— В церковь, — крикнул отец Хайме. — Церковь они не будут бомбить.
Он был прав. Все знали, что церковь поддерживала каудильо и сквозь пальцы смотрела на жестокость по отношению к его противникам.
С трудом пробиваясь сквозь толпу бегущих в панике людей, семья Миро устремилась к церкви.
Мальчик судорожно вцепился в руку отца, стараясь не слышать жуткого грохота вокруг. Он помнил то время, когда отец не боялся и не спасался бегством.
— Папа, будет война? — спросил он как-то отца.
— Нет, Хайме. Все это газетная болтовня. Мы лишь просим у правительства предоставить нам чуть больше независимости. Баски и каталонцы имеют право на свой язык, свой флаг и свои праздники. Мы все одна нация. И испанцы никогда не будут воевать с испанцами.
Хайме был слишком молод и не понимал, что на карту было поставлено нечто большее, чем спор с басками и каталонцами. Это был глубокий идеологический конфликт между республиканским правительством и националистами правого крыла, и из искры разногласий быстро разгорелся огромный пожар войны, вовлекший в нее с десяток иностранных государств. Когда превосходившие силы Франко разгромили республиканцев и у власти в Испании утвердились националисты, Франко сосредоточил свое внимание на непокоренных басках: «Их надо наказать».
Продолжала литься кровь. Группа баскских лидеров сформировала ЕТА, движение за свободное государство басков, и отцу Хайме было предложено вступить в эту организацию.
— Нет. Я против этого. Мы должны получить то, что принадлежит нам по праву, мирным путем. Войной мы ничего не добьемся.
Но ястребы войны оказались сильнее голубей мира, и ЕТА быстро превратилась в грозную силу.
У Хайме были друзья, чьи отцы принимали участие в ЕТА, и они рассказывали об их героических подвигах.
— Мой отец и его друзья взорвали штаб гражданской гвардии, рассказывал один из приятелей Хайме.
Или:
— Ты слышал об ограблении банка в Барселоне? Это мой отец. Теперь они смогут купить оружие, чтобы драться с фашистами.
А отец Хайме говорил:
— Насилие бессмысленно, нужно идти путем переговоров. — Наши взорвали в Мадриде один из их заводов. Почему твой отец не с нами? Он что, трус?
— Не слушай своих приятелей, Хайме, — говорил ему отец. — То, что они делают, — преступление.
— Франко приказал казнить без суда и следствия нескольких басков. Мы начинаем всеобщую забастовку. Твой отец присоединится к нам?
— Папа?…
— Мы все испанцы, Хайме. Мы не должны допустить, чтобы нас разъединяли.
И мальчик терзался сомнениями. «Неужели друзья правы? Мой отец трус?» Хайме верил отцу.
И вот — Армагеддон. Мир рушился вокруг него. Улицы Герники были заполнены толпами кричащих людей, пытавшихся спастись от падавших бомб. Повсюду взрывались здания, монументы и тротуары, разлетаясь осколками бетона и брызгами крови.
Хайме, его мать, отец и сестры добежали до большой церкви единственного уцелевшего здания на площади. С десяток людей барабанили в дверь.
— Впустите нас! Во имя Христа, откройте!
— Что происходит? — крикнул отец Хайме.
— Священники заперлись в церкви. Они нас не пускают.
— Давайте выломаем дверь!
— Нет!
Хайме с удивлением посмотрел на отца.
— Мы не будет вламываться в Божий храм, — сказал отец. — Он защитит нас, где бы мы ни были.
Когда они увидели появившийся из-за угла отряд фалангистов, открывший по ним пулеметный огонь, было слишком поздно. Безоружные мужчины, женщины и дети падали на площади, сраженные пулеметными очередями. Смертельно раненый отец Хайме схватил сына и прижал его к земле, укрывая своим телом от смертоносного града пуль.
После атаки землю окутала зловещая тишина. Как по волшебству стих грохот орудий, топот бегущих ног и крики. Открыв глаза, Хайме еще долго лежал, чувствуя на себе тяжесть тела отца, заботливо укрывшего его от смерти. Отец, мать и его сестры были мертвы, как и сотни других людей. И над их телами возвышались запертые двери церкви.
Той же ночью Хайме выбрался из города и, добравшись через два дня до Бильбао, вступил в ЕТА.
Принимавший его офицер взглянул на него и сказал:
— Ты слишком молод, чтобы вступать в наши ряды, сынок. Тебе бы в школу.
— Вы и будете моей школой, — тихо сказал Хайме. — Вы научите меня драться, чтобы я мог отомстить за смерть своих близких.
Он никогда не сомневался в правильности своего выбора. Он сражался за себя и за свою семью, его подвиги стали легендарными.
Хайме продумывал и совершал отчаянные налеты на заводы и банки, казнил тиранов. Когда кто-то из его людей попадал в плен, он осуществлял дерзкие вылазки, чтобы их спасти.
Услышав о том, что для подавления баскского движения формируется ГОЕ, он с улыбкой сказал: «Хорошо. Значит, нас заметили».
Он никогда не задавался вопросом, ради чего идет на риск. Было ли это связано с не раз услышанным в детстве: «Твой отец трус», или же он пытался что-то доказать себе и другим. Он просто вновь и вновь подтверждал свою храбрость и не боялся рисковать жизнью ради того, во что верил.
Теперь из-за того, что один из его людей проявил в разговоре некоторую неосторожность, на Хайме свалилась эта монахиня. «Есть какая-то ирония в том, что ее церковь теперь на нашей стороне. Но она опоздала, разве что ей удастся устроить второе пришествие и воскресить моих мать, отца, сестер», — с горечью думал он.
Они шли по ночному лесу, пестревшему вокруг бледными пятнами лунного света. Они держались подальше от городов и крупных дорог, постоянно настороже, готовые к малейшей опасности. Хайме не обращал на Миган никакого внимания. Они шли вместе с Феликсом и делились воспоминаниями о своих приключениях. Миган с интересом прислушивалась к их разговору. Ей никогда не доводилось встречать таких людей, как Хайме Миро. В нем чувствовалась твердая уверенность в своих силах.
«Если кто и поможет мне добраться до Мендавии, — думала Миган, — так это он».
Временами Хайме было жалко эту сестру и он даже испытывал невольное восхищение тем, как она держалась во время этого нелегкого путешествия. И он думал о том, как приходится остальным с их подопечными от Господа.
У него, по крайней мере, есть Ампаро Хирон, и по ночам ему было с ней очень хорошо.
«Она так же предана нашему делу, как и я, — думал Хайме. — И у нее даже больше оснований ненавидеть правительство».
Все родные и близкие Ампаро погибли от рук националистов. Она была крайне независима и очень темпераментна.
На рассвете они подошли к Саламанке, расположенной на берегах реки Тормес.
— Здесь в университете учатся студенты со всей Испании, — объяснил Миган Феликс. — Это,
