этот день в ее жизни появился Джимми Форд.
Джимми работал санитаром. Пейдж никогда еще не встречала человека с такой яркой улыбкой и таким веселым характером. Он был небольшого роста, худенький, выглядел лет на семнадцать. На самом деле ему было двадцать пять, и он носился по больничным коридорам, как неунывающий ураган. Ничто не могло опечалить его.
Джимми постоянно выполнял чьи-либо поручения, у него абсолютно отсутствовало чувство субординации, и он вел себя с докторами, медсестрами и санитарами совершенно одинаково.
Джимми Форд любил рассказывать анекдоты.
— Вы слышали про пациента в гипсе? Парень, который лежал на соседней койке, спросил у него, чем он зарабатывал на жизнь. Тот отвечает: 'Я был мойщиком окон в «Эмпайр стейт билдинг». Тогда другой парень спрашивает: «А когда уволился?» «Когда падал, примерно на половине пути».
Джимми всегда смеялся и с удовольствием помогал каждому, кто в нем нуждался.
Он обожал Пейдж.
— Когда-нибудь я тоже стану доктором. Хочу быть похожим на вас.
Он все время приносил ей какие-нибудь скромные подарки: леденцы, сувениры, маленькие игрушки. И каждый подарок сопровождался анекдотом.
— В Хьюстоне мужчина останавливает прохожего и спрашивает: «Как мне побыстрее попасть в больницу?» «А ты скажи что-нибудь плохое про Техас».
Анекдоты его были ужасными, но Джимми рассказывал их очень забавно.
В больницу они с Пейдж приходили в одно время, и он всегда подъезжал к ней на своем мотоцикле.
— Пациент спрашивает: «Моя операция опасная?» А хирург отвечает: «Нет. Операция, которая стоит двести долларов, не может быть опасной».
И убегал по своим делам.
Если у Пейдж, Кэт и Хони одновременно выдавался свободный день, они отправлялись гулять по Сан-Франциско, Посетили «Датскую мельницу», «Японский чайный сад», гуляли по Набережной рыбаков, катались на канатном трамвае, смотрели пьесы в театре «Каррен», ужинали в ресторане «Махарани» на Пост-стрит. Все официанты в этом заведении были индийцами, и Пейдж изумила Кэт и Хони, обратившись к ним на хинди: «Hum Hindustani baht bahut ocho bolta hi», — и с этого момента они стали там самыми почетными посетителями.
— Где ты научилась говорить на индийском? — спросила Хони.
— На хинди, — поправила Пейдж и замялась. — Мы… Я жила некоторое время в Индии…
Воспоминания были еще так свежи в памяти. Они с Альфредом в Агре, осматривают Тадж- Махал.
«Шах— Джахан построил его для своей жены. На это ушло двадцать лет, Альфред».
«Я тоже построю тебе Тадж-Махал. И меня не интересует, сколько для этого понадобится времени!»
«Это Корен Тернер. Моя жена». Пейдж услышала свое имя и вернулась к действительности.
— Пейдж… — Кэт встревоженно посмотрела на нее. — С тобой все в порядке?
— Да. Все хорошо.
Изнурительные дежурства продолжались. Снова наступило и прошло Рождество, второй год ординаторства перешел в третий, но ничего не изменилось. Больница жила своей жизнью, не касаясь внешнего мира. Войны, голод и катастрофы в далеких странах блекли в сравнении с борьбой за жизнь пациентов, которую приходилось вести круглосуточно.
Кэт и Пейдж столкнулись в коридоре больницы, Кэт усмехнулась и спросила:
— Ну как, развлекаешься?
— Когда ты спала в последний раз? — в свою очередь поинтересовалась Пейдж. Кэт вздохнула.
— Да кто же такое помнит?
Они тянули эту лямку сквозь длинные дни и ночи, стараясь не сломаться, перехватывая бутерброды, когда выдавалось время, и запивая их холодным кофе из бумажных стаканчиков.
Сексуальные домогательства со стороны мужчин, похоже, стали частью жизни Кэт. Гнусные предложения следовали постоянно, и не только от докторов, но и от пациентов, пытавшихся затащить ее в постель. Однако и пациенты, и доктора получали один и тот же ответ: «В мире не существует мужчины, которому я позволю дотронуться до себя».
И она действительно верила в это.
Как— то утром, когда Кэт была очень занята, раздался очередной звонок от Майка.
— Привет, сестренка.
Кэт знала, что за этим последует. Она отослала ему все деньги, которые ей удалось сэкономить, но в глубине души Кэт понимала, что, сколько бы она ни отправляла, Майку всегда этого будет мало.
— Мне чертовски неудобно надоедать тебе, Кэт. Правда. Но у меня не большие неприятности. — Голос Майка звучал напряженно.
— Майк…, с тобой все в порядке?
